Читаем без скачивания Сердце Гудвина - Ида Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, женоненавистник?
– Девчонки-ашки его обожают.
– Черт! – резко остановившись, спохватилась я. – Я телефон на стуле оставила.
– Как это?
– Сунула его под попу, когда Иван Сергеевич тесты раздавал, и забыла.
– Вот, блин!
Мы кинулись обратно в класс, он уже заполнился ашками, и на моем месте сидел Кеша Ершов.
Тот еще тип, с которым без должного повода я старалась не пересекаться. Ксюша считала его интересным, а я опасалась.
У него было резкое, острое лицо с большим широким ртом и длинным носом, привлекательное и непривлекательное одновременно. Когда он наклонял голову и из-под рваной стрижки вороньих волос торчал только его нос, он казался даже страшным, но стоило ему посмотреть на тебя в упор, как отвести взгляд было невозможно. Он словно цеплял на крючок и держал столько, сколько хотел сам.
Ершов был общительным, разговорчивым и обаятельным, однако по-настоящему ни с кем не дружил и существовал сам по себе.
– Я оставила на стуле телефон, – выпалила я до того, как он успел меня заметить.
– Что, прости? – медленно повернувшись, Кеша демонстративно уставился на мои коленки.
Я не возражала. Лучше пусть смотрит на ноги, чем в глаза.
У меня уже имелся плачевный опыт попасться в ловушку его взгляда, и те чувства, которые я испытала, мне не понравились. Так бывает, когда стоишь у самого края на большой высоте и предательский внутренний голос уговаривает тебя прыгнуть.
– Давай быстрее, – поторопила его Ксюша, – у нас биология.
– Какие-то проблемы? – позади меня нарисовался Мартов.
– Алиска забыла телефон, а Ершов не хочет отдавать, – наябедничала Ксюша.
– Гони сюда! – Кирилл протянул Ершову руку, а тот поднял голову и впился в меня взглядом.
Я торопливо отвернулась.
– Кажется, он ей не нужен, – с усмешкой сказал Ершов, но краем глаза я заметила, как он сунул руку в карман.
В класс вошел Иван Сергеевич, увидел нас и неодобрительно покачал головой.
– Почему вы здесь? Покиньте, пожалуйста, класс.
– Покинем, только пусть сначала Ершов отдаст телефон! – потребовала Ксюша.
– Иннокентий, – официально обратился к Ершову математик, – будь добр, верни девочкам телефон. А ты, Кирилл, садись на место.
– Иннокентий, – не удержавшись, прыснула Ксюша, – как ты живешь с таким именем?
– Я тебе после уроков расскажу. – Ершов перевел взгляд на нее, и я облегченно выдохнула.
– Ладно, пожалуйста, отдай, а то биологичка нас не пустит, – попросила я как смогла ласково, и это сработало. Достав из кармана мой телефон, Ершов выложил его на парту.
– Будешь должна.
Мне очень не хотелось, чтобы Гудвином оказался Ершов.
Из всех возможных подозреваемых он сильнее остальных напоминал того, кто способен написать пугающее любовное письмо, и меньше всех того, кто вообще умел любить.
Наши мамы подружились сразу, как только Михайловы – так мы называли всю их семью, хотя у Ромы и его мамы Альбины фамилия Бондарь, – въехали в соседнюю квартиру. Ксюшина мама тетя Лариса была беременна ею, Роме, сыну ее младшей сестры Альбины, исполнился год, а мне только пять месяцев.
Тетя Лариса и Альбина родом из Нижнего Новгорода, а дядя Сережа из Москвы, женившись, он решил перевезти тетю Ларису в прежде пустовавшую бабушкину квартиру, но та переезжать без сестры отказывалась. Родных у них не осталось, а у Альбины был маленький ребенок без отца, и ей требовалась помощь, так что дяде Сереже пришлось забрать обеих.
Альбина с утра до вечера работала, а тетя Лариса с моей мамой постоянно гуляли вместе, ходили в поликлинику, магазины, присматривали за нами, чтобы дать друг другу поесть, помыться и поспать. Они сразу отлично поладили. Папы же сошлись чуть позже, когда у моего отца начались проблемы на работе и дядя Сережа предложил ему перейти к ним в банк.
До конца детского сада моим лучшим другом был Ромка, Ксюша же у нас считалась малышкой. Но в первый класс мы с ней пошли вместе, потому что тетя Лариса, устав от многоэтапных подготовок к школе, решила, что не в состоянии еще один год рисовать кружочки и палочки в прописях.
Теперь мы были одной семьей. Наши родители ни дня не могли обойтись без общения. Мамы по вечерам обязательно собирались минут на двадцать у нас на кухне перекинуться новостями, папы вместе смотрели телевизор или спускались к подъезду покурить.
У квартир был общий тамбур, и мы беспрепятственно ходили туда-сюда.
А по субботам в обязательном порядке устраивались посиделки. Накрывали стол, готовили или заказывали что-нибудь вкусное, играли в настольные игры, пели караоке, иногда даже танцевали. И это было здорово, потому что я не знала семей, где было нечто подобное.
После школы большую часть времени Ксюша проводила у меня, ведь они с Ромой делили одну комнату на двоих, а это доставляло немало неудобств.
Ксюшу я очень любила и привязалась к ней как к сестре, но порой ее было слишком много. Она громко разговаривала, бурно выражала эмоции, не могла молча просидеть и десяти минут, энергия выплескивалась из нее, как из переполненного сосуда.
Ксюша из тех, кто врывается утром в комнату, отдергивает шторы и кричит: «Подъем!» Она пела песни по дороге в школу, а после уроков мчалась домой, потому что дико хотела есть.
Уроки Ксюша учила так, словно вела военные действия, расхаживая по комнате, размахивая руками и комментируя каждое предложение из учебника. Сообразительности ей было не занимать, но на сложные задачки, как и на презентационные проекты, не хватало терпения, а стихи она зубрила прямо перед уроком и, с легкостью ответив, мгновенно забывала.
Единственное, что она делала с поразительной усидчивостью и энтузиазмом, – писала сочинения, да такие объемные, что наш Ионыч за голову хватался.
– Странное дело, – с тяжелым вздохом Ксюша закрыла тетрадь, – все только и говорят, что нужно сосредоточиться на учебе, мол, осталось совсем немного потерпеть, а потом отдыхай сколько влезет. Но ты не поверишь, Алис, мне никогда так сильно не хотелось влюбиться. Я просто умираю без любви, понимаешь? Солнце, трава, запахи, теплые вечера и поздние закаты – все создано для любви именно сейчас. Сегодня и завтра, а не когда-то потом… Кажется, я душу готова отдать за головокружительный поцелуй со вкусом лайма и рома.
– Да ты даже не знаешь, какой вкус у рома! – Свое сочинение я уже закончила, поэтому с чистой совестью глазела в окно.
– Это не важно.
– Ну влюбись, что тебе мешает?
– Школа, экзамены. И потом… я не знаю в кого.
– Влюбись в Степу, он только этого и ждет.
– Уже не смогу. Перегорело! Было что-то, но погасло.
– Собираешься влюбиться в Лу? – с подозрением спросила я.
Ксюша промолчала.
– Не связывайся с Лу, он пофигист, и, потом, пока ты его у Марго отбивать будешь, осень наступит. Да и какой от него толк, кроме внешности?
– Так мне больше и не нужно. На фотках он здорово получается, будет что оставить для истории. А еще интересно, как он целуется.
– Нет. Это плохой вариант. Я против!
– Прекрасно. Ну давай я зачахну под грудой учебников и навеки останусь старой девой, так и не узнавшей вкус рома.
– У моего папы в баре бутылка стоит с пиратским кораблем на этикетке. Принести?
– Тебе хотя бы Гудвин пишет, и Мартов докапывается, а у меня никого нет.
– Ну конечно. А кого Матвей три дня назад в кино звал?
– С ума сошла? Это же Матвей!
– И чего?
– Того! В него можно влюбиться по-настоящему и надолго. А оно мне надо?
– А как же вкус рома?
Ксюша мечтательно смотрела в пространство.
– Да, у него это точно есть.
– Тогда в чем проблема?
– Ты же знаешь в чем! – Она неожиданно разозлилась. – Я и в Новый год от него поэтому сбежала, и сейчас не хочу. Сегодня он с одной, завтра с другой, а я не намерена страдать.
– Ксюш, ну вот, если по правде, я вообще не помню, чтобы ты хоть когда-нибудь страдала.
– Потому и не страдала! – Она резко встала. – Я за чаем. Тебе принести?
Я кивнула, и она пулей вылетела из комнаты.
Матвей Ксюше точно нравился, и достаточно сильно. Ей не нужно в этом признаваться, мы знали друг друга лучше, чем самих себя. Благодаря азартному характеру Ксюша любое препятствие воспринимала как вызов, однако с Матвеем что-то пошло не так. Я предполагала, что в новогоднюю ночь он сделал нечто, что ее серьезно напугало, но не могла представить ничего, о чем бы она мне не рассказала.
Ксюша принесла две розовые чашки в виде разделенных половинок сердца, на одной было написано «Ме», на другой «You» – мой подарок ей на шестнадцатилетие. Моя половинка называлась «You». Чай был горячий, и я отставила его в сторону.
– Садись! – Я похлопала по стулу, с которого она так резво вскочила.
– Что такое? – Ксюша насторожилась.
– Кажется, я кое-что поняла.
– Что? –
