Читаем без скачивания Поцелуй льва - Михаил Яворский

За несколько кварталов до улицы Коперника мы услышали какие-то странные звуки. Мы остановились, прислушиваясь к словам. Голоса сливались в жуткий мотив: «Мы закрыты! Мы умираем с голода! Помогите! Откройте двери!» Голоса волнами доносились из тёмно-серых зданий на углу улиц Сапеги и Коперника. Это была тюрьма Лонцкого.

Мы побежали туда.

Когда узники заметили нас, выкрики усилились: «Помогите! Откройте дверь!» Сотни рук махали нам из-за решёток. Мы же, по примеру нашего главного, высоко подняли винтовки в знак того, что собираемся помочь им.

Вскоре мы были возле входа. Но вид тяжёлых стальных дверей навевал мысль, что кто в них зашёл, выйти ему уже не судится.

Мы били по ним прикладами винтовок, но они не поддавались и наш командир предложил стрелять по замку. Мы отошли назад! Выстрелили! Никакого результата. Мы снова атаковали двери прикладами, но они и не пошевелились, потому что были закрыты на мощный засов в середине.

Кто-то предложил снести двери ручной гранатой, но никто не знал как это сделать.

На звуки наших напрасных попыток узники закричали ещё громче: «Откройте двери! Откройте двери! Откройте! Откройте!» Они казались такими озверевшими, что в душе я побаивался их выпускать.

Вдруг с другой стороны двери послышался дрожащий голос:

― Вам чего?

―Откройте двери! ― крикнули мы.

― Кто вы?

―Сказано, откройте двери!

―Кто вы такие?

― Патруль.

― Какой такой патруль?

― Патруль милиции.

― Чьей милиции?

― Народной милиции. Немедленно откройте, или будем стрелять.

― Вы же просто дети…― он наверно украдкой наблюдал за нами через какую-то щель.

― Мы милиция! ― повторили мы. ― Пока не поздно, откройте двери!

― Вы не понимаете. Тут тьма-тьмущая преступников: коммунистов, националистов, другого отребья. Их нельзя просто выпустить. Поэтому я тут и остался― чтобы передать ключи новой власти. Я ответственный за ключи от камер.

― Открывайте! Мы― новая власть!

Помолчав, человек сказал:

― Хорошо, но пообещайте, что не тронете меня.

― Обещаем, ― хором сказали мы.

По обе стороны дверей установилась напряжённая тишина. Он, наверно, рассматривал нас в щель. Затем мы услышали бряцание ключей в замке и скрип внутреннего засова. Мы стояли с винтовками напротив входа.

Двери медленно начали отворяться. В тусклом свете мы увидели небритого старика в помятой форме тюремного сторожа. Мне он показался полусумасшедшим. Передав нам три связки ключей, он растолковал, что тут есть сорок камер, где сидят несколько сот заключенных ― некоторые политические, а в основном обыкновенные уголовники.

Мы предложили ему исчезнуть вон, пока мы не открыли камер, но он настоял что останется, потому что не боится. За всё время своей службы он никогда не контактировал с заключёнными. Все двадцать лет он тут только и делал, что ремонтировал замки и изготовлял ключи. Он сказал, что человек он богобоязненный и никого бы никогда не обидел. С тех пор, как пять лет назад умерла его жена, тюрьма Лонцкого стала для него единственным домашним очагом, тут он себя чувствовал в безопасности, как нигде.

Он хотел сопровождать нас к центральному зданию тюрьмы, где находилось большинство узников, но мы приказали ему остаться.

Выйдя во двор, мы услышали полные отчаяния голоса: «Выпустите нас! Выпустите нас!» Сотни рук бешено рвались из-за малюсеньких зарешеченных окон, приветствуя нас.

Мы открывали камеру за камерой сверху вниз.

Из каждой двери вырывалась стайка грязных неопрятных существ. Некоторые на мгновение останавливались, словно не веря в свою свободу. Только нескольких заинтересовало, кто мы такие. Те, кто ещё был закрыт в камерах, непрерывно стучали в двери.

Вскоре вся огромная тюрьма опустела. Проверяя повторно третий этаж центрального строения, я зашел в мрачную камеру. Воздух в ней попахивал экскрементами, на стенах нацарапаны забытые имена, даты, непонятные сентенции, прощания, ругательства. На одной из стен было вырезано ряд маленьких крестиков с инициалами и датами.

Осматривая эти иероглифы, я испугался, что двери внезапно захлопнутся, закрыв меня в середине. Я опрометью выскочил в коридор, сбежал вниз по лестнице и только эхо шагов осталось сзади.

На другой стороне двора стояло здание, в которое мы вошли с улицы Сапеги. Кругом наступила тишина и я испугался, что мой патруль меня бросил.

По дороге на улицу я наткнулся на старого ключника. Последнее официальное действие он совершил, впустив нас внутрь. Теперь он лежал на земле с глубокой раной в голове, широко раскинув руки. Одна ладонь была повёрнута так, словно он просил смилостивиться над ним.

Остановившись, чтобы вложить ему связку ключей в руку, я заметил то, что не видел до сих пор ― одна его нога была деревянной. Теперь она была неподвижной, как и всё его тело.

РОЗОВЫЙ «МЕРСЕДЕС»

― Что такое? Чего вы хочете? Мою жизнь? ― послышался голос отца Ванды.

― Нет, твой «Мерседес»! Хочем покататься!

― Это же моя собственность.

― Мы хочем твой «Мерседес», ― захохотали мы. ― Держи свою собственность.

― Но он же принадлежит мне.

Игорь, наш милицейский капитан, прокричал: «Как для старого пердуна, ты хороший дурак. Открывай двери! У нас нет времени точить лясы с тобой». Один из ребят добавил: «Не откроешь, подожжем дом».

Чтобы придать весомости нашим словам, я выстрелил в воздух.

Наступила тишина. Ребята мечтательно поглядывали один на другого и на двери, за которыми стоял «Мерседес».

Наконец Вандин, когда-то могущественный, отец трясущимися руками кинул нам ключи. Как будто по волшебству они упали прямо мне в руки.

Перед нами во всей своей роскошной красе стоял «Мерседес-Бенц» с откидным верхом. Его медные фары глазели на нас с бесстыдным любопытством.

Его верх был открытым, как бы приглашая нас овладеть этим гладким розово-кремовым телом, про которое я так долго мечтал. Мои ноздри ощутили изумляющий аромат ― смесь бензина и кожи. Я часто представлял себя водителем этого автомобиля.

Но сейчас место водителя занял Игорь. Остальные присоединились к нему. Двое должны были остаться и завести мотор. Наконец-то появилась искра. Мы аплодисментами приветствовали кашлянье мотора. Игорь нажал на педаль и могучий рёв побудил к более сильным аплодисментам.

Наконец розовый «Мерседес» выехал из гаража. Он пьяно пролетел через тротуар на улицу. Пытаясь развернуться, он резко накренился влево, отскочил вправо, выровнялся, и что-то булькнув себе, остановился как вкопанный.

В то время, пока остальные заводили мотор, Игорь выжимал сцепление, менял передачи, давил на газ, крутил туда-сюда ключом. Каждый раз «Мерседес» отвечал каким- то нездоровым чмыханьем. Со временем и оно стихло.

Некоторые начали толкать, но «Мерседесу» на это было начхать. «Вон все из машины! ― закричал Игорь. ― Толкните её по-настоящему».

Мы, как пчёлы, взялись за работу, но автомобиль не сдвинулся с места, пока Игорь не понял, что просто забыл снять его с ручного тормоза.

Теперь он двигался, но не было искры. И аккумулятор был нормальный, и бензина было достаточно. По крайней мере так считали некоторые ребята. Я же в автомобилях ― ни бум-бум. Игорь важно сидел на водительском месте, а мы его толкали, напевая «Эй, ухнем!». Хоть Игорь, обычно, в такие игры не играл, но к этой с удовольствием присоединился. «Вы, недобитки, ― пронзительно орал он, ― толкайте или вам тут смерть!» Для правдоподобности он выстелил в воздух.

Один из нас закричал:

― Тише! «Мерседес» сейчас перевернётся!

― Толкайте, рабы! ― ответил на это Игорь.

Наш смех, свист смешивались с выстрелами, когда мы катили «Мерседес» под гору. Через несколько кварталов улица выровнялась и затем пошла вниз. Когда авто начало набирать скорость, мы вскочили в него.

Выкраденный автомобиль теперь катился тихо и ровно, постепенно набирая скорость. Кое-кто начал имитировать величественный гул его мотора, и вскоре все присоединились к этому галдёжу.

Свыше десятка мальчишек ехало кто в, а кто сверху розового «Мерседеса». Двое уцепились за кузов, один разлёгся сверху, ещё двое пристроились на буксирном устройстве возле запасного колеса. Другие втиснулись на плюшевые сидения.

Я находился на кузове, моя левая рука и нога трепетали на ветру, словно парус.

В крутой части спуска «Мерседес» вдруг стремительно помчался вниз, подпрыгивая на брусчатке, виляя как пьяный туда-сюда.

Игорь прижал руки к клаксону. Я завизжал, остальные присоединились ко мне. Теперь автомобиль со своим экипажем сорвиголов, которые горланили, вопили, орали, мчался стрелой вниз. Казалось он вот-вот оторвётся от земли.

Не паникуя, Игорь приказал нам пригнуться, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Некоторые умоляли его нажать на тормоз, но он пригнулся к рулю, глаза его стали влажными, не замечая ничего, кроме соблазнительной скорости. Несколько раз меня чуть не снесло. Моя левая нога волочилась по мостовой, но каким-то чудом я удержал такое-сякое равновесие.