Читаем без скачивания Россия и современный мир №2/2012 - Юрий Игрицкий

Исследователи с полным правом припечатали ЕР как «функцию от исполнительной власти» [17, с. 41], «придаток исполнительной власти» [5, с. 58], «объединение чиновников» [21, c. 2] и «клуб по интересам», члены которого заинтересованы в максимально эффективном использовании в своих целях государственной собственности [13, с. 125].

Если количество VIP-членов «Единой России» зависело и зависит от близости и лояльности чиновников высшего ранга руководству «клуба», то рост числа рядовых членов партии – во многом от лояльности чиновников вышестоящему начальству и их способности рекрутирования зависимых граждан. Перед выборами 2003 г. партия насчитывала, согласно ее собственной статистике, 400 тыс. членов, после победы на этих выборах – уже 680 тыс., а в конце 2010 г. – свыше 2 млн. Среди них – 26 % пенсионеров, студентов и вообще не работающих, 21,2 – занятых в системе образования, 20,9 – занятых в промышленности; 13,25 – государственных служащих, 4 % предпринимателей20.

На 1 января 2011 г., по данным Министерства юстиции, в ЕР состояли 2 073 772 человек. На тот момент пять единороссов заседали в правительстве и более 70 – в Совете Федерации. Сейчас партия располагает 238 местами из 450 в Государственной думе и 2838 местами из 3787 в региональных парламентах. Если бы ЕР ко всему этому обладала такой полнотой власти, как приснопамятная КПСС, вполне можно было бы вести речь об однопартийном государстве в России. Но будучи «функцией» и «клубом», она сама зависела и зависит от тех, кто определяет функции и руководит клубом. Б.И. Макаренко приводит откровенное высказывание одного из партийцев ЕР с многолетним стажем: «“Единая Россия” создавалась для того, чтобы стать проводником государственной политики команды Владимира Путина… Партия не призвана стать “руководящей и направляющей силой” государства, а лишь проводником воли политической. А это разные задачи, требующие совершенно разных инструментов. Такая структура, лишенная субъектности, никак не может стать мощной идеологической и политической машиной» [16, с. 55].

«Единой России» вполне комфортно быть океанским лайнером, вместе с которым одним курсом, определяемым руководством «клуба», следуют пароходики, яхты и даже шлюпки.

Многие исследователи сходятся в том, что оппозиционные партии в России представляют системную оппозицию (системную в смысле включенности не в некую партийную, а в политическую, еще точнее в режимную систему; критикуя режим, они прекрасно сосуществуют с ним, понимая, что к верховной власти им не подобраться). Применительно к монархическому строю такую оппозицию можно было бы еще с полным правом назвать придворной. Но ведь существует восприятие и существующего режима как «Дворца» – метафору «дворцового государства», введенную Ключевским, использует применительно к современной российской действительности И.И. Глебова [6]; стало быть в таком государстве не только партия власти «дворцовая» («клубная»), но и оппозиция придворная.

Вместе с тем субъективные интересы и объективная роль оппозиционных партий в современной России неодинаковы. Идеология и ценности КПРФ кардинально отличаются от идеологии и ценностей «Единой России», как и нынешней власти в целом. Это системная партия, вполне удовлетворяющаяся ролью вечного оппозиционера, который попал бы в труднейшее положение, получи он реальную власть. И тем не менее – она «Другая» в системе, смирившаяся с системой, но не подлаживающаяся под нее, она придворная, но не притворная. Ее социальный радикализм выношен. Это не крайне левый революционный радикализм, а просто левый парламентский, действительно оппозиционный, не мнимый.

Другие партии скорее играют в оппозицию, чем воплощают ее. По большому социальному счету оппозиционность многих из них не просто придворная, но и притворная. Социальная сущность режима осталась бы прежней, приди они к власти. Главное же, что ввиду отсутствия реальных шансов они серьезно о власти и не помышляют. Главное для них – сохранить свою электоральную нишу и остаться на плаву политической жизни. Впрочем, об этом – позже, кое-что на российской политической сцене все же изменилось в самое последнее время.

КПРФ насчитывает 154 тыс. членов21. Если судить по результатам ее участия в выборах, она достигла пика своей популярности в массах в середине и конце 1990-х годов. В 1995 г. за нее проголосовали 22,3 % избирателей; в 1999 г. – 24,29 %. Эти цифры, однако, не должны наводить на мысль о складывании тенденции: второй, наивысший за все время показатель, свидетельствует о росте протестных настроений в народе после серьезного экономического кризиса 1998 г. Дальнейшая история избирательных кампаний партии грустна: 12,61 % голосов в поддержку в 2003 г., 11,57 – в 2007, 19,19 % – в 2011 г. Мы видим прямую связь между ростом / падением влияния коммунистов и экономической ситуацией в стране, а также ростом / падением авторитета президента России и партии власти. Это проявление естественной закономерности электоральных процессов во всем мире, но никак не следствие появления новых харизматических лидеров в руководстве КПРФ и новых мобилизующих идей в ее программе.

Примечательно, что на всех выборах президента России кандидат от КПРФ занимал вторые места. В 1991 г. Н. Рыжков уступил Б. Ельцину, победившему с огромным отрывом; в 1996 г. Г. Зюганов уступил Ельцину; в 2000 г. он же проиграл В. Путину; в 2004 г. Н. Харитонов и в 2008 г. снова Зюганов оказались далеко позади соответственно В. Путина и Д. Медведева. Здесь невозможно обнаружить каких-либо аналогий с опытом крупнейших зарубежных стран; эта ситуация просто-напросто арифметически отражала соотношение между числом сторонников движения российского общества вперед, в будущее (пусть даже не слишком ясное будущее) и сторонников движения назад, в прошлое (пусть даже скорректированное прошлое).

При этом чем дальше страна шла в будущее, тем определеннее высвечивались идеологемы прошлого в программе КПРФ. Когда-то лидеры партии (15 депутатов Верховного Совета РСФСР от коммунистической фракции и еще шесть от фракции «Отчизна», в которую входили радикальные коммунисты) проголосовали за ратификацию Беловежских соглашений, ознаменовавших конец Советского Союза. В 1996 г. Зюганов поздравил Ельцина с победой на президентских выборах скорее как коллегу по политическому цеху, чем идейного противника. Прошел страх перед репрессиями со стороны государства, возглавлявшегося могильщиком коммунизма Ельциным. Страна, ведомая последним по пути либеральных реформ, действительно оказалась ввергнута в тяжелейшую социально-экономическую ситуацию. На измучивший всех вопрос «что делать?» партия Зюганова все чаще показывала направление назад.

Посмотрим, с чем КПРФ выходила на парламентские выборы 4 декабря 2011 г. Было бы большой ошибкой считать все ее программные заявления пустыми и идеологически неприемлемыми. Напротив, определенная их часть отвечает интересам всего населения России и может быть реализуема. Оставим в стороне самые общие благие пожелания типа «утвердить справедливые международные отношения» или «создать новый союз братских народов», откровенно декларативные и потому неосуществимые в программе любой партии. Но вот ряд требований и справедливых, и выполнимых:

– обеспечить бесплатным жильем семьи с низкими доходами и облегчить условия покупки жилья в кредит, а плату за жилье ограничить 10 % дохода семьи;

– обеспечить массовый отдых детей в здравницах и лагерях отдыха за счет государства;

– удвоить бюджетные расходы на культуру и науку в течение трех лет, причем законодательно установить минимальный уровень расходов на науку в размере 4 % от ВВП;

– ввести прогрессивный подоходный налог;

– ужесточить наказания за коррупционные преступления и обеспечить широкий общественный контроль за материальным положением должностных лиц всех уровней.

Можем ли мы не согласиться с этими (и рядом других) требованиями?

Но одновременно (точнее перед всем этим) КПРФ обещает обществу народовластие и социализм, новую индустриализацию страны при национализации ключевых отраслей промышленности, распределение доходов от природной ренты между всеми гражданами. Каким образом партия рассчитывает это сделать, не раскрывается ни в ее программе, ни в заявлениях ее лидеров. Но история хранит память о том, как подобные лозунги реализовывались коммунистами-ленинцами и коммунистами-сталинцами. И коммунисты-зюгановцы подбрасывают поленья в топку этой памяти лозунгами «Социализму – быть!», «Вставайте, люди русские!», плакатами с изображениями Зюганова и Сталина, Сталина и Зюганова22.

Националистические лозунги начинают занимать все более заметное место в программе КПРФ; это одновременно сближает ее с ЛДПР и вызывает растущее раздражение последней – ведь именно ЛДПР первой заняла националистическую нишу во внутрироссийской идеологической конкуренции.