Читаем без скачивания Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз - Грегори Магвайр

— Мой за бесплатно, — отрезала ведьма и выхватила у торговца зонт. — Вы ведь не откажете бедной нуждающейся женщине, правда?

— Дороже обойдется, — обиженно хмыкнул торговец, взобрался на телегу и продолжил свой путь.

— Никто, конечно, не спрашивает мнения у простого Осла, — услышала вдруг ведьма другой голос, когда телега проехала мимо нее, — но, по-моему, эта девочка — сама Озма, которая проснулась и теперь идет в Изумрудный город, чтобы занять свое место на престоле.

— Ненавижу роялистов, — процедил торговец и стеганул Осла кнутом. — Ненавижу болтливых Зверей.

Ведьма дернулась, но вмешаться не решилась. Она не смогла вызволить Нор, не договорилась с Гудвином, не успела убить мадам Кашмери — так стоит ли вообще браться за то, что она не в силах изменить?

10

Ведьма покачивалась на гребне воздушного потока. Она никогда еще не поднималась так высоко; азарт боролся в ней с отчаянием. Ну, догонит она Дороти, сорвете нее башмачки — и что дальше? Зачем они ей? Схоронить их от Гудвина, как Глинда собиралась спрятать их от властолюбивых манчиков, — или вернуть с ними хоть чуточку отцовского внимания, не важно, заслуженного или нет?

Под метлой бежали облака, заслоняя части удивительной мозаики из холмов, равнин, кукурузных и тыквенных полей. Тонкие ленты белой полупрозрачной дымки словно ластиком затирали насыщенный красками пейзаж. Что, если направить метлу еще выше, и еще, и еще? Врежется ли она в небесную твердь?

И чего она старается? Можно забыть о Нор, прогнать Лира, оставить няню и махнуть рукой на Дороти и башмачки.

Слева налетел порыв сильного ветра. Ведьму понесло в сторону и вниз, пока вновь между лесами и полями не запетляла золотой змейкой Дорога из желтого кирпича. Надвигалась гроза: горизонт налился фиолетовыми тучами, помрачнел от сероватых полос дождя. Времени почти не оставалось. Тут-то ведьма и приметила кого-то на дороге и пустила метлу в крутое пике. Неужели они? И собираются отдохнуть под той черной ивой? Если так, то сейчас можно будет все и решить…

11

…Когда ведьма очнулась от тяжелого похмелья, гроза давно прошла, и не было никакой уверенности, тот ли это все еще день. Ведьма сомневалась даже, что действительно видела Дороти и ее спутников. Неужели она позволила бы им так легко ускользнуть? Но как бы то ни было, а преследовать девчонку дальше, в сам Изумрудный город, ведьма не осмеливалась. Слишком много влиятельных друзей было у мадам Кашмери при этом прогнившем режиме, а слухи о ее убийстве могли уже добраться и сюда. Кто знает, может, ведьму уже ищут? Так что о Несенных башмачках, увы, пока надо забыть.

Всю обратную дорогу до Киамо-Ко ведьма почти не останавливалась, разве только спускалась иногда подкрепиться дикими ягодами, орехами и сладкими кореньями. Замок был цел; никто его не спалил. Вооруженные отряды Гудвина все так же скучали у Красной Мельницы. Няня вязала покрывало для своего будущего гроба и составляла список гостей (большинство из которых давно уже отправились в Иную землю) на собственные похороны.

— Да-да, няня, ты совершенно права, было бы замечательно снова увидеть мисс Клютч, — прокричала ведьма в ухо старушке, обнимая ее. — Она мне тоже нравилась. Она была добрее и честнее этой пустышки Глинды.

— Что это ты? — удивилась няня. — Вы ведь были лучшими подругами.

— Эта предательница мне больше не подруга, — заявила ведьма.

— От тебя кровью пахнет, иди помойся, — сказала няня. — У тебя что, время подошло?

— Ты же знаешь, я никогда не моюсь. Скажи лучше, где Лир.

— Кто? — Лир!

— Ах, Лир. Где-то тут. — Няня улыбнулась. — Проверь в колодце.

Теперь это была уже семейная шутка.

— Это что еще за новости? — строго спросила ведьма у Лира, отыскав его в музыкальной комнате.

— Все-таки они были правы — смотри, кого я поймал! Лир показал на золотого карпа, о котором Сарима с сестрами часто говорили, но которого никто толком не видел.

— Вернее, он был уже мертв, когда я его нашел, и я поднял его в ведре — но все равно. Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь рассказать сестрам, что наконец-то его выловили?

В последнее время Лир говорил о Сариме и ее семье, как будто они были призраками и прятались здесь же, в замке, едва сдерживаясь от смеха.

— Будем надеяться, — ответила ведьма, а сама подумала, не вредно ли давать детям несбыточную надежду, не труднее ли им будет потом свыкнуться с правдой? — Как вы тут без меня? Нормально?

— Прекрасно, — ответил Лир. — Но я рад, что ты вернулась.

Она хмыкнула и пошла здороваться с Чистри и его трескучими сородичами.

Ведьма повесила подаренное ей старое зеркало в своей комнате, но старалась не смотреть в него: ей казалось, что она увидит в нем Дороти. Кого-то напоминала ей эта девочка из Канзаса — своей прямотой, искренностью и непосредственностью. «Неужели Нор?» — думала ведьма, роясь в воспоминаниях. Но с чего бы? Тогда, давно, ведьму совершенно не интересовала судьба Нор, несмотря на то, что мордашка девочки была словно уменьшенной копией лица Фьеро. Помимо Нессарозы и Панин, ведьма не испытывала теплых чувств ни к кому из детей. Это еще сильнее, чем цвет кожи, отчуждало ее от остальных.

«Нет, кого я обманываю, — призналась ведьма, когда ее взгляд помимо воли упал на зеркало. — Кто как не мы сами отражаемся в зеркалах? В этом и есть мое проклятие — Дороти напоминает меня саму в ее возрасте. Как давно это было…»

…Еще в Оввельсе. Вот по квадлинским болотам шагает робкая, неуклюжая зеленая девочка, одетая, чтобы не дай бог не намочить ноги, в кожаные штанишки и резиновые сапоги. Следом вперевалку идет ее мама, беременная третьим ребенком, идет и молится о том, чтобы родить наконец здорового малыша. Она то и дело бросает в грязь пустые бутылки или украдкой сплевывает пережеванные листья иглодольника.

Няня ухаживает за малышкой Нессой, носит ее в люльке на спине, ходит с ней ловить рыбешку, собирать мох и конские бобы. Несса все видит, но не может потрогать — что за пытка для ребенка! Неудивительно, что впоследствии она так твердо уверует в незримое: для нее ничто невозможно проверить на ощупь.

Для очистки совести папа берет с собой зеленокожую дочурку и идет повидать многочисленных родственников Черепашьего Сердца. Их соединенные мостиками шалаши висят на широких, преющих от болотного духа деревьях. Квадлины сидят на корточках, боязливо втягивают головы в плечи, с опаской смотрят на пришельцев. От них и от их жилищ воняет рыбой. Я забыла их лица, помню только одну старуху — беззубую, гордую и важную. Постепенно, поборов робость, они подходят, но не к священнику, а ко мне, зеленокожей девочке. Она уже не я, она осталась там, в далеком прошлом, она — это она, таинственная и непонятная. Она стоит так, как стояла Дороти; какая-то врожденная отвага выпрямляет ее спину, разводит плечи, держит открытыми глаза. Она терпеливо переносит прикосновения чужих пальцев к своему лицу. Держится ради отца и его работы.