Читаем без скачивания Витязь на распутье - Валерий Елманов

Так-так. Узнать, значит. А ведь я, между прочим, еще ничего не решил.

Она сделала пару шагов и остановилась в ожидании.

– А ну-ка, присядь, – сказал я ей, указывая на лавку.

Как там говорят? Устами младенца глаголет истина? Что же, посмотрим. Правда, передо мной далеко не младенец, девчонке двенадцать с лишним лет, но мы – народ непривередливый, так что сойдут и подростковые уста.

Павлина между тем робко присела на самый краешек лавки, сложила руки на коленях и уставилась на меня. Во взгляде покорность и готовность принять любое решение. А еще надежда, что решение вопреки всему будет приятное.

– А ну-ка ответь, если для того, чтобы сохранить верность одному, надо предать другого, это правильно?

Павлина всплеснула руками:

– Да как же?! Неужто ты сам, дяденька князь, не ведаешь, что оное грех?! Да и самому каково жить опосля?!

Устами младенца… В общем-то я сам сказал себе то же самое, разве что иными словами. Ну что ж, тогда переиначим вопрос.

– А если не предать, а только отступить в сторону, дав погибнуть? – уточнил я.

Павлина пожала плечами:

– Дак ведь все одно. Вот у нас в сельце дьячок Евангелие часто читал, а я слухала. Тамо про дядьку-воеводу как-то сказывали. К нему тож одного привели на суд. Воевода и так, и эдак, мол, невиновен он, а народ все одно – распни его. Ну он осерчал, плюнул и говорит им: будь по-вашему, а я пошел руки мыть, чтоб евоной крови на мне не было. Токмо тот распятый Христом оказался. А дьячок сказывал, что как воевода ни старался, сколь руки ни намывал, а господь его все одно не простил.

– Ты это к чему? – недовольно спросил я.

– Дак ведь он тоже вроде как не предавал, – пояснила Павлина еле слышно. – Ан господу все одно – не понравилось.

– А если бы этот человек был не Христос?

Павлина передернула худенькими плечами:

– Все одно – кровь есть кровь. Опосля не отмыться. Иное дело – тать, а иное… – И, не договорив, печально уставилась на меня – правильно ли сказала, угодила ли.

– Вот и мне кажется, что кровь есть кровь, – кивнул я ей и поинтересовался: – А ты чего узнать-то прискакала?

– Дак ведь невмоготу в ожидании томиться, – выпалила девчонка. – Уж лучше сразу услыхать, чем так вот…

– Пока что ничего не решил, – честно ответил я. – Но уж, во всяком случае, до весны ты тут точно поживешь – куда тебе в такой одежде на мороз? А потом поглядим.

И вновь задумался. Слова Павлины меня удовлетворили не полностью, но зато побудили к действию. Теперь я точно знал, что мне делать дальше и у кого получить окончательный ответ…

Я легко поднялся со своего стула и бодро гаркнул:

– Дубец!

Стременной появился молниеносно.

– Повелеваю седлать коней. Раненых оставляем. Из пленных с собой берем только здоровых.

– А-а… ентот, как его… Каравай? С им как? – напомнил Дубец.

– Его… отправляй самым первым, – распорядился я и зло усмехнулся – пусть завтра все получится точно так же, как пару часов назад, а сегодня дадим охотникам, сидящим в Москве, еще немного помечтать…

Каравай через пять минут ускакал докладывать хозяевам о том, что все в порядке, а гвардейцы принялись седлать коней, собираясь в путь.

«Если в темноте в город не пропустят – значит, не судьба», – решил я, подъезжая к Яузским воротам.

Пропустили. Да и рогатки на улицах раздвигали зачастую раньше, чем мы подле них останавливались, причем ни разу не спросили – куда и зачем.

Нас беспрепятственно пропустили и через Никольские ворота, хотя тут десятник стрельцов заметил, разглядывая плотную стену всадников за моей спиной:

– Ежели бы кто иной – нипочем бы не открыл, княже, уж больно вас много.

– Что, все уже спят? – спросил я, надеясь услышать положительный ответ.

– Москва спит, – уточнил десятник. – А эвон, в царевых палатах, токмо час назад как веселиться учали. Али не слыхать?

Я прислушался. И впрямь доносилась музыка, правда, тихо. Значит, придется все-таки ехать. Вот только вначале заглянем в терем, а уж потом я отправлюсь к Дмитрию, причем один.

Как там гласит древняя легенда? Отгадай три моих загадки, и тогда ты останешься жив. Хотя нет, у меня требования к Дмитрию гораздо проще, ибо правильных ответов на свои вопросы я сам не знаю. Зато мне точно известны неправильные…

Словом, после того как он мне ответит, я буду знать, что мне делать дальше, а заодно и выясню у самого себя, кто я, застывший на распутье, – витязь или все-таки Понтий Пилат, собравшийся умыть руки.

Однако сразу отправиться в царские палаты не получилось, пришлось задержаться, хотя и ненадолго. Уж очень назойлив оказался венецианский купец Андреа Барбариго, терпеливо поджидавший меня у терема. К тому времени, когда я подъехал, бедолага, скорчившийся калачиком у моих ворот, изрядно замерз, но собирался стойко дожидаться моего возвращения. Такая упертость меня восхитила, и я выслушал продрогшего венецианца.

История его была проста. Услышав от своих знакомых, что Дмитрию нужны деньги, купец, соблазненный короткими сроками возврата и весьма выгодным процентом, подсуетился, сам занял деньжонок и одолжил государю пять тысяч золотых дукатов. Теперь срок возврата давно истек, но государь не спешил отдавать золото, и Барбариго еле успевал отбиваться от своих заимодавцев, с которыми тоже не мог рассчитаться. Прослышав, что я в большой чести у Дмитрия, Андреа решил умолять меня ходатайствовать перед государем о возврате, посулив в качестве платы за услуги тысячу.

Время поджимало, но я, не утерпев, поинтересовался о суммах займа и сроках возврата, а также о том, когда Дмитрий к нему обращался, после чего пришел к выводу, что государь спустя всего месяц забыл про данное мне в Костроме обещание не делать долгов.

Так-так. Выходит, ответ на первый вопрос я уже получил, причем неправильный. Ладно, теперь посмотрим, как с остальными двумя.

Отделавшись от несчастного Барбариго туманными обещаниями на днях непременно замолвить словцо про возврат, я отправился в царские палаты.

Едва я подъехал к Красному парадному крыльцу, как мне сразу не понравилось слишком маленькое количество алебардщиков из иноземных рот государя. Тот, кто их выставлял, явно действовал по какому-то усеченному варианту – на входе в сени вместо четырех человек только двое, да и дальше все в половинном размере от привычного. Внутри дворца, на некоторых поворотах и углах, их и вовсе не было, хотя ранее… Я припомнил августовскую ночь, когда в сопровождении своих гвардейцев пробирался в опочивальню Дмитрия. Вроде бы тогда мне пришлось обезоружить и связать человек тридцать, если не больше, а сейчас, пока я дошел до жилых покоев государя, мне встретилась примерно дюжина.

Об этом я первым делом и спросил у Басманова, который повстречался в одной из галереек. Завидев меня, Петр Федорович оживился, а на сумрачном лице появилась улыбка. Чувствовалось, что боярин искренне рад меня видеть.

– Вот, иду к государю, как ты и просил, – пояснил я свое появление в царских палатах. – Как знать, возможно, Дмитрий Иванович ко мне и впрямь прислушается.

Басманов нахмурился.

– Что-то выведал? – отрывисто спросил он, с тревогой вглядываясь в мое лицо.

Время для ответов еще не пришло – вначале мне надо выслушать Дмитрия, – так что оставалось уклончиво пожать плечами и отделаться отговоркой:

– Откуда? Ты разве забыл, что я нынче ездил встречать Федора Борисовича? Только что вернулся.

Он понимающе кивнул, и я в душе поклялся, что непременно постараюсь под каким-нибудь благовидным предлогом увезти Басманова с собой к Годунову, куда собрался уехать, если получу от Дмитрия «неправильные» ответы.

Петр Федорович, в отличие от меня, таиться не собирался и своими успехами в борьбе с изменой похвастал в открытую.

– Выходит, ныне я тебя упредил, княже, – заявил он, хотя торжества в голосе не было слышно – скорее уж усталость вкупе с легким удовлетворением оттого, что наконец-то удалось добиться своего.

Вот так. Я прикусил губу – получалось, что «эффект стрекозы» сработал и на сей раз, причем далеко не самым благоприятным для нас с Годуновым образом.

Странно, но помимо разочарования – после раскрытия боярского заговора Дмитрий невесть сколько лет продержится на троне – я испытал облегчение. Сама судьба все выбрала за меня и приняла решение, а с ней, индейкой, спорить глупо. Что ж, выходит, мне теперь скрывать нечего и остается только попытаться набрать побольше очков и в этом, не самом лучшем для меня и Годунова раскладе, внеся свою лепту в раскрытие заговора. Но вначале…

– Упредил в чем? – уточнил я ради приличия.

– Как? – слегка удивился Басманов. – Али ты забыл нашу с тобой вчерашнюю говорю? Схватили тут мои людишки кое-кого из шептунов, да не одного, а пятерых, так что… – И он, не договорив, развел руками.