Читаем без скачивания Сердце Гудвина - Ида Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости. Я сама расстроена.
– Мне это не нравится, – серьезно сказала Ксюша.
Я обреченно кивнула.
Глава 4
– То, что Гудвин написал о платье, вовсе не означает, что он там был, – сказала Ксюша. – Он вполне мог видеть запись. Извини, но тогда ты была звездой. А если он твой фанат, наверняка сохранил пару видосов для себя.
Я надевала красное платье всего один раз – на прошлый Новый год, и воспоминания, связанные с тем вечером, были не самыми лучшими.
Тогда я впервые перебрала с алкоголем. Это получилось случайно, ведь до этого я ничего крепче шампанского не пила, а после и шампанское тоже. Но именно из-за него все так и произошло.
Встретив Новый год дома, мы с Ксюшей и Ромой отправились в гости к Ромкиному однокласснику Степе Россу. Родители его уехали, и он пригласил ребят к себе.
Чтобы не идти в гости с пустыми руками, мы прихватили со стола открытую бутылку шампанского и вино. Но пока шли, пили шампанское прямо на ходу. Тогда казалось, что это очень весело, потому что сверкали салюты, играла музыка, попадались шумные, но доброжелательные люди, поздравляющие нас с Новым годом. Мы кричали на всю улицу «Новый год к нам мчится» и толкали друг друга в снег.
Идти до дома Степы было недолго, но шампанское мы допили прежде, чем попали к нему, и оставили пустую бутылку на ступеньках возле подъезда.
В квартире было жарко, душно и полно народа. Нас радостно встретили и немедленно сунули в руки бокалы. Последнее, что я относительно неплохо запомнила, как Ксюша тащит меня танцевать, а все остальное знала только по чьим-то рассказам и стыдным видео, ради полного изъятия которых в последующие полгода мне потребовалось потратить немало сил и вытерпеть достаточно насмешек.
Словом, вела я себя не лучшим образом, обнималась и целовалась со всеми подряд. Со стороны это выглядело ужасно, но меня переполняло ощущение, что я всех люблю. Всех-всех: ребят, девчонок, просто всех людей в мире и весь мир тоже. И эта всеобъемлющая любовь казалась мне такой огромной, что ее невозможно было выразить словами. Я танцевала с Ксюшей, с парнями, потом и вовсе одна. Толкала тост о том, что всех люблю, и в конечном счете оказалась с кем-то в спальне, откуда Мартов меня и вытащил. Упаковал в пуховик и, никого не предупредив, унес домой.
Впоследствии я была ему за это благодарна, но, когда он меня тащил, отчаянно сопротивлялась и кричала на всю улицу, взывая о помощи, из-за чего прохожие чуть было не вызвали полицию. Спасло только то, что в этот момент меня начало тошнить, я расплакалась и стала говорить Мартову, что его я тоже люблю, хоть он и злой.
Один из самых неприятных эпизодов в моей жизни, который хотелось вычеркнуть как страшный сон, и любое напоминание о нем вызывало вспышку амнезического отрицания.
– Это только кажется, что быть красивым легко, – крепко прижавшись ко мне, пробубнила Ксюша.
Теми же словами она успокаивала меня и тогда. Утверждала, что, если бы запись была зашкварная, о ней бы столько не говорили, а бум случился лишь потому, что я произвела фурор. Я знала, что это неправда и что позорное обсуждают и смотрят намного больше, чем красивое, но все равно была ей благодарна. Только с ее помощью мне удалось не удариться в самобичевание, а принять случившееся с гордо поднятой головой: «Ну да! Было. Бывает. И что?»
Сама Ксюша в тот вечер тоже отличилась. Девочка, с которой к Степе пришел Матвей Оболенцев, застукала их двоих флиртующими на кухне и, закатив истерику, уехала домой. После этого инцидента Матвей с Ксюшей закрылись в комнате, а спустя время он объявился один и сказал, что Ксюша пропала и на звонки не отвечает.
Рома заволновался. Стали искать и обнаружили пропажу Ксюшиной верхней одежды. Это происходило, когда Мартов уже унес меня домой, поэтому участия в поисках я не принимала.
На следующий день Ксюша объяснила, что, испугавшись слишком бурно развивающихся отношений, убежала на улицу «проветриться», но это заметил Степа и спустился за ней, узнать, что случилось, и они гуляли во дворе почти до самого утра.
В итоге Матвей оскорбился, а Рома так отчитал нас обеих, что последний Новый год мы провели дома с родителями, играя в шарады, и, как примерные девочки, легли спать в четыре утра.
Когда Ксюша ушла к себе, позвонил Мартов. Ему я написала еще в метро и извинилась.
– Я не обижаюсь, и извиняться тебе не за что, – сказал он, – просто требовалось все обдумать.
– Что обдумать?
– Все.
Говорил Кирилл спокойно, и я с облегчением выдохнула.
– Вы купили платья? – перевел он тему.
– Нет.
– Почему?
Я хотела ответить, что он и без меня знает почему, но вдруг вспомнила, что, когда пришло сообщение Гудвина о платье, Мартов отошел в сторону.
– Скажи, а тебе нравится мое красное платье?
Несколько секунд он молчал.
– Нет.
– Как так? – возмутилась я. – Красное – это же классика.
– На тебе оно смотрится дешево.
– Что значит «дешево»?
– В этом платье ты выглядишь как проститутка, – ничуть не смущаясь, выдал он.
– Почему? Мне же оно идет!
– Ты спросила, я ответил.
– Поклянись, что Гудвин – это не ты.
– Клянусь.
– Чем клянешься?
– Тобой.
– Мной? Чего это ты мной клянешься?
– Ну клянутся же обычно чем-то дорогим.
– Ладно, пока!
– Пока, – он отключился первым.
Выругавшись, я откинула телефон.
То, что Мартов сказал про платье, было обидно. Наверное, отыгрывался за щенка.
Гудвин объявился после двенадцати. Я как раз дочитывала параграф по истории и собиралась послушать музыку перед сном.
«Что ты делаешь, когда у тебя плохое настроение?» – «Ищу того, кто мне его поднимет», – не раздумывая, ответила я. «А если рядом никого нет?» – «Тогда смотрю приколы на «Ютубе» или ложусь спать. А ты?» – «Просто иду бродить по улицам. Это отвлекает. Ненавижу себя жалеть».
Его внезапное откровение заставило меня отложить учебник.
«Между прочим, зря. Себя жалеть иногда очень полезно. Посидишь так, пожалеешь немного себя – и все проходит. Я так делаю, когда с родителями ссорюсь. Никому на них не жалуюсь, даже Ксюше, потому что мы с ними потом помиримся, а у нее останется осадок». – «Интересный метод, но не для меня».
В этот раз он отвечал быстро, с заинтересованностью человека, настроенного на доверительную беседу.
«Ты не ссоришься с родителями?» – «Я вообще ни с кем не ссорюсь». – «Так не бывает». – «Бывает». – «Типа ты идеальный?» – «Нет, но ссора – это бессмысленный выплеск эмоций, который ни к чему не ведет. Просто ругань. А ругаться неинтересно, да и время на это жалко». – «Я не представляю человека, который не ссорится. Как же ты живешь? Подстраиваешься подо всех? Делаешь вид, что всем доволен?» – «Конечно, не всем. Но это повод для конфликта, а не для ссоры». – «И в чем разница?»
В этот раз писал он долго, я предположила, что собирается отшутиться, но потом пришло большое и совершенно серьезное сообщение: «Конфликт – это столкновение интересов и попытка отыскать наилучшее, устраивающее всех решение. Ссорятся люди, считающие себя правыми и требующие, чтобы было так, как хотят они. Тянут одеяло на себя, упираются и треплют нервы. Это соревнование – кто кого задавит, но не выход из противоречия. В конфликте же ты действуешь так, чтобы решить задачку кратчайшим способом, а для этого в условии должны обязательно учитываться интересы твоего оппонента!» Строгий, разумный, хладнокровный ответ.
«Все с тобой ясно. Ты из маткласса. Там все такие замороченные». – «Возможно, да, а возможно, я просто хочу, чтобы ты так думала». – «Значит, опять все, что ты сейчас наболтал, неправда?» – «Необязательно, но не исключено». – «Нет, ты точно математик».
«Можешь считать меня тем, кем тебе хочется». – «Скажи, а ты красивый? Мне хотелось бы, чтобы ты был красивым». – «Нормальный».
Мне стало смешно: быстро же исчерпалось его красноречие.
«Тогда странно, что ты шифруешься. Вдруг я в тебя тоже влюблюсь?»
Пару минут он не отвечал, и я заволновалась, что спугнула его, поэтому продолжила сама: «А вот если представить шкалу красоты от нуля до десяти, ты на сколько
