Читаем без скачивания Городской охотник - Алексей Волков

И нельзя сказать, что тот развод, которым грозила Ольга, стал бы для Алексея неожиданностью. Нет, в наше время таким финалом отношений никого не удивить. Сколько их общих знакомых не выдержали вместе и пары лет. Алексей же с Ольгой еще долго протянули по нынешним меркам. Пять лет – не шутка.

Но развод – это развод…

А вот так вот. Чтобы навсегда, была и нет…

Тугой ком подступил к горлу. Дыхание перехватило, в глаза подкатили злые слезы.

Даже могилы у нее не будет! Не достать ведь ее из этой реки. Грязной, мутной, с непонятными течениями и бурунами. Водолазы, конечно, постараются, поищут. Да что там найдешь, когда за стеклом шлема муть и грязь с илом пополам? Руку вытяни – и уже кажется, что она растворилась на уровне локтя. Если случайно не наткнутся – шиш! Эх, Оля, Оля…

Голос Олега успокаивающе обволакивал.

Алексей поднял бокал с коньяком, посмотрел сквозь него на свет, растянул губы в невеселой, хищной какой-то ухмылке, и залпом опрокинул выпил. Ощутил, как огненный ком скатился по горлу и рухнул в желудок, расплескавшись по его стенкам, и сразу же по телу пошло приятное тепло.

Зажмурился, прислушиваясь к шуму в голове. Задержал дыхание, протянул руку к бутылке, налил еще. До краев.

Через край.

Рука ощутимо подрагивала, и бутылка пару раз звякнула о хрусталь бокала.

Фатеев сидел, вслушиваясь в речь друга, который после выпитого стал едва ли не самым родным человеком на свете. «Блин, сейчас развезет…» – подумал Алексей неуверенно. Встал и, пошатываясь, подошел к огромному аквариуму. По стенке полз сомик, прилепившись к стеклу присоской рта. На дне корячилась, пытаясь залезть на скользкую стенку, морская звезда, маленькая, розовая, и оттого выглядевшая особо беззащитной в этом необъятном аквариуме. «Совсем как я. Пыжится, непонятно для чего…»

– Олег, ты не надо… не утешай меня… я в порядке.

Маханул так же, как и первый бокал, залпом, второй.

И рухнул на пол, пьяный в дым. Хорошо, что на полу мягкий ковер…

* * *

Разбудил Фатеева звон посуды на кухне и запах жарящейся яичницы с беконом. Запах отозвался в желудке омерзительным спазмом, а звон посуды грянул колоколом в голове. «Какого хрена? Чего ей не спится?» – ворочались в голове тяжкие, как свинцовые шары, мысли. Ворочались и гулко бились о чугунную пустоту черепа, порождая новые спазмы в желудке и вспышки боли в затылке.

– Оля! – попытался позвать он. Но слова застряли в горле, сухим песком обдирая глотку. Вспомнил…

Приподнялся на локтях, обвел комнату мутным взглядом. Мысли не успевали за зрением, тяжко перекатывались в пустом черепе, соприкасаясь со стенками и друг с другом, порождали в голове глухой гул.

– Бля-а-а-а… – то ли простонал, то ли промычал Алексей.

Взгляд нашарил на прикроватной тумбочке бутылку боржоми, покрытую капельками конденсата. Алексей неувереннными движениями скрутил с бутылки пробку и присосался к горлышку, как к живительному источнику припадает верблюд, на голом энтузиазме пересекший пустыню Гоби. Высосав почти половину, он уже осмысленнее смог осмотреться вокруг.

Комната была незнакомой. Просторная и светлая, без лишней мебели. Просто спальня. Для гостей скорее всего. Неуютная. Не обжитая: все на своих местах, расставлено в безупречном порядке, ни на миллиметр ни сдвинуть, не нарушив гармонии. «Хых, – толкнулось в голове, – фэн-шуй рулит, однако».

То ли от холодной минералки, то ли от гармонии, навеянной древней китайской наукой, в голове прояснилось. Мысли не колотились судорожными пленниками о стенки черепа. Желудок не просился на свободу. Притаился, гад. Выжидал подходящего момента.

Допив минералку, Алексей поставил бутылку на стол и спустил ноги с кровати. Ступни коснулись чего-то мягкого, приятно пружинистого. Осмотревшись по сторонам, он увидел опрятно развешанную на вешалках одежду. Джинсы, футболка, мягкий блейзер с надписью слева на груди. На джинсах висели носки. Новые. И почему-то белые. «Ах да, одежда-то спортивная. Значит, и носки положено белые», – вспомнил Алексей. Подбитым псом доковылял до вешалок. Стащил джинсы и уставился на фирменные этикетки, налепленные где попало. «Новые», – даже не удивился, а констатировал начавший отходить от алкоголя разум. Тело же молча и деловито ободрало бумажки и нашлепки, просунуло в штанины ноги и вжикнуло молнией, едва не прищемив самое дорогое. Футболку он надевать не стал, с голым торсом пошлепал на запах еды. Желудок спазматически скакнул к горлу, и Алексей приказал ему:

– Заткнись, гад.

Квартира была большая, в двух ярусах. Пока он спустился на первый этаж, шлепая босыми ступнями по деревянным ступенькам винтовой лестницы, пока сориентировался по запаху, где кухня, прошло какое-то время. Тупо стоять посреди огромной гостиной и оглядываться по сторонам было, может, и интересно, но сначала следовало закинуть в пустой организм какой-нибудь еды. Нужно восстановить хоть часть сил, что вчера были так щедро выплеснуты Алексеем в поединке со злом, оккупировавшим старый дом за городом. Ну а потом уже стоило подумать о том, кто же виноват и что, черт возьми, делать.

То, что Ольга не сама сиганула с моста, было фактом несомненным. В ее понимании самоубийство было грехом смертным. А значит, и поступить так она не могла. В ней очень сильна была жажда жизни и вера в Того, перед кем придется держать ответ. Алексея же, с его верой в изначальные силы, в Гром, Солнце и Молнию, Мать-Землю, она называла язычником. И была права. Это был ее выбор – верить в того, кто пришел после. Но сначала, считал Алексей, были силы природы, олицетворенные людьми в пантеоны богов. Эллинами и Романцами – вера в олимийцев-вседержителей, народов, не вкусивших гнилостной цивилизации Рима – в богов и духов, населявших Мать-Землю. Однако никакие божества не защищали человека и не управляли им. Боги, любые, только давали человеку жизнь и после смерти спрашивали: «Достойно ли прожил отмеренное»?

Взгляд Фатеева бегло скользнул по комнате, ни на чем особо не задерживаясь. Он отметил, что и тут все расставлено и разложено в соответствии с правилами фэн-шуй. У мебели в гостиной даже не было острых углов, дабы поток «ци» беспрепятственно устремлялся от одного окна к другому. Острых углов не было и в самой комнате. Мягкие и скругленные очертания располагали, манили. «Присядь, отдохни, отринь размышления о бренном и насущном. Подумай о вечном». Насущным, однако, сейчас был душ, зубная щетка и кусок мыла. Душ контрастный. Мыло душистое, а полотенце, по возможности, вафельное. И стоило для начала разыскать ванную. А после уже завтраки и размышления о бренном и вечном.

Но вдруг, как за ржавый гвоздь, взгляд зацепился за нечто, стоящее на низеньком плетенном из лозы столике. Камера… На столе стояла цифровая видеокамера, близняшка Ольгиной, или та самая.

Алексей неуверенно подошел к столику, присел перед ним на колени, молча уставился на камеру, как на ядовитого гада, пытаясь загипнотизировать взглядом. Маленький цифровой «Панасоник» был нем и безжизнен. Осторожно протянув руку, Фатеев взял камеру, бережно, как хрупкую драгоценность. Откинул панель видоискателя и замер в раздумье. Его ли это аппарат? Конечно его, сомнений нет. Вот, в правом углу дисплея глубокая царапина – это когда он первый раз взял с собой Ольгу и оставил ее снимать события. Она испугалась и уронила камеру. Вот откуда царапина. Что он увидит, включив камеру? Он догадывался: на восьми гигабайтах памяти были запечатлены события вчерашнего дня. Не весь день, конечно же, только то, что происходило у дома. То, чего Алексей не знал. И, кажется, знать не хотел… Но включить и увидеть своими глазами то, что там происхоило, было просто необходимо. Ведь надо было решить две проблемы: первая – что дальше делать с домом и метущимися душами, там поселившимися, и второе – есть ли связь между домом и теми событиями, которые стали происходить вокруг Алексея с той самой минуты, как он приблизился к этой обители зла в сопровождении Ольги. Для начала надо было сделать так мало… включить воспроизведение.

Палец неуверенно коснулся кнопки с маленьким зеленым треугольничком. Услужливый японский механизм предложил выбрать, какой файл будет воспроизведен. Их почему-то оказалось два. Алексей решил начать с первого. Зачем перескакивать? Хотя и странно, почему файлов два. Может, Ольга выключила, а потом снова включила камеру? «Разберемся по ходу», – решил Алексей.

Ультраяркие цвета на дисплее резанули глаз. Все было каким-то ненастоящим, нереальным: ядовито-желтые листья, ярко-синее, с каким-то фиолетовым отливом небо и силуэт дома, смотревшийся на экране пятном чернил настолько глубокого черного цвета, что, казалось, сам свет, не отражаясь, тонул в нем без следа. Бесстрастная оптика и на этот раз осталась безответна к буйству сил, которые стремились взять верх друг над другом, поэтому Алексей увидел только, как его пригнуло к земле, как налетевший непонятно откуда ветер сорвал одежду, услышал голос Ольги, бормотавшей слова моливы, кажется, «Отче наш». Затем щелчки выстрелов, приглушенные маленьким динамиком рекордера, мир закружился в окошке видоискателя: камера упала на землю. Все закончилось. Изображение погасло.