Читаем без скачивания Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

Пять лет…

Регина вздохнула. Пять лет с невыносимыми людьми, в отсутствие уважения и профессионализма, со всеобщей некомпетентностью и незамутненной глупостью. Не-ет, после Нового года заканчиваю, подумала она. Если все пойдет как надо, работа в Брюсселе – моя.

Машина остановилась на красный свет возле щита, рекламирующего импортную зубную пасту. Поток опять сгустился, и какоето время они стояли, окруженные красными машинами такси.

Регина, зевая, рассматривала рекламный щит на другой стороне улицы – красный фон, улыбающаяся блондинка в розовом платье держит полосатый тюбик зубной пасты. Под рекламой какой-то мальчик поставил стол с тремя птичьими клетками, в руках у него хлопают крыльями два цыпленка, которых он упорно пытается продать прохожим.

Большая черная птица пролетела перед щитом и села на залитые светом перила, и в ту же минуту Регина почувствовала, как в кармане жакета завибрировал телефон.

Увидев на дисплее номер матери, она встревожилась.

Что-то случилось, инстинктивно подумала она.

Время как будто замерло.

Водитель включил радио. Новости на французском. Телефон у нее в руке, реклама с улыбающейся женщиной, мальчик, который продает цыплят. Все сложилось в картинку, которую она уже никогда не забудет.

Голос на том конце сказал, что ее сын погиб.

Несчастный случай в бассейне.

Мальчик и рекламный щит скрылись за гудящими такси.

Шофер обернулся и посмотрел на нее:

– Pourquoi tu pleures?

Он спросил, почему она плачет.

Не отвечая, Регина уставилась в окно.

У нее просто не было слов, чтобы объяснить.

Лестница Последних грошей

Когда дело касается тяжкого преступления, ни о каких случайных совпадениях не может быть речи. В этом Жанетт Чильберг, с ее многолетним опытом расследования изощренных убийств, была вполне уверена.

Когда Шарлотта Сильверберг рассказала, что Виктория Бергман, дочь насильника Бенгта Бергмана, ходила в ту же школу, что и она, Жанетт поняла: это не просто совпадение.

Выйдя из квартиры Сильвербергов на Гласбруксгренд, Жанетт спросила Хуртига, не подвезти ли его – шел дождь, но он сказал, что лучше прогуляется немного пешком до метро.

– К тому же кто знает, дотащится ли эта развалюха хотя бы до Слюссена. – Хуртиг с ухмылкой ткнул пальцем в ее ржавую красную “ауди”, распрощался и зашагал в сторону Лестницы Последних грошей. Жанетт села в машину и, прежде чем завести мотор, отправила эсэмэску Юхану, обещая быть дома минут через пятнадцать.

В машине по дороге домой Жанетт думала о своем странном разговоре с Викторией Бергман несколько недель назад. Она тогда позвонила Виктории в надежде, что та поможет им в расследовании дела мертвых мальчиков, ведь ее отец фигурировал в нескольких других расследованиях об изнасиловании и сексуальной эксплуатации детей. Но Виктория отказалась от разговора, сказав, что не поддерживает отношений с родителями уже двадцать лет.

Конечно, после того звонка прошло какое-то время, но Жанетт помнила произведенное Викторией сильное впечатление – горечь, как будто отец посягал и на нее. Одно было ясно. Нужно дотянуться до Виктории Бергман.

Дождь усилился, видимость была плохая. Когда Жанетт проезжала Блосут, три машины стояли на обочине. Одна была сильно помята – видимо, столкнулось несколько машин сразу. Рядом стоял автомобиль спасательной службы и полицейская машина с включенной мигалкой. Осталась всего одна свободная полоса. Полицейский из дорожной службы регулировал поток транспорта. Жанетт поняла, что опоздает минут на двадцать, а то и больше.

“Как же быть с Юханом?” – подумала Жанетт. Может, все-таки пора звонить детскому психологу?

И почему Оке молчит? Может, взял бы на себя часть ответственности? Но нет, он, как всегда, собирает чемоданы, чтобы воплотить свои мечты в жизнь, и у него нет времени на кого-то еще, кроме себя.

Он недосягаем, подумала Жанетт, неподвижно стоя в пятидесяти метрах от съезда на Гамла Эншеде.

Может, очередь в столовой полицейского участка и не самое подходящее место, чтобы задавать вопросы, но Жанетт Чильберг знала, что пробиться к начальнику управления Деннису Биллингу нелегко, и решила воспользоваться случаем.

– Что вы думаете о своем предшественнике, Герте Берглинде?

Жанетт показалось, что Биллинг встревожился, и у нее тут же возникло чувство, что она наступила на больную мозоль. – Вы же несколько лет работали непосредственно под его начальством, – добавила она. – Я тогда была сержантом, так что едва ли его встречала.

– Братец Знайка, – ответил шеф, помолчав, повернулся к ней спиной и вылил на тарелку целый половник картофельного пюре.

Жанетт подождала продолжения, но, не дождавшись, постучала его по плечу:

– Братец Знайка? В каком смысле?

Биллинг продолжал комплектовать свое блюдо. Несколько тефтелек, потом – сливочный соус, соленые огурцы и, наконец, капелька брусничного джема.

– Больше академик, чем полицейский, – пояснил он. – Между нами говоря – плохой начальник. Редко бывал на месте, когда нужен. Слишком много посторонних дел. Заседание то в одном правлении, то в другом, да еще все эти лекции.

– Лекции?

Биллинг кашлянул:

– Именно… Может, присядем?

Он выбрал столик подальше в глубине зала, и Жанетт поняла, что начальник по какой-то причине предпочитает говорить в отсутствие лишних ушей.

– Активное участие в “Ротари” и в нескольких фондах, – проговорил Биллинг с набитым ртом. – Общество трезвости, религиозный, чтобы не сказать – не в меру набожный. Читал лекции по этике по всей стране. Я слышал его выступления пару раз и должен признать, что он говорил очень увлекательно, хотя после некоторого размышления и стало ясно, что его лекции состояли из банальностей. Но ведь именно так всё и работает? Люди хотят слышать подтверждение того, что и так знают. – Он усмехнулся, и хотя Жанетт с трудом переносила его циничный тон, она готова была согласиться.

– Вы сказали – фонды. Не помните какие?

Биллинг покачал головой, перекатывая тефтельку между соусом и вареньем.

– Вроде что-то религиозное. Легендарно обходительный, но, между нами говоря, он, вероятно, не был таким набожным, каким хотел казаться.

– О’кей. – Жанетт навострила уши. – Я слушаю.

Биллинг отложил вилку и глотнул легкого пива.

– Я рассказываю это тебе по секрету и не хочу, чтобы ты делала из моих слов далеко идущие выводы. Хотя подозреваю, именно на выводы ты и настроена, поскольку никак не можешь забыть про Карла Лундстрёма.

Вот это да, подумала Жанетт, пытаясь сохранить невозмутимый вид и чувствуя, как свело желудок.

– Лундстрём? Он же умер. С чего мне хлопотать о нем?

Биллинг откинулся на спинку стула и улыбнулся ей: – По тебе заметно. Ты не можешь бросить дело мальчиков-иммигрантов, и это не так уж странно. Все нормально, пока от этого не страдает твоя работа, но я положу твоим занятиям конец, если замечу, что ты крутишь что-то за моей спиной. Я не шучу.

Жанетт улыбнулась ему в ответ:

– Да бросьте. У меня сейчас дел выше крыши. Но какое отношение имеет Берглинд к Лундстрёму?

– Берглинд знал его. Они были знакомы через какой-то из фондов Берглинда, и я знаю, что они несколько раз встречались в Дании.

В каком-то местечке в Ютландии.

У Жанетт подскочил пульс. Если речь идет о том фонде, о котором она думает, то, возможно, это след.

– Так что, оглядываясь назад… – продолжал Биллинг. – После того как мы узнали, чем занимался Лундстрём, думаю, что слухи насчет Берглинда, которые тогда цвели пышным цветом, имели под собой некоторые основания.

– Слухи? – Жанетт старалась формулировать вопросы как можно короче. Она боялась, что голос выдаст ее возбуждение. Биллинг кивнул:

– Шептались, что он ходил к проституткам, а кое-кто из служивших в участке женщин говорил о сексуальных предложениях, проще говоря – домогательствах. Но ничего никуда не привело, и он вдруг взял и умер. Сердечный приступ, похороны по высшему разряду, и Берглинд будто по мановению руки стал героем, который останется в памяти народной тем, что заложил основу новым этическим принципам полицейской работы. Ему воздали почести за то, что он покончил с расизмом и сексизмом в полицейском деле, хотя мы с тобой оба знаем, какая это все чушь.

Жанетт кивнула. Ей вдруг начал нравиться Биллинг. Они никогда не говорили друг с другом так откровенно.

– А частным образом они общались? В смысле – Берглинд и Лундстрём.

– Сейчас и до этого дойду… У Берглинда в кабинете на доске висела фотография, которая пропала с этой доски за несколько дней до того, как Лундстрёма допросили насчет изнасилования в гостинице. Как же звали ту девочку? Вендин?