Читаем без скачивания Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Мортон

Четвертый граф Бедфорд задал новое направление развития Ковент-Гардена еще при Карле I, но трудности в получении лицензии на строительство и годы гражданской войны помешали его последователям. Однако нельзя сказать, что коммерсанты теряли время при Карле II. Двумя самыми известными коммерсантами того времени были: четвертый граф Саутгемптон, строивший в Блумсбери, и Генри Джермин, граф Сент-Олбанс, подвизавшийся в районе Сент-Джеймс. Схема Саутгемптона весьма примечательна. Он решил строить жилье для нетитулованных дворян и для нового класса высокообразованных специалистов. Так возникли эти хорошо спроектированные и похожие друг на друга здания, они постепенно меняли свой облик в эпоху Георгов и королевы Виктории, обретая привычный вид домов добропорядочных лондонцев.

Схема Джермина слегка отличалась от схемы Саутгемптона, и ее воплощению помешали некоторые события. Джермин был известный льстец и аферист. Его влияние на Генриетту Марию было таким сильным, что многие подозревали, что между ними существует любовная связь. Как и многих других, кто вернулся из изгнания вместе с Карлом II, Джермина щедро вознаградили за преданность. Будучи, по замечанию Карла, «больше французом, чем англичанином», он решил, следуя французской моде, создать на территории вокруг Сент-Джеймского дворца квартал аристократических особняков, этаких роскошных фамильных дворцов. Но замыслы Джермина не успели воплотиться в жизнь — чума, последовавшая за Большим пожаром, опустошила Лондон. Ситуация на рынке жилья изменилась. Половина Сити лежала в руинах. Поток людей двинулся в Вест-Энд. Джермину повезло: не успев застроить Сент-Джеймс-сквер, он изменил схему и построил большое количество домов не для богатых аристократов, а для дворянства средней руки, которые и начал сдавать в аренду.

Большое строительство развернулось в Вест-Энде еще до того, как сюда хлынул поток погорельцев. На Сент-Джеймс-сквер появлялись здания, абсолютно не похожие на роскошные особняки Пиккадилли, преемники дворцов Стрэнда.

Интересно было бы взять экипаж и прокатиться по Пиккадилли тех времен, как это делали Пипс и Ивлин, увидеть луга, заваленные кирпичами, известью и брусом. Три самых больших дворца на Пиккадилли — это Кларендон-хаус в начале Сент-Джеймс-стрит (откуда расходятся Бонд-стрит, Довер-стрит, Албемарл-стрит и Стаффорд-стрит), Бэрлингтон-хаус и Баркли-хаус, впоследствии Девоншир-хаус. Все три здания были построены в период с 1664 по 1668 год. Каждое из них проектировалось как загородная усадьба в черте Лондона. При каждом особняке есть большой сад, отделенный высокой кирпичной стеной. Нынешние Бэрлингтонские сады принадлежат саду старого Бэрлингтон-хаус. Площадь Баркли была частью сада Баркли-хаус. И хотя вскоре первые улицы Вест-Энда устремились через поля к Оксфорд-стрит, эти городские усадьбы и через пятьдесят лет все еще походили на загородные имения. Когда Гендель останавливался у лорда Бэрлингтона в 1715 году, ему отвели комнату в задней части дома, потому что композитор любил вид на поля и деревья.

Кларендон-хаус принадлежал к числу самых красивых особняков Лондона, но судьба здания оказалась печальной. Он был построен Эдуардом Гайдом, графом Кларендоном, лордом-канцлером Карла II. Ему, известному государственному деятелю эпохи Елизаветы, было суждено утратить власть при Карле. Он не участвовал в развлечениях двора, не заискивал перед королевскими фаворитками. Карл находил его добродетельно скучным. Когда разразилась Голландская война[46] и жизнь стала опасной, Кларендона сделали козлом отпущения, и Карл решил избавиться от него. Лондонцы ненавидели Кларендона и винили его во всех несчастьях эпохи. Уже будучи пожилым человеком, он уехал в изгнание во Францию, где написал «Историю восстания». Сам он объяснял свои злоключения в Англии не политическими страстями эпохи, а в большей степени «человеческой слабостью и тщеславием», которые заставили его построить Кларендон-хаус, и «вспышкой зависти», которую этот роскошный дворец вызвал у соотечественников.

И Пипс, и Ивлин видели, как строился этот особняк, а девятнадцать лет спустя они наблюдали, как его сносили.

Пипс отзывался о нем как о самом прекрасном здании, которое он когда-либо видел. Ивлин подтверждал: «Без преувеличения, это самый интересный в архитектурном отношении, самый изящный и величественный дом в Англии». Вскоре после завершения строительства в 1667 году Ивлин нанес визит лорду Кларендону. Он нашел лорда сидящим в кресле-коляске, тот как раз наблюдал, как ставят ворота в саду. Измученный подагрой старик выглядел подавленным. На следующий день Ивлин услышал, что Кларендон уехал в ссылку во Францию. Шестнадцать лет спустя Ивлин снова стоял на Пиккадилли: после ужина он направился посмотреть, как сносят Кларендон-хаус.

На месте этого роскошного особняка группа негоциантов во главе с сэром Томасом Бондом проложила Бонд-стрит, Довер-стрит, Албемарл-стрит и Стаффорд-стрит. Сэр Бонд, в честь которого названа одна из самых фешенебельных улиц мира, как и Джермин, разделил изгнание с Генриеттой Марией и вернулся в Лондон вместе с Карлом II, чтобы пожать плоды Реставрации. Он жил в Пекхэме, где Ивлин навестил его в доме «с чудесным садом и видом на луга и Лондон за ними». Я уверен, что всего несколько человек из тех тысяч людей, которые видят эти четыре улицы каждый день, знают, что их «корни» восходят к Лондону Карла II. Помню, как во время последней войны, при воздушном налете, мне пришлось забежать в дом на Пиккадилли, в конце Довер-стрит (сейчас в этом доме находятся несколько магазинов и фирм). Под своей рукой я почувствовал удивительные широкие перила эпохи Стюартов. Я вовсе не ожидал найти такое сокровище в здании, которое с виду не давало и намека на то, что по его ступеням ходил человек, живший в Лондоне эпохи Карлов, Нелл Гвин, Пипса, Ивлина и Рена. Эта мысль так восхитила меня, что я долго стоял здесь и рассматривал балюстраду при свете сигареты, пока не услышал вой приближающегося «Фау-1».

Люди, которые построили первые дома и улицы Вест-Энда, носили шитые золотом камзолы и шпаги на боку, локоны париков спускались им на плечи, на шляпах покачивались страусовые перья, колени охватывали шелковые ленты, а трости их были из черного дерева и слоновой кости. Романтики думают, что они постоянно ухаживали за хорошенькими женщинами, дрались на дуэлях и писали стихи (в ту пору каждый истинный джентльмен мог срифмовать стихотворение). Романтики полагают, что больше всего их интересовала любовь, и кажется невозможным представить, что гораздо больше этих людей интересовали деньги. Основоположники Вест-Энда — люди, постоянно искавшие выгоду с тем же рвением, что и наши современники, живущие в Лондоне, Нью-Йорке или Йоханнесбурге. Финансовое чутье, которое ошибочно ассоциируется только с сегодняшним временем фондовых бирж и телефонов, было очень хорошо развито в эпоху шпаг и атласа. Под огромными париками скрывался острый и цепкий ум. Думаю, что, например, доктор Николас Барбон (или Бэйрбонс), сын мрачного старого пуританина Бэйрбонса по прозвищу «Хвала Господу», мог бы удивить Лондон и в наши дни.