Читаем без скачивания Око за око - Мария Александрова

Как же потом проклинал себя Илюшка за то, что не пошел как обычно! Но дело было уже сделано…

Когда наконец, весь в поту, с отнимающимися руками, Илюшка все-таки донес бадью на поле, отца он там не нашел.

— А где батя? — спросил он у соседки, которая сжинала рожь рядом с наделом его отца.

— Так он до дому пошел, — переводя дух, ответила ему Галя, и Илья, не выдержав, расплакался.

И зачем только он не плюнул на все и не побежал на речку, раз все равно батя пошел домой, а он зря надрывался!

— Ты чего? — не зная тайных Илюшкиных мук, изумилась Галина, но, увидев посиневшие мальчишечьи пальцы, все поняла.

— Полно тебе, — утешила она Илюшку, — давай пока мне бадейку, и беги, гуляй, а отец пить захочет, я своего пострела пошлю.

— Так он не собирался никуда уходить, — давясь слезами, не унимался Илюшка.

— Да никуда не денется, придет твой батя, — устав выслушивать Илюшкин рев, прогремел муж Галины, здоровенный Тарас.

Илья, хорошо знакомый с грозным соседом, тут же успокоился, но уходить не стал, решив все-таки дождаться отца. Мальчишка прождал уже добрый час, но ни Степана, ни Матвея, который вместе с ним отправился в селение, до сих пор не было, так что забеспокоился не только Илья.

К тому моменту тяжелые снопы заполнили телегу и грозили вот-вот свалиться, так что пора было отвозить урожай.

— Ну что, так и будешь посреди поля стоять? — кликнул Илью Тарас, разворачивая коня к селу, и мальчик покорно побрел за соседом.

Еще издали, приближаясь к селу, Тарас заметил, что, должно быть, где-то поблизости от его двора столпилась вся ребятня, то ли еще не ушедшая, то ли уже вернувшаяся с речки, и по тому, как тихо они собрались в кружочек, он сразу понял, что стряслось что-то недоброе. А чуть позже, окидывая взглядом ближайшие дворы, Тарас знал уже наверняка, что в селе побывали незваные гости.

Молчали ребята не случайно: на лицах застыло неописуемое выражение ужаса, и на все расспросы Тараса ничего внятного никто не ответил, и только самые старшие указывали пальцами на двор Степана.

Тарас, оставив телегу, забежал во двор, прошелся до его конца, куда указывали мычащие ребятишки, и обмер: у вывороченного и поваленного забора на некотором расстоянии друг от друга лежали три тела. Один из мертвых не был знаком Тарасу, но по его виду селянин с легкостью догадался, что незваными гостями были казаки. Остальных, напротив, он знал слишком хорошо: несмотря на то что один из них был обезглавлен, Тарас понял, что в один миг он лишился сразу обоих соседей.

— Батя… — разрушил оцепенение мужика истошный крик, и Тарас слишком поздно спохватился, что в спешке он совсем забыл про увязавшегося за ним Илюшку.

За всю свою нелегкую жизнь Тарасу никогда не привелось увидеть зрелища страшнее: коленками пав в лужу крови, мальчишка склонился над разрубленным телом своего отца, и его приглушенные рыдания звучали совсем не по-детски…

А когда Тарас пришел в себя, то его посетили иные, не менее мрачные мысли: у мальчонки этой зимой умерла мать, только что погиб отец. Знал он также, что у Илюшки не осталось ни одной близкой души — сам помог хоронить всю родню Степана, в том году помершую от брюха.

«Что же теперь будет с Илюшкой? — думалось Тарасу. — Пропадет ведь хлопец».

И не прочь Тарас был взять к себе Илюшку, да сам едва сводил концы с концами: у них с Галиной и без того семеро детей. Как сложится судьба мальчишки? Даже если и приютит кто Илюшку, не сладким будет его сиротское детство: с первых лет жизни предстояло Илье познать голод и нищету…

Глава 10

Несмотря на то что нередко доводилось Евсееву губить людей, и эти два селянина были не первыми пострадавшими от руки Ярослава, но почему-то он долго не мог забыть происшедшего с ним в далеком селе. То ли потому, что пострадал Пашка, а может оттого, что привык убивать только в честном бою, но даже сам от себя пытался он скрыть истинную причину своих мук.

И в мыслях не хотел Ярыш возвращаться к тому моменту, когда, зарубив обоих селян, весь в крови, с еще дрожащими руками запрыгнул он на Пашкиного коня, и только тогда, натянув поводья, заметил, как словно кровью, налился алым огоньком тот самый перстенек, который однажды уже немало удивил Ярослава.

Евсеев сначала подумал, что просто-напросто его испачкал, однако перстенек по-прежнему оставался алого цвета, даже после того, как Ярослав отер его о штанину. У Ярыша чуть волосы на голове не зашевелились, когда, глядя на бывший когда-то черным камешек, он ясно видел, как тот поменял цвет, и как Евсеев ни потирал глаза, как ни наклонял перстенек в надежде на то, что камешек просто что-то отражает, тот упорно светился алым огоньком.

За все время пути упрямый камешек горел ровным алым светом, и лишь когда весь отряд достиг стана, напоследок вспыхнув, вновь превратился в ничем не примечательный черный опал.

Неприятный холодок в груди остался у Ярыша с того момента, когда он понял, что дело вовсе не в тяжелой казацкой жизни. «Ох, и выбрал же я трофей на свою голову!» — мелькнуло в тот миг предчувствие у Ярослава, но подарить кому-то или просто не носить, а, уж тем более, выбросить его Ярослав почему-то не мог. Казалось, будто какие-то незримые нити навсегда связали перстень и его владельца…

Однако больше ничего необычного за своим талисманом Евсеев не замечал, и постепенно страшный случай в селе стал стираться из памяти Ярослава.

Остался лишь горький осадок на дне Ярославова сердца. Как ни крути, а Ярослав все же не был прирожденным душегубцем. Если бы судьба была к нему более благосклонна, то жил бы он мирной жизнью под родительским кровом. Посещал бы церковь, одаривал милостынею нищих, стоящих на паперти, отбивал бы поклоны, молясь о здравии родных и близких. Потом бы возмужал, женился, завел кучу ребятишек и стал добропорядочным и богобоязненным боярином, подобно своему отцу.

Но так случилось, что жизнь его сложилась иначе. Все его родные, дорогие люди были погублены. Умерли они смертию жестокой и распростилися с жизнью из-за чужого злого умысла да по клевете. Все произошедшее перевернуло душу Ярослава. Теперь он понял, что в этом мире можно убивать безнаказанно, и кара Господня не постигнет тебя за это на месте.

В какой-то мере, можно сказать, Ярослав отрекся от Бога, поскольку с легкостью теперь нарушал его заповеди. Но делал он все это не со зла, а просто потому, что это было ему выгодно, и еще потому, что он не видел повода для того, чтобы этого не делать.

В жизни каждого человека существуют определенные табу. Были когда-то они и у Ярослава. Но теперь эти неписанные законы потеряли всякий смысл. Именно такие люди, потерявшие закон в душе своей и становятся самыми страшными преступниками. Потому что им все равно. Мертва душа их, и не умеет она ни огорчаться, ни радоваться, ни милосердствовать, ни гневаться…

Жизнь Ярослава текла размеренно и даже скучно. Да и в казачьем стане все было по-прежнему. Но однажды произошло событие, которому суждено было очень сильно повлиять на дальнейшую жизнь Ярослава. В казачьем стане появился новичок.

Нельзя сказать, что после Ярослава войско никогда не пополнялось новыми людьми, однако все они, как правило, не были так молоды. Очень многие уже имели достаточный опыт, потому им не пришлось, как Ярославу, с таким трудом приспосабливаться к новой жизни.

И вот опять в войске появился человек, который, попади он к казакам в одно время с Ярославом, вряд ли смог бы даже потягаться с Евсеевым. Как и в прошлый раз к Ярославу, к новичку приставили Данилу Наливайко, с тем, чтобы он обучил решившего стать казаком молодца уму-разуму.

Когда Евсеев первый раз взглянул на Григория Отрепьева, тот не произвел на него должного впечатления. И вправду, в новичке не было ничего особенного: не сказать, чтобы он отличался богатырским сложением, но и не худ, среднего роста, с круглым белым лицом. Собой хорош не был, скорее напротив: одна рука короче другой, рыжеватые волосы, тусклые голубые глаза. Вдобавок ко всему две бородавки — одна под правыми глазом, другая на лбу — портили и без того не слишком приятную наружность новичка.

Однако, невзирая и на неприглядность и на то, что умений у него и вовсе никаких не было, Григорий легко нашел общий язык даже с острословом Наливайко, не говоря уже и о других казаках. Господь, обделив его пригожестью, щедро одарил многими другими способностями: казалось, благодаря своему обаянию, он мог поладить даже с чертом, если, конечно, сам не был таковым.

Ничего и никого не стесняясь, он, словно прилежный ученик, тщательно выполнял все советы и приказы своего наставника, прислушивался не только к словам старшины, но и рядовых казаков, и никогда не хвалился тем, что уже умел или чему научился. На все попытки казаков подшутить над новичком, Григорий не обращал внимания, так что, может быть, поэтому они вскоре и прекратились.