Читаем без скачивания Мегрэ и старая дама - Жорж Сименон

— В воскресенье, если я не ошибаюсь, был день рождения вашей матери?

— Да, третьего сентября. Отчим превратил этот день в некое подобие национального праздника. И не допускал, чтоб кто-нибудь из семьи не был на торжестве. Мы сохранили обычай встречаться в этот день у матери. Для нас это стало традицией, вы понимаете?

— За исключением Тео, судя по тому, что вы мне рассказали.

— Да, исключая Тео после смерти его отца.

— Вы привезли на этот раз подарки? Могу я узнать, какие?

— По странному совпадению Мими и я сделали почти одинаковые подарки: кружевные воротнички. Трудно выбрать что-нибудь для моей матери. У нее есть все, чего она могла бы пожелать, — вещи дорогие и редкие. Когда ей дарят безделушку, она разражается хохотом, от которого становится не по себе. И благодарит с преувеличенной горячностью. Но она без ума от кружев, и вот нам с Мими пришла одна и та же мысль.

— Ни шоколада, ни конфет, ни сладостей?

— Догадываюсь, что вы имеете в виду. Нет, ничего этого не было. Никто не рискнул бы преподнести ей шоколад или конфеты, она их не терпит. Видите ли, моя мамаша относится к тем хрупким на вид женщинам, которые любым сладостям предпочитают маринованную или зажаренную селедку, соленые корнишоны и хороший кусок сала.

— А вы?

— Я нет.

— Кто-нибудь из семьи догадывается о том, что произошло однажды между отчимом и вами?

— Честно говоря, я в этом не уверена. Но готова поклясться, что мать все знала.

— От кого она могла узнать?

— Она обходилась без чьей-либо помощи. Простите, но мне опять приходится злословить: она всегда подслушивала у дверей, это было ее страстью. Сначала она следила за мной, потом за Фернаном. Она шпионила за всеми, кто жил в доме, в ее доме, включая метрдотеля, шофера и горничных.

— Зачем?

— Чтобы знать все, что происходит в ее доме.

— И вы полагаете, что она знала и о вас с Тео?

— Я почти уверена.

— И она никогда ничего вам не говорила, даже не намекала? Вам ведь не было тогда и двадцати лет. Она могла бы вас и предупредить.

— А для чего?

— Когда вы заявили о своем намерении выйти замуж за Жюльена Сюдра, разве она не пыталась вас отговорить? В то время этот брак мог выглядеть мезальянсом. Фернан Бессон был на вершине успеха. Вы жили в роскоши — и вдруг выходите замуж за небогатого дантиста, за человека без будущего.

— Мать ничего мне не говорила.

— Отчим?

— Он не посмел. Он чувствовал себя виноватым передо мной, мне кажется, его мучила совесть. Думаю, что, в сущности, он был порядочным и даже совестливым человеком. Он, должно быть, был уверен, что я так поступаю из-за него. Он хотел сделать мне богатый подарок, но Жюльен не принял его.

— По вашему совету?

— Да.

— И ваша мать не подозревала об этом?

— Нет.

Они шли теперь по тропинке, поднимающейся вверх к вершине скалы; через равные промежутки времени небо прорезал луч маяка, и издалека доносился зловещий вой сирены, включенной по случаю тумана. Даже здесь, наверху, чувствовался сильный запах водорослей.

Несмотря на высокие каблуки и парижский костюм, Арлетта не проявляла признаков усталости и не жаловалась на холод.

— Я задам еще один вопрос.

— Я знаю заранее почти все ваши вопросы.

— Как бы вы себя повели, если бы ваша мать вдруг заявила вам, что ей известна та сторона вашей жизни, о которой мы говорили?

— Я бы сказала ей, чтобы она не совала нос не в свои дела.

— Предположим, что она, надеясь вас спасти, заявляет, что считает своим долгом поставить в известность вашего мужа?

Молчание. Арлетта замедлила шаг.

— Так вот вы к чему клоните! — произнесла она с упреком.

— Право, я не хотел этого.

— Я уже говорила вам, что готова на все, чтобы Жюльен ничего не узнал.

— Но почему?

— Неужели вам непонятно!

— Вы не хотите причинить ему боль?

— И это тоже. Жюльен счастлив. Это один из самых счастливых людей, каких я встречала в жизни. И никто не имеет права нарушить его покой. И еще…

— Что еще?

— Возможно, он единственный мужчина, который уважает меня, относится ко мне иначе, чем… Вы знаете, о чем я хочу сказать.

— И вам необходимо это?

— Может быть.

— Настолько, что, если бы ваша мать…

— Если бы она стала угрожать, что очернит меня в его глазах, я пошла бы на все, чтобы не допустить этого.

— Вплоть до убийства?

— Да. — Она добавила: — Могу заверить вас, что такой случай пока еще не представился.

— Почему пока еще?

— Потому что теперь она уже не только догадывается, но у нее есть прямое доказательство. Сегодня она сказала мне об Эрве.

— Что же она вам сказала?

— Вы будете поражены, если я повторю то, что она говорила. Видите ли, моя мамаша, внешне походя на маркизу, по сути осталась простолюдинкой, дочерью рыбака, и в семейной обстановке она не стесняется в выражениях. Она сказала, что прелюбодействовать я могла бы и в другом месте, а не под ее крышей, а по поводу того, что было между мной и Эрве, она разразилась самой отборной бранью. О Жюльене она говорила в не менее грубых выражениях, обозвав его рогатой скотиной, поскольку она уверена, что он все знает и даже извлекает из этого пользу.

— Вы защищали его?

— Я приказала ей замолчать.

— Каким образом?

— Глядя ей прямо в глаза, я потребовала, чтобы она замолчала. Но она продолжала свое, и я дала ей пощечину. Это настолько ее ошеломило, что она тотчас же успокоилась.

— Она ждет вас?

— Она, конечно, не ляжет до моего прихода.

— Вы действительно собираетесь там ночевать?

— Вы знаете обстановку и должны согласиться, что мне трудно поступить иначе. Перед отъездом я должна знать наверняка, что она ничего не скажет Жюльену и ничего не сделает, что встревожило бы его. — Она помолчала, потом, догадываясь о беспокойстве Мегрэ, добавила с усмешкой: — Не бойтесь. Никакой драмы не произойдет!

Они добрались до самой вершины скалы. Молочная завеса тумана отделяла их от моря, которое билось о прибрежные камни.

— Спуститься мы можем, свернув направо. Дорога здесь лучше и выведет нас прямо к «Гнездышку». Вы уверены, что у вас больше нет вопросов ко мне?

Должно быть, взошла луна, туман стал прозрачнее, и, когда Арлетта остановилась, он увидел бледное пятно ее лица и темную полосу рта.

— Пока вопросов нет, — ответил он.

— Признайтесь: вы думаете, что я пыталась убить мою мать?

— Пока не думаю.

— Вы хотите сказать, что не вполне уверены?

— Я хочу сказать то, что говорю. Я пока ничего не знаю.

— Когда вы сочтете меня виновной, вы мне скажете?

— Вероятно.

— Скажете мне с глазу на глаз?

— Это я могу вам обещать.

— Но я ведь не виновна.

— Мне бы хотелось, чтобы это было так.

Ему уже претил этот затянувшийся, напряженный разговор, назойливость Арлетты стала его раздражать.

Ему казалось, что, рассказывая о себе, она слишком уж охотно грязнила себя.

— Мамаша еще не легла, — сказала Арлетта.

— Как вы это узнали?

— Видите свет? Это окно гостиной.

— Когда завтра отходит ваш поезд?

— Мне бы хотелось успеть на восьмичасовой. Если, конечно, вы меня не задержите здесь. Тогда я позвоню Жюльену и скажу, что я еще нужна маме.

— Он знает, что вам отвратительна ваша мать?

— Она мне не отвратительна. Я не люблю ее, вот и все. Так можно мне уехать восьмичасовым поездом?

— Да.

— Вас я не увижу до отъезда?

— Пока еще не знаю.

— Вы, наверное, захотите удостовериться перед моим отъездом, что мамаша жива?

— Может быть.

Они миновали еще более крутой склон, нечто вроде насыпи, и вышли на дорогу в пятидесяти метрах от ограды «Гнездышка».

— Вы не зайдете?

— Нет.

Окна виллы были скрыты кустами, и свет едва проникал сквозь густую листву.

— Спокойной ночи, господин Мегрэ.

— Спокойной ночи.

Сунув руки в карманы, он широко зашагал к городу.

Мысли беспорядочно теснились в его голове. Теперь, когда он расстался с Арлеттой, ему приходили на ум десятки вопросов, которые он не додумался задать ей. Он упрекал себя в том, что позволил ей уехать завтра утром, и готов был сейчас же вернуться и отменить ее отъезд.

И не допустил ли он ошибку, дав возможность этим женщинам провести ночь вместе? Не повторится ли между ними сегодняшняя сцена, только с еще большей резкостью и более опасным неистовством? Хорошо бы снова повидать Валентину, побеседовать с ней, посидеть в ее крошечной гостиной среди невинных безделушек.

В девять часов у него встреча с этим громогласным Шарлем Бессоном, от которого могут лопнуть барабанные перепонки.

Город словно вымер. В казино за отсутствием посетителей тоже потушили огни. На углу одной из улиц светились еще окна бара или, скорее, бистро, которое, видимо, работало и зимой для местных жителей.