Читаем без скачивания Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же ими командовать? — с толикой грусти спросил поручик, узнав о своём назначении.
— А вы, господин поручик, ими не командуйте, — усмехнулся полковник. — Помнится, довелось мне как-то на Кавказе отряд казаков возглавить. Чечены табун увели, отбить требовалось. Казачки — это вольница ещё хлеще поморов будет. Только атамана и есаулов своих признают. Так вот, для казаков один лишь способ был: «Делай, как я!». А если вы, господин поручик, всё будете делать как надо, то и командовать не нужно будет! Я ведь после того рейда, когда мы не только свой табун вернули, но и чеченов малость пощипали, «Владимира» с бантом и получил!
Полковник погладил висевший на груди орден Святого Владимира. Жалко, разумеется, что это был не тот самый, а лишь точная копия, сотворённая одним из тихвинских мастеровых. Но это ерунда! Подполковник Беляев рассказывал, что когда после битвы на реке Кульме прусский король приказал наградить всех русских крестом, то многие, не дожидаясь награды, делали её сами из чёрной жести и белой кожи от сёдел!
Поручик, посмотрев на крестик полковника, перевёл взгляд на «иконостас». Беляева и завистливо вздохнул. Ну ладно, не хочет государь награждать орденами Владимира и Георгия за войну русских против русских. Но есть же кое-что и попроще… Орден Святой Анны, например! Уж хотя бы «клюковку»-то он заработал! Но кто знает. Может быть, государь передумает и решит наградить заслуженных офицеров? Вполне возможно, что господину Клеопину пришлют орден Владимира 3-й степени. Вот тогда бы полковник мог не возвращать свой крест в орденский капитул, а отдать его верному соратнику!
— Кстати, поручик, — вмешался в грёзы голос полковника. — Для усиления можете взять и наших прежних соратников. Здешние места знаете хорошо. Вот и начинайте партизанскую войну…
Сумароков почесал затылок, махнул рукой и ушёл. К началу сентября партизанскую войну можно было считать законченной. Увы, разгром и пленение вражеского отряда долгожданного ордена не принёс, но после победной реляции, отправленной Клеопиным в столицу, Сумароков был пожалован в штабс-капитаны…
В присутственных местах города Тихвина кипела работа. Согласно Указу, вышедшему из недр личной канцелярии Его Императорского Величества и скреплённому августейшей подписью, все унтер-офицеры, нижние чины и ополченцы, примкнувшие к отряду Клеопина до 1 сентября 1826 года, наделялись землёй в размере тридцать десятин каждому.
Причём «каждый был волен взять землю в том из уездов Российской империи, откуда рекрутирован был на воинскую службу или пошёл в ополченцы». Теперь городская канцелярия строчила копии с Указа, скрепляла их печатью города Тихвина и раздавала солдатам по списку, составленному фельдфебелем-интендантом Цветковым.
Появление Указа вызвала среди солдат ажиотаж. За грамотками на землю шли даже те, кто призывался на службу из мещан и купцов, не сумевших купить рекрутскую квитанцию. «Земелька-то, — рассуждали солдаты. — Она даже лучше чем деньги! Деньги-то что — пропить да прокутить можно. Или — выдадут их ассигнациями. А ассигнация, пока её получаешь, — так, вроде бы, и много. А тратить идёшь — так и нету ни шиша!»
Самыми важными людьми вдруг сделались писари! Каждый из солдат и ополченцев знал, что без землицы не останется, но всё равно хотел, чтобы заветная грамотка была составлена пораньше. Случались и неприятные истории. На днях, например, штабс-капитан Сумароков был вызван в штаб, к командиру отряда…
— Господин штабс-капитан, — официальным тоном начал Клеопин, — вы в курсе, что ваши люди вчера напоили писарей?
Сумароков сделал виноватое лицо, развёл руками — мол, каюсь, недоглядел…
Подполковник Беляев, исполнявший должность начальника штаба, не выдержал и расхохотался:
— Сегодня присутственные места закрывать пришлось. Городничий рвёт и мечет. Жаловаться прибегал с самого утра. Говорит, писари и делопроизводители всю ночь с поморами пили… Господин полковник разобраться обещал. Кстати, а как Ваши подчинённые?
— Да как огурчики, — заулыбался штабс-капитан. — Посты стоят, секреты выставлены. Они же поморы. Что им сделается?
Клеопин старался соблюсти сурьёзность, но тоже не выдержал:
— Николай, — сквозь смех выдавил он, перейдя на неофициальный тон. — Зачем им было поить писарей?
— Да чтобы те им грамоты на землю быстрее написали, — объяснил Беляев командиру. — Мои-то «белозерцы» очередь раньше заняли, так вот ополченцы-то и заволновались — а хватит ли землицы?
— Ну и ну, — только и выговорил полковник. — А на кой… э-э… леший вашим охотникам на морского зверя земля? Они что, сельским хозяйством будут заниматься? Или — в аренду сдавать? Я что-то не слышал, чтобы земля в Архангелогородской губернии спросом пользовалась.
— Да они и сами ещё не знают… Но говорят: «А чем мы хуже?»
— Тоже правильно, — вздохнул Клеопин. — Земля — она и в Сибири земля… Ладно, господа офицеры. Городничий, он ведь не только ябедать приходил. Вчера почта прибыла, фельдъегерская. Из-за пьяных писарей городничий сам её и разбирал всю ночь. В числе прочего — пакет от государя. Токмо касается он не нас, а наших пленных. Так что, командуйте, господа, на построение всех, кто в трудниках у владыки служит, и тех, кто в подвале сидит…
— Всех? — уточнил Беляев. — И офицеров, и этих… хохлов?
Клеопин покачал головой:
— Пока — только унтеров и нижних чинов.
…За несколько месяцев пленников в Тихвине накопилось прилично. Кормить почти тысячу душ было разорительно. Клеопин уж подумывал отправить их куда-нибудь в Заболотье или на Горку. Но тут сам государь принял решение…
Построение провели не в
