Читаем без скачивания Продолжение следует, или Наказание неминуемо - Фридрих Незнанский

— Конечно, старина, все устает… — философски заключил «очкастый». — Хорошо, что не на взлете… Они ж гоняют машины на износ, сами рискуют без конца.

— А мы — фаталисты… Но нет худа без добра…

«Повезло? — отстраненно подумал Александр Борисович. — Так кто у меня сегодня мой талисман? Эва или эта, в пилоточке?.. А что, если пришлют новый самолет из Москвы, то сколько ж ждать? Не лучше ли сдать билет и уехать любым проходящим поездом?.. И потом, Турецкий, чего это ты так торопишься в Москву? Горит там у тебя? Наверное, как раз наоборот, горит именно здесь, и ты сам прекрасно догадываешься, почему…»

Стюардесса — это, конечно, шутка, а вот встретиться с Эвой было бы чрезвычайно приятно. Но где она? Вопрос прозвучал для Турецкого странно. Как где? В одной из гостиниц, разумеется. Надо просто прозвонить пяток центральных, в дешевых «номерах» уважающая себя «девушка» останавливаться не будет, если только… Ну да, если не у своих знакомых. Но она же намекнула, что прилетела сюда специально, в расчете встретиться именно с ним — в первую очередь. А уж свои дела — это попутно. И если она действительно рассчитывала его встретить здесь, то наверняка подумала и о месте встречи — Эва всегда отличалась трезвой практической жилкой, свойственной, вероятно, даже самым страстным и невоздержанным в сексуальном отношении прибалтийским женщинам. Другими словами, последнее для нее не было вопросом, не имеющим конкретного практического решения.

И еще раз мимолетное сожаление тронуло его своим крылом в виде напоминания об очаровательной стюардессе, имени которой он так и не удосужился узнать. Увы… А Эву он нашел через полчаса, после десятого или одиннадцатого телефонного звонка в справочные службы воронежских гостиниц. Гражданка Латвии госпожа Ладзиня Эва Теодоровна остановилась в фирменной гостинице «Воронеж», где сняла полулюкс, как она радостно объявила ему, услышав, что самолет не улетел из-за каких-то серьезных поломок, а новый прилетит неизвестно когда, и Турецкий сдал билет, чтобы ехать поздно ночью или под утро проходящим поездом, и поэтому у него теперь масса свободного времени. Больше ничего объяснять не требовалось и спустя полчаса Александр Борисович поднялся на третий этаж центральной гостиницы.

Гражданка Латвийской Республики, кажется, и не собиралась распаковывать свой довольно-таки объемный кофр на колесиках. Но полупрозрачный, невероятно, кстати говоря, сексапильный халатик, конечно, достала, и встретила Александра Борисовича уже облаченная по-домашнему. И он также не заставил себя долго ожидать.

Ну, халатом он пользоваться не собирался, поскольку у него с собой его и не было, но полотенце предусмотрительно достал. И эта его маленькая тактичная предусмотрительность, продиктованная многосторонним жизненным опытом, так умилила пухленькую страстную женщину, высоко ценившую не только первоосновы любовной науки, но также и сугубое преимущество обильных излишеств, что последовавшая затем почти полуторачасовая лавина упоительных взаимных эскапад сопровождалась только нарастающим потоком взволнованных междометий. Звучавшие с явным латышским акцентом, они безумно возбуждали Турецкого, начинавшего уже всерьез опасаться за свое драгоценное здоровье. Но недаром же и Эва считала себя знатоком любовных утех, она умудрялась чисто интуитивно просекать ситуацию, заставляя себя соблюдать меру даже тогда, когда мозги срывались с тормозов.

Турецкий и в лучшие-то времена высоко ценил это ее великое женское умение, а что было думать теперь? Да просто гениальный мастер!..

Короче, тяжело груженный корабль его желаний, стремительно ворвавшись в укромную и уютную бухту, устало навалился сильно побитым и ободранным в бесчисленных океанских штормах корпусом на спасительную причальную стенку, и долго еще содрогался потом, встреченный громом праздничного салюта, восторженными всхлипами бесчисленных оркестров и прочими массовыми проявлениями безмерного народного ликования…

А народ действительно ликовал. Вероятно, это был тот самый редчайший в нормальной жизни случай, когда идеально притертые друг к другу детали в своем бесконечном движении и создавали реальные предпосылки для изобретателей вовсе и не такого уж фантастического, как представлялось, «вечного» двигателя. Пусть один случай на миллион, но зато какой!

И еще одно, почти идеальное умение Эвы заключалось в том, что она могла в вынужденных паузах легко переключаться с одной темы на другую, не создавая при этом в мозгах любимого партнера ненужной путаницы и сумятицы из несвязных, подозрительных по смыслу фраз и нелогичных вопросов. Зато, легко ухватившись за кончик какой-нибудь почти неразличимой мысли, она могла долго и ненавязчиво, а главное, совершенно беззаботно вытягивать и раскручивать ее, доставляя при этом немалое удовольствие самодовольному мужчине, для которого его собственное дело, разумеется, всегда оставалось наиважнейшим в жизни. Вот и этот быстро приближающийся вечер не стал непривычным исключением.

— И чем же занимался в этом скучном городе мой любимый мужчина? — спросила Эва, аккуратно раскладывая у Александра на груди свои роскошные белокурые волосы, издающие тонкий аромат явно нездешних духов, — она прекрасно знала, как обожал он в такие вот интимные минуты гладить и расчесывать пальцами ее крупные локоны.

— А разве Ирина тебе не сказала? — в свою очередь лениво поинтересовался он, имея в подтексте незаданный вопрос: а о чем вы вообще трепались с Иркой.

— Нет, — словно зазвонил тонкий «колокольчик» голоса Эвы, — мы обе были… дипломаты, да? — «Колокольчик» продолжал звонить.

«Ну что ж, во всяком случае, Ирка — не дура… У нее хватает такта…»

— Неприятное дело, дорогая моя… Есть такие нехорошие парни, их зовут скинхедами, может, слышала…

— Даже видела. Они не оставляют приятного впечатления, да?

— Уж это точно подмечено… В общем, здесь недавно убили одного иностранца. Важного. Решили возбудить политическое дело. Надо было разобраться и дать верную оценку.

— И ты это сделал, мой любимый, так? — с готовностью подхватила Эва.

— Именно так, — довольно ухмыльнулся он. — Не я один, конечно, товарищи вместе со мной работали.

— Я знаю, ты тактичный, — поощрительно улыбнулась она. — Делаешь сам, а других хвалишь. В тебя стреляют, а ты, мой герой, говоришь: пустяки. О, мадонна, как это похоже!..

— На что? — машинально спросил он, накручивая локон на палец.

— Папа… Он бы меня совсем не понял. Я не говорила. Он был этот… Вы зовете националист. Он любил старую Латвию и не хотел новой.

— С немцами, что ль? — не придал значения Турецкий.

— Нет. Я не так сказала. Он свастику тоже не любил. Как любят ее ваши скинхеды, да? Он хотел старый порядок. Президент, сейм… А ваши тогда не хотели. Они никогда не хотели.

— А я правда не знал. Значит, ты дочь невинно репрессированного?

— Наверно, невинный — не совсем так. Он же не любил русских. И мне бы не разрешил.

Вот как?.. Турецкий задумался. Ну а по правде говоря, что он знал об Эве? О ее семье, прошлом? О ее родителях? Да ничего толком не знал. Раньше, встречаясь, они торопились делать то, к чему оба непосредственно и стремились, а если разговаривали, то разве что о тех вещах или событиях, которые непосредственно касались их лично. Кажется, однажды у нее промелькнуло, что отца давно нет, а мама занимается какими-то швейными делами — то ли модная закройщица, то ли обычная портниха. Ну хорошо, и что это меняет теперь? Пострадал, надо понимать, отец за дело. Раз сама дочь сомневается в его невинности.

— А зачем теперь ворошить старое? — сказал он. — Латвия — свободная, самостоятельная страна, мы друг для друга иностранцы, и, скажу тебе откровенно, мне даже какую-то остроту в наших с тобой отношениях придает такая ситуация. А тебе?

— Я люблю с тобой, — просто сказала она.

— И со мной? — почему-то шутливо сорвалось у него с языка.

— Ты хочешь думать, что и с другими — тоже? — Эва серьезными глазами уставилась на него. — Но я так не скажу! И тех, которые у нас тоже ходят со свастикой, я так же ненавижу, как ты — ваших.

— Девочка моя, — целуя Эву, сказал Александр, — а зачем нам обсуждать каких-то скинхедов? Разве более приятных дел больше нет? Или ты устала и тебе надо отдохнуть? Кажется, мы темп взяли немного слишком, нет?..

— Я тебя берегу. Ты был ранен, я узнала. Но, как ты обычно говоришь, шкура целая, да? Это хорошо, ты мне нужен целый. А про отца я вспомнила потому, что если бы он сегодня жил, ему бы вернули его прошлые заслуги. Но он все равно был бы лучше, чем скинхеды.

— А он что, с «зелеными братьями» был связан? Или как там они у вас назывались тогда?

— Наверно. Но ты не сердишься?.. На меня. Что я не говорила.

— Слушай, маленькая моя, да какая теперь разница? У вас и сегодня полно тех, кто нас, ну, русских, ненавидит. Но лично у меня в Латвии врагов нет, зато есть много хороших друзей. И никто из нас никогда не тычет друг в друга пальцем. Мало ли что бывало в прошлом?