Читаем без скачивания Цифровой журнал «Компьютерра» № 99 - Коллектив Авторов

И вот Дамаск стал столицей Халифата. И в нём при дворе халифа Абд-ал-Малика служил первым визирем Серджун ибн Мансур. У него был сын — Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби (675-753 или 777), который, в свой черёд, стал первым визирем. И вот этого сына мы и знаем под именем Иоанна Дамаскина. Обязанности первого визиря (взимание налогов и контроль за расходами казны) Мансур сочетал с написанием богословских работ. И полемизировал не с кем-нибудь, а с самим императором Византии Львом III Исавром. Причём полемизировал столь успешно, что владыка Второго Рима решил прибегнуть к наиболее действенным аргументам. Поскольку Дамаскин его подданным не был, то заточить его в каменный мешок, ослепить и умучить силами евнухов, согласно нравам Константинополя, возможности не было. И убийц к нему не пошлёшь — первый визирь, ведавший налогами, хоть и не очень большими, популярностью в народе пользоваться не мог и охранялся надёжно тогдашней ФСО.

Поэтому была предпринята спецоперация. Поскольку теологические аргументы в полемике императору Дамаскин, похоже, писал своей рукой, не пользуясь в личных целях штатом писцов Халифата (как и подобает честному чиновнику), то проблем подделать его почерк не было. Было состряпано письмо визиря Мансура к Льву Исавру, где визирь предлагал за сходную сумму продать императору Дамаск. Вместе с сугубо подлинным ответом императора оно было подброшено спецслужбам халифа. (Ну прямо как бумаги о «заговоре Тухачевского», за которые, правда, Гейдрих вроде бы даже ухитрился стрясти со Сталина три лимона золотом...) Мансур был отставлен от должности. Правда, показательным процессом его не судили, и, видимо, самые надёжные — финансовые результаты его деятельности были столь хороши, что халиф просил визиря вернуться к службе. Тот этого не захотел и удалился в монастырь.

Так что обратим внимание на первый факт: самым действенным аргументом в сугубо христианской дискуссии, ведшейся в духе любви и милосердия, не чуждый богословия император счёл физическое насилие, а за невозможностью такого — просто провокацию. Причём провокация, попытка воздействовать на умонастроение халифа так, чтобы понудить его к казни Мансура, успеха не имела. Слова, хоть и хитрые и лживые, — всё же аргумент слабее, чем плаха и топор.

Теперь вернёмся в наше время. И обратимся к одному из искушений, которые предоставляют нам информационные технологии. К искушению погрузиться в миры моделей, которые не совсем точно обзывают мирами виртуальными (разъяснениям Максима Отставнова в своё время была посвящена целая страница бумажной Компьютерры).

Вот свежий пример из моей практики. Сын-подросток одной из знакомых подсел на игру «Танки». Полностью ушёл из реального мира и переключился на мир моделей. Забросил и учёбу, и физкультуру (домашних дел не делал и раньше). Причём игра-то из разряда тех, которые автор склонен считать полезнейшими. Адекватную картину того, что происходило в Белоруссии и на Смоленщине летом 1941 года, парню скорее всего дадут не книги, а вот такие игры, в которых будет адекватно смоделирован и рельеф, и технические характеристики боевых машин. Характеристики не номинальные, а реальные — не только калибры пушек и толщины брони, но и рвущиеся гусеницы, горящие фрикционы, тёмные перископы из полированного железа, мутные триплексы, хрипящие и умолкающие навек рации.

Но когда мальчишка бежит в игру из реальности — это ужас. Ему, несмотря на упитанность, не справиться в реальности с рычагами тридцатьчетвёрки. Да и в люк этой тесной машины он бы не пролез. Конечно, виновата не игра — на её месте могли бы быть наркотики. Подросток бежит от реальности — от взаимоотношений родителей, от сочетания заброшенности и избалованности. Но бежит — в вымышленный мир. И такой соблазн не перед ним одним.

Подобные мысли сегодня достаточно распространены. Зачем летать к далёким мирам? Может, проще взять, составить математическую модель Вселенной, погонять её на компьютерах — и узнать, что нам интересно, без полётов. И представить данные этих расчётов в доступном и наглядном виде. Знаем мы, что нет на Марсе древней и мудрой, хоть и вырождающейся, цивилизации, что не бродят в тоске вдоль каналов Аэлита и одетая лишь в драгоценности дочь тысячи джеддаков Дея Торис. Но модель Вселенной, объединённая с поисковиком, найдёт нам планету в далёкой-далёкой галактике, где звёздные принцессы так и кишат, так и прыгают. И не нужны ни субсветовые скорости, ни анабиоз, ни кротовые норы.

Вот тут-то нам и пора вернуться к Иоанну Дамаскину. Древний богослов учил о существовании двух миров — мира чувственного и мира духовного. Мир чувственный, если переводить старинный богословский на современный технический, — это мир физический, постигаемый естественными науками. Тот, что отклоняет стрелку гальванометра. Мир, где работает фальсификация по Попперу.

Ну а с миром духовным, где обитают ангелы и демоны, несколько сложнее. Это какое-то подмножество (или расширение?) мира информационного. Область сущностей, постигаемых лишь разумом, а не чувствами, и не их продолжением — приборами.

Свойства, приписанные Дамаскином ангелам и демонам — сугубо информационным сущностям, вполне применимы и к миру моделей. Ангелы Дамаскина служат добру не по природе, а по дарованной им Творцом благодати. Отпавшие от добра демоны, как и духи умерших людей, вернуться к нему не могут — они не связаны с чувственным миром. Так сделаем же простой вывод: умозрительная модель очень полезна, пока точна. Но если она сбилась с правильного пути, она становится не просто бесполезна, но вредна, ибо нет реального мира, который способен её скорректировать. Имитационное моделирование — мощнейший метод познания мира. Но главнейший соблазн технологической цивилизации — отпадение от реальности и замыкание на себе.

К оглавлению

Василий Щепетнёв: Бой с привилегиями — итоги

Василий Щепетнев

Опубликовано 16 декабря 2011 года

Зачем изобретать велосипед? Чиновник, по мнению гражданина, есть «обычный работник сферы услуг, оплачиваемый, поощряемый или наказываемый по общепринятым нормам и принципам». Ясно и понятно. Гражданину. Но не чиновнику. Потому что в России и с общепринятыми нормами туманно, а уж с принципами... С принципами совсем нехорошо. Наблюдая реальность в её разнообразии, нетрудно сделать вывод, что принципы, которыми руководствуются чиновники, делятся на главенствующие, основные и вспомогательные. Главенствующий принцип один: ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак. В иной трактовке: кто силён, тот прав. Кто не согласен — обязан подать в отставку.

Основных принципов видится три:

1) без команды не высовывайся; 2) своего не упускай; 3) чужого, впрочем, тоже.

О второстепенных можно спорить до хрипоты, именно они и придают вкус времени, как незначительные с количественной точки зрения примеси придают вкус водке. Некоторые договариваются до того, что их отрицают совершенно, считая, что у идеальной водки вкуса быть не должно, а у идеального чиновника не должно быть второстепенных принципов.

Но время от времени гражданин начинает мечтать. И видится ему чиновник обновлённый, с чистыми руками, горячим сердцем и пылким взором. Чиновники Парижской Коммуны получали жалованье, не превышающее средний доход рабочего, — так, по крайней мере, считалось. Примером может служить Франсуа Журд (François Jourde), возглавлявший комитет финансов, ворочавший миллионами, но получавший при этом мизерное жалование, вследствие чего жена подрабатывала прачкой, отмывая не капиталы, а грязное бельё парижан.

Парижская Коммуна просуществовала семьдесят два дня. Советская же власть рассчитывала на большее, в том числе и потому, что изучила опыт Коммуны. Жёны кремлёвских вождей в прачки не шли, а норовили возглавить что-нибудь из области искусства, образования и тому подобное. Коллонтай, будучи личностью совершенно свободной, даже художественную прозу писала. «Любовь пчёл трудовых» — если попадётся, непременно ознакомьтесь. Ну а если женщина комитеты возглавляет, иностранные делегации принимает, людьми искусства руководит и распоряжается, ей рано или поздно захочется выглядеть элегантно. Акушерка в кожанке, с маузером и папиросой превращается в даму в строгом английском костюме, капелька классических духов, чуть-чуть косметики, персональный автомобиль — и так далее. Первые, ленинские годы советская власть пыталась держаться в рамках партмаксимума, но затем решила, что преданных людей не грех и поощрять. Тут и пошли в ход спецпайки, спецстоловые, спецбольницы, спецконверты — но длилось это счастье, покуда чиновник был нужен, ни днём дольше. Стоило ему по той или иной причине оказаться на обочине, а то и в местах лишения свободы (а то и ещё дальше), как спецквартиры и спецконверты исчезали. Журналы конца восьмидесятых и начала девяностых годов наводнены душещипательными мемуарами: «Жили как люди, потом отца сняли, нас из Дома на набережной выселили, и стали мы жить, как население: ужас-ужас-ужас». А население девяностых, читая эти мемуары, ещё и сочувствовало несчастным, вынужденным ютиться в коммуналках или бараках, работать в прачечной или у станка, питаться пищей грубой и нездоровой из обыкновенных гастрономов... Как не вспомнить слова Ленина о Полезных Идиотах.