Читаем без скачивания Сокровища Кряжа Подлунного - Иван Сибирцев

Стоял погожий майский полдень. В разлитой в теплом воздухе щедрой синеве четко проступали причудливые контуры вершины Кряжа Подлунного, а впереди по курсу вертолета зловеще клубились грязно-серые клочья тумана. В это время года пелена тумана была тоньше, слабее, чем обычно. Но и сейчас от пилота Лазарева требовалось высокое мастерство, чтобы не погубить людей и машину в этом не пробиваемом солнцем белесом месиве.

Но и Лазарев, этот не знавший страха человек, лучший пилот в Крутогорском геологическом управлении, совершавший ставшие полулегендарными посадки и на острозубые пики, и на зыбкие болота, и на крохотные пятачки полян в таежной чаще, даже Лазарев, повинуясь какому-то безотчетному чувству, на границе тумана все же предельно снизил скорость машины и тревожно, выжидательно оглянулся на Стогова.

Почувствовав нерешительность Лазарева, Стогов мягко подбодрил его:

— Вперед, Константин Михайлович, смелее вперед!

Лазарев прибавил газ, и вертолет врезался в податливую, обволакивающую стену тумана. И сразу же мутное, белесо-серое месиво обступило со всех сторон неповоротливую машину. И у людей, находившихся на борту вертолета, тревожно сжались сердца. Сразу как-то вдруг забылось, что всего в трехстах километров отсюда лежит готовый прийти им на помощь большой и шумный город, что вертолет оснащен совершеннейшими навигационными приборами и средствами связи. Людям на борту потонувшей в непроглядном тумане машины стало тревожно, и на какое-то мгновение они почувствовали себя беззащитными перед этой страшной, непонятной пока силой черного тумана.

Стогов первым стряхнул с себя эту минутную слабость и обычным своим, не допускающим возражений тоном скомандовал:

— Включить локаторы!

По синеватым экранам побежали светлые легкие зайчики. Приборы обшаривали скрытую от глаз людей вершину Незримого.

И почти в то же мгновение в кабине раздался тревожный возглас Игоря:

— Назад, товарищи! Немедленно назад!

Старший Стогов метнулся к сыну. Игорь молча указал глазами на радиометр, за которым вел наблюдение. Привычное короткое пощелкивание в приборе — свидетельство того, что внизу в недрах земли есть радиоактивные руды — слилось сейчас в резкую пулеметную трескотню непрерывных щелчков, стрелка, указывающая дозу облучения, скакнула в крайнюю точку шкалы и застыла там. Еще мгновение и на шкале вспыхнула яркая лампочка, пулеметную трель в приборе сменил пронзительный тревожный звонок. Радиометр — спутник геолога и путешественника — предупреждал людей о грозной опасности. Там, за пеленой тумана, исследователей ждала смертельная доза облучения, там была смерть. Мертвой радиоактивной пустыней, гибельной ловушкой для любого вступившего на нее оказалась скрытая вечным туманом вершина Незримого.

Излучение — страшная в своей беспощадности и неотвратимости сила. И в то майское утро люди вынуждены были отступить перед этою силою…

Глава третья

СНОВА ПОИСКИ

Василий Михайлович Рубичев умирал. Еще вчера Стогов не хотел, не мог поверить в это. А сегодня…

Сегодня был разговор с прилетевшим в Крутогорск по специальному вызову профессором Весниным, по праву считавшимся крупнейшим в стране знатоком лучевой болезни. Профессор был со Стоговым очень откровенен:

— Видите ли, — басил он, — ваш сподвижник в своих скитаниях по сибирским весям, а он, как вы знаете, занимался поисками главным образом радиоактивных руд, сумел еще задолго до встречи с вами заполучить лучевую болезнь. Новейшими методами лечения тогда удалось приостановить острое течение заболевания и устранить непосредственную опасность для его жизни. Но полного излечения не наступило. А затем Рубичев, фактически больной, с присущим ему задором и полным невниманием к себе, продолжал ставшую опасной для него работу. В результате — новые дозы облучения и обострение болезни. Наконец, сильнейшее облучение при попытке высадки на Незримом и… — профессор умолк, выбирая выражение помягче, — и… печальный финал, не допустить наступления которого теперь не в силах ни я, ни кто-либо другой.

Совершенно подавленный услышанным, Стогов только сейчас, в эти страшные минуты, постиг меру силы и мужества человека, плечом к плечу с которым прошел год жизни.

Рубичев отлично знал, что глубоко, неизлечимо болен, что вселившийся в него недуг позже или раньше одолеет его. Но никогда, ни одним словом не помянул этот неутомимый кладоискатель Северной Сибири о своей болезни. Да и само слово болезнь не вязалось с привычным обликом этого человека. Все его существо было захвачено, буквально поглощено планами и проектами, один смелее другого.

Стогов вспомнил, как в одну из первых их совместных ночёвок у таежного костра, озаренный его пламенем, Рубичев выглядел отлитым из бронзы. На медно-красном лице особенно глубокими и темными казались его удивительно живые, лучистые глаза. Чуть склонившись к Стогову, Василий Михайлович делился тогда своими сокровенными, давно выношенными мыслями:

— Даже и сейчас мы, геологи, — негромко говорил он, — не столько созидатели, сколько — учетчики, регистраторы даров природы. Да и учитываем, регистрируем, по сути, лишь то, что лежит на поверхности, что само дается нам в руки. Сегодня мы с восхищением говорим о скважинах глубиною в два десятка километров. — Он усмехнулся. — А что это? Жалкие царапинки в земной коре, а нам — людям, всему человечеству, — уточнил Рубичев, — нужен скальпель, способный рассечь земные толщи, достичь подлинных кладов земли, а не тех жалких крох, что по милости природы лежат почти на поверхности. Полноводной рекой пусть хлынут из недр земли расплавленные ее теплом жидкие металлы, пусть откроет нам свои тайны океанское дно, пусть вода отдаст людям все растворенные в ней сокровища.

Рубичев умолк и закончил торжественно:

— Я верю в наступление такой эры — отказа от долгих и часто безуспешных поисков крупиц богатства. Я верю, что люди пробьются в недра земли и будут черпать все, что нужно в любом, понимаете, любом заранее намеченном месте.

И еще хочется верить, что настанет день, когда человек, сознательно изменяя структуру атома, начнет превращать элементы, создавать новые по своим рецептам. И не на заводах, а прямо в недрах земли. Вот тогда геология станет подлинно действенной, созидательной наукой, а не регистратором фактов.

Он задумался, улыбнулся и сказал полушутливо:

— Только вы, физики, дайте нам, геологам, и этот скальпель, и эти стимуляторы для оживления недр земных. Я понимаю, что для этого потребуются энергетические мощности в триллионы триллионов киловатт. Ведь речь идет о втором, теперь уже руками человеческими, сотворении мира. Так дайте нам поскорее эту энергию.