Читаем без скачивания Жизнь поэта - Арнольд Гессен

Рукописи Дуровой Пушкин дал высокую оценку: «Прелесть. Живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен...»

* * *

После выхода второго тома «Современника» Пушкин направил в типографию материалы для третьего тома.

Он открыл его пятнадцатью стихотворениями Ф. И. Тютчева. В нем помещен был «Нос» Н. В. Гоголя с заметкой от издателя: «Н. В. Гоголь долго не соглашался на печатание этой шутки; но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веского, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись».

Лично Пушкин поместил в третьем томе много своих произведений: «Родословная моего героя», «Полководец», «Сапожник», «Вольтер», «Анекдоты», большую рецензию на «Фракийские элегии» поэта В. Теплякова, ответ на критику «Истории Пугачевского бунта» и две большие заметки в отделе новых книг. Была напечатана еще большая статья Пушкина по поводу вышедших в Нью-Йорке «Записок Джона Теннера», цивилизованного американца, прожившего тридцать лет среди индейцев. Эта статья и сегодня звучит со всей силой укора политике расовой дискриминации.

«С некоторого времени Северо-Американские Штаты, - писал Пушкин, - обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих... Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы, которые полагали давно уже решенными. Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую - подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть, со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой; такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами.

Отношения Штатов к индейским племенам, древним владельцам земли, ныне заселенной европейскими выходцами, подверглись также строгому разбору новых наблюдателей. Явная несправедливость, ябеда и бесчеловечие американского Конгресса осуждены с негодованием... Остатки древних обитателей Америки скоро совершенно истребятся...

«Записки Джона Теннера»... будут свидетельствовать перед светом о средствах, которые Американские Штаты употребляли в XIX столетии к распространению своего владычества...»

Статья «Джон Теннер» была написана Пушкиным в августе 1836 года, а в 1833 году он, перекликаясь с известной книгой Радищева, закончил свое «Путешествие из Москвы в Петербург», где встречаются те же мысли о гнете английского капиталистического строя. «Прочтите, - писал Пушкин, - жалобы английских фабричных работников: волосы встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид...

Совсем нет: - продолжает Пушкин, - дело идет о сукнах г-на Смидта или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребление, не преступление, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию... У нас нет ничего подобного».

* * *

Петр I. Рисунок К. Рудакова к поэме А. С. Пушкина «Полтава». 1948 г.

Напряженно работая над «Современником», Пушкин не переставал подбирать и материалы по истории Петра. Задумав этот труд еще в 1827 году, он до конца дней не переставал возвращаться к нему.

«Я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: - говорил Пушкин осенью 1833 года писателю В. И. Далю, - он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим еще к нему близко, - надо отодвинуться на два века, - но постигаю его чувством; чем более его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно. Не надобно торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; время это исправит. Но я сделаю из этого золота чтонибудь...»

Жене Пушкин писал в конце мая 1834 года: «Ты спрашиваешь меня о Петре I? идет помаленьку; скоплю материалы - привожу в порядок - и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок...»

В то время на площади Петровой уже стоял «Медный всадник» Фальконе...

И М. П. Погодину сообщил: «К Петру приступаю со страхом и трепетом...

Поэт видел в Кунсткамере восковую фигуру Петра, одетую в голубой кафтан, и мог составить себе достаточно полное представление об облике царя и быте той эпохи.

Задуманный Пушкиным труд должен был явиться, по словам Белинского, «учено-художественной историей», и поэт, следуя исторической правде, показал не только положительные, но и теневые стороны деятельности и личности Петра I. Петр предстает в пушкинском труде, как «одновременно Робеспьер и Наполеон (воплощение революции)». Петр - «деспот» и одновременно «сильный человек», «чудотворец-исполин», которого «народ почитал антихристом».

Поэт собирает, год за годом, обширные материалы по истории Петра с 1695 по 1725 год, изучает все изданные им указы, намечает план введения к «Истории Петра»: Россия извне, Россия внутри, подати, торговля, военная сила, дворянство, народ, законы, просвещение, дух времени.

И в записи, относящейся к 1721 году, отмечает: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые - нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности или по крайней мере для будущего, - вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика».

Под этими строками Пушкин делает пометку в скобках: «Это внести в историю Петра, обдумав».

Собрав обширный материал для «Истории Петра», объемом в тридцать одну тетрадь большого формата, Пушкин рассчитывал закончить ее «в год или в течение полугода» и затем исправлять по документам. Но смерть прервала его работу.