Читаем без скачивания Жизнь после смерти - Мэри Роуч

В этом же письме ученый дал первое научное описание спермы: анимакулы столь маленькие по размеру, что «миллион их не достигнет величины крупной песчинки…» Он описывает очевидные трудности при плавании в семенной жидкости, отмечая, что «крохотные животные должны взмахнуть хвостом 8 – 10 раз, прежде чем смогут продвинуться на ширину человеческого волоса». Левенгук сделал восемь рисунков «маленьких животных в семени»: некоторые существа имеют вытянутый хвост и похожи на булавку с головкой, хвосты других напоминают синусоиду, и ощущается, как им сложно плыть в плотной жидкости против течения.

Затем исследователь ступил на путь, который должен был привести его к самой грубой ошибке в карьере. Он предположил, что может увидеть сеть сосудов в тех телах, из которых состояла сперма, и вообразил, что из последней развиваются все органы, которыми обладает человек. Это направление мысли получило название преформационизм[11] и завоевало немало сторонников. До сего дня издатели трудов по эмбриологии наполняют учебные издания неотразимыми иллюстрациями, связанными с историей этой области науки. На старинных гравюрах на дереве и металле можно увидеть изображение спермы, в «пузырьках» которой можно разглядеть крошечных человечков: головы опущены, колени подтянуты к груди, а сами они как будто скручены судорогой или погружены в глубокий сон. Возможно, одна из подобных гравюр повлияла и на Левенгука. Известно, что однажды он получил от французского аристократа Франсуа де Плантада письмо, в которое были вложены две гравюры с изображением миниатюрных человечков в сперме. В данном случае, правда, они находились вне оболочек и стояли, застенчиво прикрывая свои интимные места скрещенными руками. На головах у них было что-то похожее на шляпы или круглые захваты, делавшее этих маленьких существ похожими на очаровательные брелоки.

Как-то Левенгук пробовал «снять шелуху» со спермы. Хотя в целом он не стремился обнаружить «сформированных заранее» людей, но постепенно начал верить, что они могут там быть. Ученый пришел к мысли, что в каждой частице спермы может оказаться скрыт тот дух, который способен развиться в человеческое существо. Женщине в процессе репродукции отводилась роль принятия и питания совершенно сформированного будущего человека. (Левенгук был не первым, кто придерживался подобного направления мыслей. Гиппократ тоже полагал – вероятно, под влиянием съеденных завтраков, – что яйцо может служить человеческому развитию исключительно в виде пищи. Он рассуждал так: как только яйцо будет съедено, оно может привести к зарождению будущего ребенка – похоже на то, как мы приобретаем что-то в бакалейно-гастрономической лавке.)

Левенгук был одним из тех, кого называли спермистами. Ярлык указывает на существование овистов и спермистов,[12] у которых было обыкновение вести за обедом ученые споры друг с другом. Я узнала о спорах между ними из очаровательной книги «The Ovary of Eve»,[13] написанной Кларой Пинто-Коррейей (Clara Pinto-Correia). Автор – уважаемый биолог и человек, добившийся литературного успеха своего труда. Не знаю, из чего сделана она, но материал был, очевидно, лучше того, из которого слепили меня.

Овисты указывали на тот факт, что сферическая форма яйца свидетельствует о его высоком предназначении. Форму сферы имеют, например, планеты и звезды – это Господь придал им совершенный вид. (А сперма похожа на червяков.) Левенгук смотрел на все иначе. Он видел в яйце не две совмещенные полусферы, а нечто шарообразное – глобулу.[14] «Разве мы не знаем, что все экскременты, производимые как человеческими существами, так и животными, состоят из глобул?» – вопрошал он. И пояснял: «И мы знаем, что жир, гной и отчасти конская моча также состоят из глобул». И это говорил тот, кто не желал писать о семени.

Главным недостатком «овумного» подхода к пониманию того, что именно следует обозначить вместилищем человеческого начала, была слишком тесная связь с женщиной, которую в те дни считали – в самом общем смысле – существом второго сорта. «Если принять овизм верным объяснением воспроизводства человеческого рода, то Бог послал нам двусмысленную весть, – пишет Пинто-Коррейя. – Он замкнул нас в пространстве совершенства. А затем поместил совершенство внутрь несовершенства».

Другим аргументом в пользу главенствующего значения спермы служила ее подвижность. Казалось, ее частицы несли в себе живительный дух. Однако если они принадлежат к животному царству, то не означает ли это, что они должны есть, испражняться и копулировать? В книге Пинто-Коррейя приводится детальная иллюстрация, обязанная своим происхождением излишне разыгравшемуся воображению одного французского эмбриолога, который стремился показать крошечную пищеварительную систему, якобы имеющуюся в частичке человеческого семени. Возникает вопрос: если сперма порождает людей, то кто или что порождает ее саму? Стоит ли удивляться тому, что в поисках ответа создавались противоборствующие теории, пытавшиеся объяснить, для чего она нужна. Некоторые ученые полагали, что семя не имеет никакого отношения к размножению, и видели в нем симптом болезни яичек. Другие полагали, что сперма, вызывая в тестикулах ощущение дискомфорта или нечто похожее на зуд, заставляет мужчину не уклоняться от своих обязанностей и заниматься сексом. Хотя мне воображение рисует другую картину – что-то вроде общей сумятицы в стиле Вуди Аллена с подбадривающими криками и малюсенькими мегафонами.

Споры тянулись до того времени, пока не появился Оскар Гертвиг и не внес в дело полную ясность. С утверждением новых представлений особую актуальность приобрел вопрос о том, когда именно дух проникает в зарождающуюся жизнь, наполняя собой это клеточное смешение мужского и женского начал? Мистическое слияние яйцеклетки и сперматозоида – вполне логично – быстро вытеснило теорию Аристотеля об эволюционирующем духе. Современные споры о том, насколько моральны аборты, и исследования репродуктивного механизма на клеточном уровне вновь стимулировали интерес к вопросу о времени проникновения в человека духовного начала. Лучшее из того, что я читала на этот счет, – книга «Когда я начну?» («When do I Begin»), написанная Норманом Фордом (Norman Ford) и изданная в Кембридже. Автор, философ-моралист и монах-католик из Салезианского колледжа (Баттерси, Англия), находит простой и элегантный аргумент, призванный прояснить данный вопрос. По его мнению, зарождение личности (если вместо одухотворения применить более светский термин) не может начаться до того момента, пока не станет невозможным раздвоение самости – то есть не ранее 14 дней после зачатия. В течение этого времени у зиготы (у оплодотворенной яйцеклетки, диплоидной клетки, образовавшейся в результате слияния мужской и женской половых клеток. – Прим. переводчика) при дальнейшем делении сохраняется возможность дать начало жизни близнецов. Действительно, если дух нисходит при зачатии, то что происходит далее? Если затем возможно появление близнецов, то разделится ли сошедший к человеку дух на две половинки? Нет, аргументирует свою позицию Форд. В течение первых 14 дней после оплодотворения – пока зигота потенциально способна дать начало жизни двух отдельных и самостоятельных существ – мы не можем, по зрелому размышлению, видеть в оплодотворенной яйцеклетке будущую личность. «Я утверждаю, что в этой группе клеток следует видеть биологический материал, а не целостный живой организм человека», – пишет он.

Однако не вполне ясно, что будет происходить с личностью по окончании 14-го дня. Этот или следующий дни знаменуют появление изначальной структуры, зачатков нервной системы – и некоторые из тех, кого интересует духовность человека, ссылаются на этот факт. Однако ни один из них – по крайней мере на научной основе – не может уверенно сказать, когда именно душа, дух или будущее «Я» человека проникает в него. Или встраивается. Или делает что-нибудь другое, но, в любом случае, оказывается внутри, а не снаружи. Остается неизвестным и то, из чего состоит это зерно духовной субстанции или где оно находит себе место в человеке. Или еще проще – существует ли оно вообще. Последний вопрос возвращает нас на путь наших основных исканий.

Появление Декарта в мясных лавках Амстердама было делом обычным: он покупал только что привезенные с бойни тела животных. Когда к нему приходили и просили показать библиотеку, Декарт приводил посетителей в комнату, где находились его «учебные пособия» по анатомическим иссечениям тел. «Вот мои книги», – говорил он.

Приведенный фрагмент взят из книги Карла Циммера (Carl Zimmer) «Дух творит тело» («Soul Made Flesh»),[15] посвященной одному из малоизвестных проектов Рене Декарта – попытке понять, каким образом устроена «человеческая машина». Что делал Декарт с анатомируемыми телами? Искал в них дух. Он полагал, что последний коренится, вероятно, в мозге, – и «наглядные пособия» в личной библиотеке исследователя выглядели как коровьи головы. В абзаце, предшествующем процитированному, Циммер пишет, что в тот период жизни ученый много времени проводил в уединении, которое, «скрываясь в пещере», сам же себе и устраивал. Туши, которые он препарировал, должно быть, ему немало помогали.