Читаем без скачивания Сиятельный - Павел Корнев

— Деда, — покачал я головой. — Он отличился при штурме Батавии. Получил тогда чин капитана и наследное дворянство.

— Ах да! — сообразила девушка. — Тринадцатый год от основания Второй Империи! Сорок лет назад, большой срок.

— В отставку дед вышел в полковничьем звании. Этот дом выстроил он…

Но история особняка Елизавету—Марию не заинтересовала, она как завороженная продолжала рассматривать саблю, и в светящихся девичьих глазах колыхалось при этом нечто на редкость неуместное.

— Кровь, — прошептала она. — Эта сабля собрала богатую жатву…

— Дед был лучшим саблистом полка, — сообщил я, потом стряхнул невесть с чего вернувшуюся было неуверенность и произнес: — Теодор покажет тебе комнату. Я буду к обеду.

— Как скажешь, Леопольд, — кивнула девушка и неожиданно спросила: — Сабля заточена?

— Кажется — да, — вздохнул я и отвернулся к дворецкому, который стоял в дверях и наблюдал за нами с нескрываемым изумлением. — Теодор! — повысил я голос, привлекая внимание отвыкшего за последние годы от гостей слуги.

Тот вздрогнул, поднял саквояж и попросил девушку:

— Следуйте за мной, госпожа.

Елизавета—Мария отправилась в гостевую комнату; на лестнице она слегка приподняла юбку платья, и вышло это на редкость элегантно.

У меня аж сердце стиснуло. Накатил озноб; странная смесь вожделения, облегчения, страха и презрения заполнила душу, но предаваться самобичеванию я не стал, схватил с полки котелок и опрометью выскочил из дома.

Пока шагал до ворот, перед глазами маячила ржавая макушка башни на вершине холма. Сейчас вздымавшийся к небу ржавый перст не сиял в темноте навигационными огнями и вызывал смешанные чувства: поражал ветхостью и одновременно давил мощью. Будто нечто забытое, нечто совсем из другой эпохи. А из прошлого или будущего — даже не скажу…

Казалось, давно должен был привыкнуть к этому виду, но нет — всякий раз мурашки по коже.

Когда распахнул калитку, под ноги выпал всунутый в щель конверт, без марок и надписей. Я озадаченно оглядел пустынную дорогу, поднял его и выщелкнул титановый клинок складного ножа. Вспорол клапан, ознакомился с лаконичным посланием и обреченно выругался.

Инспектор Уайт назначил встречу на полдень, а я вовсе не был уверен, что успею к этому времени освободиться. И более того — что вообще хочу сегодня видеть инспектора.

Я вновь выругался, на этот раз в голос, и зашагал под горку. Переходя через мост, не удержался, чтобы не глянуть вниз, но там никого не оказалось, лишь журчала прыгавшая по камням вода.

От портного я вышел во взятом напрокат костюме–тройке, нестерпимо модном и столь же нестерпимо броском, и с абсолютно пустым бумажником. Денег не осталось даже на обед, но испортить настроение это обстоятельство уже не могло.

Если вечером что–то пойдет не так, безденежье будет меньшей из моих проблем. Точнее — проблемой это уже не будет.

Ну в самом деле — зачем мертвецу деньги?

К тому же еще оставался инспектор. Какого дьявола ему понадобилось от меня в выходной?!

Переложив в левую руку пакет со старым костюмом, я побренчал мелочью, ссыпал блестящие монетки обратно в карман и зашагал к набережной Ярдена. Там воскресным утром оказалось не протолкнуться от праздношатающихся горожан, и очень скоро мне надоело ловить на себе заинтересованные взгляды нарядных барышень, их ничуть не менее расфуфыренных кавалеров и уличных торговцев. Тогда свернул на бульвар де Карта и вновь прогадал: обычно тихую улочку запрудила разношерстная публика, печальная и тихая. И только вопли раздававшего листовки пацана разносились над толпой, как разлетаются над пустынным берегом крики чаек.

— Полировочная машина на шесть ножей! Патентованная конструкция! — верещал чумазый паренек, рассовывая прохожим рекламу. — Просто крутите ручку! Блеск обеспечен! Легко как никогда!

Я взял мятый листок и придержал мальчишку.

— Что за манифестация? — спросил у него.

— Дирижера какого–то хоронят, — легкомысленно ответил тот. — Потерял палочку любимую и в петлю, чудик, полез.

На нас начали оглядываться, но пацана это нисколько не смутило.

— Струной удавился, дурик, — продолжил он и резко вскинул вверх большой палец. — Голова — чпок!

— Понятно, — кивнул я и зашагал прочь.

Сзади нагнал крик:

— Паровой утюг! Домашним хозяйкам в помощь! Гладьте быстро!

И сразу тихий гул почтенной публики, что медленно шествовала к императорскому театру, перекрыла яростная свара сцепившихся за территорию мальцов.

В этом — весь Новый Вавилон: чужая смерть здесь не стоит даже минуты тишины.

Ничего не стоит, если на то пошло.

И никогда не стоила.

Выкинув рекламную листовку в первую попавшуюся урну, я свернул на соседнюю улицу, взглянул на хронометр и прибавил шаг.

Императорский театр скрылся из виду, и дугой выгнувшаяся улица привела меня к замощенной брусчаткой площади, посреди которой стоял засиженный голубями памятник великой троице — Амперу, Ому и Вольте.

А вот лекторий «Всеблагого электричества», рвавшийся к небу двумя стальными мачтами, пернатые вредители облетали стороной. И немудрено — вокруг огромных медных шаров, что венчали изящные конструкции, трепетали короны электрических разрядов. Они то и дело вспыхивали ослепительными искрами, и тогда всякий раз над площадью разносился явственный щелчок, но испуганно втягивали головы в плечи лишь приезжие провинциалы, а расположившиеся на открытых верандах многочисленных кафе горожане даже не отрывались от газет.

Огромная катушка Николы Теслы должна была потреблять просто чудовищную прорву энергии, и с какой целью ученые мужи день за днем, месяц за месяцем транжирят электричество на демонстрацию собственного величия, всегда оставалось для меня загадкой. И только теперь, когда рукотворные молнии сверкали прямо над головой, я в полной мере ощутил могущество науки.

Безмерная мощь — вот что на деле олицетворяло творение Николы Теслы.

Мощь и безопасность.

Клокотавшая вокруг энергия могла разорвать в клочья и развеять в прах любое инфернальное создание. Любой, пусть даже самый могущественный демон за пару секунд сгорит здесь в благодатном огне электрических разрядов; не просто низвергнется в преисподнюю со слегка подпаленной шкурой, а будет уничтожен раз и навсегда.

От электричества нет защиты, электричество сильнее магии!

Брусчатка под ногами слегка подрагивала, сотрясаясь в такт мощному паровому генератору в подземельях лектория, и эта дрожь странным образом придала уверенности. Я снял с головы котелок, прошел внутрь комплекса и оглядел залитое ярким электрическим светом помещение. Инспектор на глаза не попался, пришлось под доносившуюся из тарелок громкоговорителей лекцию отправиться на поиски невесть что позабывшего здесь начальника.

Тот отыскался в западном крыле комплекса. Небрежно закинув ногу на ногу, Роберт Уайт откинулся на спинку деревянной скамьи и с отрешенным видом разглядывал батальное полотно «Великий Максвелл побивает падшего». Я инспектора от его раздумий отвлекать не стал, молча уселся рядом и прислушался к лекции.

— Мы с вами живем в удивительное время, время перемен! — разносилось из слегка похрипывавших динамиков. — Старый мир корчится в судорогах, уходит эпоха пара, наступает эра электричества! Но как явление на свет человека происходит в муках, так и родовые схватки прогресса перетряхивает действительность, порождая конфликты. Величайшие умы нашего времени Никола Тесла и Томас Эдисон диспутируют по поводу путей развития электричества, но не уподобляйтесь охочим до сенсаций газетчикам, что смакуют непонятные обывателю термины. В спорах рожается истина! Помните! Постоянный ток или переменный — неважно, это в любом случае электричество! Всеблагое электричество! Знание в чистом виде!

Тут инспектор повернулся ко мне и спросил:

— Ты ведь знаешь историю Максвелла, Леопольд?

— Кто не слышал о великом Максвелле и его демоне! — удивился я.

— О его падшем, — поправил меня начальник. — Максвелл заставил служить себе падшего.

— И что с того?

— С того, что я не хочу всю жизнь прозябать в безызвестности! — яростно сверкнул глазами Роберт Уайт. — Я не хочу следующие четверть века рвать жилы лишь затем, чтобы в итоге просто стать старшим инспектором. И это в лучшем случае! Это если не обскачет по протекции какой–нибудь молокосос! А теперь появился шанс разорвать этот замкнутый круг, понимаешь?

— Боюсь, нет, — отстраненно произнес я в ответ.

Но я понимал, я все понимал. И понимание это угнездилось в груди колючим обломком льда. Мне не хотелось слышать то, что собирался сказать инспектор дальше.

Инспектора это, впрочем, нисколько не волновало.