Читаем без скачивания Варяжский сокол - Сергей Шведов

Глава 4

Пепел

Манасия пришел в сознание перед смертью. Жучин все-таки услышал вопрос, слетевший с его чуть шевельнувшихся губ.

– Мы победили, – ответил он на этот скорее угаданный вопрос, – слышишь, бек Манасия, победили. Матарха осталась за нами. Твой отец будет гордиться тобой.

Мальчик улыбнулся последний раз в жизни, и каган-бек Ицхак сам закрыл ему глаза, из которых только что отлетела жизнь.

– Будь он проклят, этот Ханука, – процедил в бессильной злобе бек Карочей, но Ицхак не обернулся на его слова, и скиф догадался почему. Каган-бек Жучин плакал, наверное, в первый и последний раз в жизни и не хотел, чтобы его слезы видели даже самые близкие ему люди.

Победа в войне за Матарху далась слишком дорогой ценой. Из десятитысячного таманского войска уцелела треть. Рать Хануки наполовину была вырублена, из уцелевшей половины значительная часть просто разбежалась – в основном печенеги, которых никто в Тамани не удерживал. Жучин потерял убитыми и ранеными семь тысяч гвардейцев. Русалан полегло более трех тысяч. И притихшие хазары, и таманцы молча наблюдали за черным дымом их погребальных костров. О ромеях вспомнили, когда к войску подъехал великий князь Сагал со своими ближниками. Разведчики, посланные в сгоревший Сарпел, принесли страшные вести. Из десяти тысяч «бессмертных» уцелело всего несколько сотен. Пепелище, бывшее когда-то городом, было буквально завалено трупами. Разведчикам не поверили. Князь Сагал решил лично наведаться в приграничный город. От хазар сопровождать правителя Матархи вызвался бек Карочей. Увы, разведчики не обманули. И князь Сагал, и его много чего повидавшие ближники оказались настолько потрясены открывшимся зрелищем, что в первые мгновения не смогли вымолвить ни слова и только ошарашенно пялились на жалкую кучку ободранных ромеев, поднявшихся им навстречу.

– Здесь побывала сама Смерть, – сказал дрогнувшим голосом ган Беленгус, сам чудом уцелевший в кровопролитном сражении.

– Здесь побывал Черный Ворон, – скривил губы Карочей. – А это стократ страшнее.

О Черном Вороне ган Беленгус слышал, можно сказать, из первых уст. От киевских бояр, присутствовавших на хмельном пиру по случаю избрания великим князем Дира сына Яромира. Разумеется, он был не настолько глуп, чтобы поверить байкам людей, упившихся до умопомрачения, но тем не менее пересказал эту историю великому князю Сагалу. Правитель Матархи много смеялся над простодушием бояр, которых обвел вокруг пальца добрый молодец. Надо полагать, воеводе Леонидасу и его ромеям было в эту ночь не до смеха.

– Похороните их, – распорядился князь Сагал, лицо которого от пережитых потрясений выглядело серым, под стать пышным кудрям. – Да успокоятся их души в христианском раю. И позаботьтесь об уцелевших.

Князю Сагалу было от чего тревожиться, равно как и гану Беленгусу. Именно эти двое обещали Искару Урсу полную поддержку в случае его победы над хазарами. А князь русаланов – человек умный и наверняка уже сообразил, что его заманивали в ловушку. Теперь он будет мстить. Как будут мстить князю Сагалу ближники славянских богов. Объявят ли Сагала драконом, Карочей не знал, но он почти не сомневался, что за свое коварство повелитель Матархи заплатит страшную цену.

Свершив погребальные обряды, русаланы покинули Тамань. Пешие ударили веслами по Дону, а сильно поредевшая конница пошла вдоль берега. Карочей успел побывать в лагере ротариев, договариваясь об обмене пленными и возвращении тел павших. Там он еще раз увидел ротария, убившего бека Манасию, и даже сумел узнать его имя.

– Это Лихарь, сын Искара Урса, – сказал он, вернувшись, Жучину.

– За убитых в битве не мстят, – холодно бросил каган-бек.

– Не мстят людям, – криво усмехнулся Карочей, – а оборотням можно. Война не закончилась, Ицхак. Все еще только начинается.

Оставив в Матархе сильный гарнизон, уцелевшие хазары вернулись в Итиль. Судя по бледному одеревеневшему лицу, каган Обадия уже все знал. Однако голос его звучал ровно, когда он произнес:

– Благодарю вас, беки, за одержанную победу.

Впрочем, взгляд его, брошенный при этом на бека Хануку, страшен. Хотя, по мнению Карочея, последий, в сущности, ни в чем не виноват. В конце концов, для Обадии не составляло тайны, что брат у него пьяница и дурак. И именно в этом качестве он отправил его в Тмутаракань, дабы ввести в заблуждение русаланов. Ханука всего лишь блестяще подтвердил свою полную несостоятельность как человека и полководца. А дальше вмешался случай. Во время нападения боготуров на стан Хануки погибли приставленные к нему беки, и младший брат кагана, предоставленный самому себе, наделал кучу глупостей. И если бы не смерть Манасии, то Ханука заслуживал бы похвалы, ибо, что там ни говори, а Матарха осталась за хазарами, и начало войны с русаланами можно было считать успешным. Это понимал и Обадия, нашедший в себе силы, несмотря на личное горе, воздать должное преданным бекам. И лишь оставшись наедине с Ицхаком, Обадия спросил:

– Почему ты не казнил печенежских ганов, бежавших с поля битвы?

– Для начала мне пришлось бы казнить твоего брата Хануку, который побежал первым, – спокойно отозвался Жучин.

Обадия скривился, словно наступил на скользкую гадину, но тут же овладел собой. В глазах его, направленных на Жучина, отражалась только боль.

– Манасию нельзя было спасти?

– Бек Карочей сделал все, что в человеческих силах. Он на своем коне вывез твоего раненого сына из боя. Манасия сражался как Гепард и умер как воин, ты можешь гордиться своим сыном.

– Наверное, ты утешил меня, Ицхак, вот только что я скажу его матери? Это правда, что его убил Черный Ворон?

Ицхаку не понравился вопрос Обадии. Если каган всерьез будет принимать байки, которые плетут волхвы, это закончиться скверно.

– Смертельный удар Манасии нанес ротарий Лихарь, сын Искара Урса. Его опознал Карочей.

– Мы должны убить его, Ицхак, – понизил голос почти до шепота Обадия.

– Лихаря? – удивился Жучин.

– Нет, Воислава Рерика. Черного Ворона. Ведь это он решил исход битвы?

– Не уверен, – пожал плечами Ицхак. – В этой битве хорошо дрались и мои гвардейцы, и ротарии Искара Урса. Я тебя не понимаю, Обадия. Русы действительно хорошие воины, но это не повод, чтобы подозревать их в колдовстве.

– Но ведь он истребил ромеев, почти всех. Хотя людей у него было вдесятеро меньше.

– Мы не знаем, сколько людей было у Рерика, – нахмурился Жучин, – но я точно знаю, что ромеи просто проспали ночную атаку. Понимаешь, Обадия, просто проспали. И никакого колдовства здесь нет.

– Твоими устами да мед бы пить, Ицхак.

Жучина этот разговор насторожил и даже испугал. Конечно, для Обадии смерть младшего сына явилась страшным ударом. Но, в конце концов, все мы теряем своих близких, и рано или поздно наступит наш черед. Неужели каган решил, что смерть сына – это плата за совершенный когда-то грех? Прежде Обадия не был суеверным человеком. При упоминании о волхвах на его губах появлялась скептическая улыбка. Все изменилось, когда умерла эта женщина, далеко не первая, кстати, в жизни Обадии.