Читаем без скачивания Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких - Галина Анатольевна Муленкова

– Конечно, можно, это фотографировать человека нельзя без его разрешения, и то не везде, а рисунок сделать – это нормально. Вон, в американских судах действует правило: фотографировать процесс запрещено, а наброски для прессы делать разрешается.

Букреев с сомнением хмыкает и возвращается к Дмитрию. Они вдвоем изучают какую-то инструкцию к камере. Толян расхаживает по кают-компании в своем гигантском пуховом спальном мешке, накинутом на голое тело. Мешок снизу расстегивается, и оттуда торчат его голые ноги в кроссовках, без носков.

– Мешок на минус сорок, – говорит он, – кучу бабок стоит.

Шерпа, хозяин лоджии, показывает на него и говорит уважительно:

– Человек-гора!

11. XII.97, четверг

С утра – отличная погода. Спустились с Дмитрием в нашу яму, развесили на веревочках от палатки все носки, штаны, спальные мешки. Букреев возится возле своей палатки с теми же заботами и поет:

Так случилось, мужчины ушли,

Побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон,

Растворились в дорожной пыли…

После обеда они ушли вверх по леднику заново протаптывать свою тропу. Вышел на площадку на гребне морены, жду. Появляется Дмитрий, отдышался и говорит, что снега очень много и с ледника на морену тяжело вылезать.

– Помоги мне перила бросить на этот участок, – просит он.

Рядом – яма от кухонной палатки, в которой после эвакуации кое-что еще осталось. От веревочной бухты отрезали метров пятьдесят. Идем к площадке на гребне, вяжем веревку вокруг камня, растягиваем ее вниз, вдоль тропы. Над нами, на гребне морены, висят приличные наддувы. Я говорю Дмитрию, мол, не опасно ли, может, надо подыскать для спуска другое место? А он, в своей фатальной манере, говорит:

– Какой смысл? Через сто метров другой опасный участок будет, потом еще один. От всего не убежишь. Если уж суждено чему-то случиться, то так оно и будет.

Потом Дмитрий говорит:

– У меня сегодня день рождения. Хочу на камеру записать себя, для Тамары. Пойдем, поможешь.

Вышли за лоджию, поставили камеру на штатив, Дима на фоне Аннапурны произнес несколько слов для своей семьи.

12. XII.97, пятница

Я собираюсь уходить вниз, друзья пишут письма на родину, чтобы передать их со мной. Букреев показывает мне черно-белую открытку, на которой изображен Эверест с севера, и говорит, что один американский альпинист напечатал их как сувенирную продукцию. Подписывает ее: «Андрею! С наилучшими пожеланиями. Успехов в творчестве! Анатолий. 12.12.97». И добавляет:

– Тут телефоны мои указаны. Увидимся в Алма-Ате.

Попрощались, сделали снимок на память всей компанией. Я и два моих портера спустились в лоджию «Базовый лагерь Мачапучаре». Они накануне обещали найти там других портеров, но здесь – ни души, все закрыто. Эти двое ни за какие деньги идти дальше не хотят. Говорят, им надо возвращаться, наверху осталась группа, и завтра они меня с ними спустят. Я уже думаю: так, двухметровый кусок стропы в рюкзаке есть, сделаю постромки и букреевскую сумку потащу волоком. (Букреев попросил доставить в Катманду его баул. Возможно, в нем были вещи, которые не пригодились в экспедиции. – Прим. авт.) Да нет, глупости… Тропа скользкая, дорогу не знаю, где-нибудь дернусь и с долбаным радикулитом враскорячку останусь – ни вверх ни вниз.

– Давай назад, ребята.

Они – о’кей, раз мы обещанных портеров не нашли, согласны идти назад. А когда поднялись в лагерь, ожидавшая их группа ухнула вместе с портерами вниз. Очевидно, видя ухудшение погоды, они не стали ждать до завтра и поспешили свалить. А мне, похоже, придется заторчать тут еще на несколько дней.

13. XII.97, суббота

В лоджии – ни трекингеров, ни персонала, ни шерпов. Хозяин закрыл кают-компанию и все комнаты, кроме наших двух. Все потопали цепочкой вниз, в сторону «Base Camp Machapuchare», а мы стоим на краю площадки и смотрим им вслед. Букреев ушел к роднику обливаться водой. Я походил вокруг лоджии, пофотографировал окружающие пейзажи. Возвращаюсь и вижу такую картину: Букреев в трусах и кроссовках на босу ногу, но в пуховке и черных очках стоит на куче снега в героической позе на фоне Аннапурны, а Дмитрий снимает его на камеру со штатива. Я не мог удержаться и фыркнул:

– Ну прямо Голливуд!

Толян тут же сбежал, чертыхаясь, а Дима накинулся на меня:

– Кто тебя за язык тянул! Я его еле уговорил в кадр встать, а ты все испортил!

И в самом деле, у Дмитрия основная задача – снимать Анатолия, но тот упорно не хочет позировать, все время бурчит на Диму, когда тот пытается как-то организовать его в кадре, мол, не могу я так, давай сам как-нибудь, лови ракурсы…

Эти трое в 13:00 ушли наверх. Сижу, пытаюсь вспомнить и записать события предыдущих дней. Если в живописи я могу сделать то, что хочу, сосредоточившись на композиции, цвете и прочем, то с писаниной сложнее. Пурба достал откуда-то бутылочку «Челленджера», предложил выпить по глотку. Вчера, когда я был вынужден вернуться, он сказал с тоской во взгляде: «Возьми меня портером…» Мы общаемся с ним на пальцах, но я понял, что ему все тут надоело и он тоже хочет домой. Но если он находится здесь за плату, то, как сказал мне сегодня Букреев: «Ты-то что тут делаешь?»

17:00. Темнеет, пошел снег. Если тропу завалит, кто и когда пробьет ее снизу – неизвестно, и я здесь точно заторчу. Самолет из Катманду в Карачи вылетает только по вторникам. К 16 декабря я уже опоздал, теперь и к 23-му боюсь опоздать. На кафедре отпустили под честное слово на две недели, но обещали прикрыть, если что, еще на одну неделю, а я влетаю уже в целый месяц. Скандал обеспечен.

Погода плохая, портеров нет. Вчерашние что-то про лавинную опасность говорили, что, мол, людей в лоджиях нет до «Гималаи хотел», а это примерно один дневной переход от нашей лоджии вниз, и в одиночку туда соваться что-то не хочется. Наши клаймберы к горе еще и не приступали. Только протопчут подходную тропу, как ее тут же и завалит снегом. Лоджия наша называется «Базовый лагерь Аннапурна» и представляет собой группу из 4–5 сараев со стенами из камней. Кладка из плиточного камня, уложенного без раствора. Кровля из оцинкованного металла со стропилами из брусьев. Комнаты примерно 3х3 метра с окном и дверью. Пол земляной, покрытый циновками. Потолок из листов фанеры. Холодно, конечно, но экзотика; в деревянных деталях – это части стропил и балок, в дверных блоках, в фанере местами узнаешь по цвету