Читаем без скачивания Garaf - Олег Верещагин

…И он правда проводил — не меньше лиги ехал впереди рядом с Эйнором (они о чём–то говорили на квэнья), следом — Гарав с Федериром и трое оруженосцев Арафора (двое чуть младше его самого, один — в возрасте Гарава), дальше — два десятка конных из личной сотни княжича. Оруженосцы тоже не молчали — и Гарав подумал, что, если все они похожи на этих и на Фередира — то, наверное, общаться с ними будет легко, надо только поглубже вникнуть в темы коней и охотничьих собак и привыкнуть, что женщин часто обсуждают вовсе не «куртуазно»… ну а про оружие он и сейчас мог говорить свободно и даже поспорил с одним из оруженосцев насчёт харадримских клинков, про которые тот говорил, что хороших харадримцы просто не привозят — Гарав же был уверен, что и не надо, потому что тамошняя сталь в первый же мороз подведёт. [109]

Потом кто–то в конвое начал песню — древнюю, в которой были слова про то, что «пускай рыдают вдовы, пускай горит земля — шагают легионы Золотого Короля!» На него было зашикали, но Арафор крикнул, не поворачиваясь:

— Пусть!

По выжженной равнине марширует легион!Мы — воины стальные, потомки Трёх Племён!Даст дикарям неверным порядок и законНаследник Рода Бэора — король Ар–Фаразон! [110]

— гремело в лесу над Трактом…

…— А как княжич нас назвал? — спросил Гарав, когда они разъехались — уже под луной, ущербной, но яркой — на распутье, где от Тракта уводили несколько тропинок — и княжеский конвой исчез в тенях. — Это… tittе huani, — повторил он.

— Щенята, — усмехнулся Эйнор[111]. — Ты обиделся?

— Нет, — пожал плечами Гарав. «Я не обиделся даже на то, что ты меня высек», — хотел сказать он, но не сказал, хотя это было правдой. А Фередир не без лукавства спросил:

— Эйнор, а мы успеем в Пригорье до лоэндэ?

В воздухе свистнул повод, но Фередир ловко уклонился, вскочил обеими ногами на седло и крикнул, пружинно выпрямившись:

— Хэй!

Азар прижал уши, всхрапнул и рванул вперёд, унося хохочущего мальчишку, который ещё и пританцовывал на седле. Эйнор и Гарав засмеялись.

— А что такое лоэндэ? — спросил младший оруженосец.

— День летнего солнцестояния, — ответил Эйнор. И замолчал.

На пятый день пути по Тракту — очень быстрой скачки, можно сказать — они остановились в «Гарцующем пони» в третий раз (Гарав — во второй). При виде Гарава Наркисс окаменел лицом и за ужином подал в кружке Гарава воду.

Гарав рассмеялся и попросил прощенья…

Впрочем, остановились они вдвоём. Эйнор объявил, что оставляет Фиона на их попечение и вернётся через три дня. Оруженосцы сделали Уверенные В Правоте Господина Лица и расхохотались только когда Эйнор ушёл.

Погода стояла совершенно летняя — жара, солнечно и празднично. Пригорье готовилось к дню солнцестояния серьёзно, как готовятся люди к празднику в мире, где праздников вообще–то не очень много. Другое дело, что оруженосцев никто не звал праздновать — они были хоть и уважаемыми, но чужаками, а в этом удалённом месте такие праздники всё ещё носили отпечаток древнейших ритуалов с местами жутковатым оттенком — вроде тех историй, которые любил рассказывать Фередир.

Впрочем, они не особо и настаивали на участии. Можно было спать до боли в спине, есть от пуза, фехтовать, стрелять в цель, бороться и драться с Фередиром, не носить доспехи, ходить босиком, кататься по окрестностям и купаться в речке — что ещё–то надо? Правда, Гарав нет–нет да и порывался уточнить, где там Эйнор и как выглядит его девушка, но Фередир махал рукой и делал секретное лицо: мол, не наше дело. Гарав решил, что и правда — не наше и был благодарен Фередиру за то, что неунывающий дружок отвлекал его — наверное, неосознанно, но «конкретно»! — от мыслей о Мэлет. Мальчишка подозревал, что дикая тоска — испытанная во время отъезда и потом ещё несколько раз по ночам, тоска, от которой он один раз изгрыз в лохмотья край ремня — ещё неоднократно вернётся… но — не сейчас. Не сейчас.

Заметил Гарав и то, как сильно изменился сам (хотелось надеяться, что изменения произошли и в росте, но увы — тайные измерения показали, что это по–прежнему задерживается). Движения стали экономно–плавными, а если нужно было действовать — мгновенными и как бы не зависящими от мыслей. Руки и лицо покрыл прочный тёмный загар того оттенка, который заставляет презрительно фыркать пляжных красавиц — некрасиво! Волосы окончательно выгорели и отросли совершенно по здешней моде — и в светлых лохмах внимательный взгляд мог бы высмотреть седые волоски — немного, десятка два, но они были. Глаза смотрели на мир пристально и жёстко, если только кому–нибудь не удавалось мальчишку рассмешить (чаще всего это был Фередир) — казалось, они никогда не мигают. Пашка и раньше был худощав; Гарав стал похож на скруток жгутов мышц и жил — куда ни ткни, встретишь броню. Ничего культуристского в этом не наблюдалось, но — хотя Гарав и не задумывался о такой глупости — мальчишка легко переломал бы кости двум–трём «качкам» даже постарше себя. На плече так и остался широкий неровно заживший шрам от сабли вастака. (А ещё два шрама обещали остаться на спине… куда деваться?) Помимо этого мальчишке полюбилось драться — они с Фередиром дрались почти ежедневно, деловито и до крови. Просто так. Ради интереса. Фередир был сильней, выше и легко перенимал известные Пашке и неведомые здесь приёмы. А Гарав ничего и не имел против…

…Вечер лоэндэ был росный и холодный. Над рекой загадочно колыхалась плотнющая белая шапка тумана. А солнце ещё не зашло, и на чистом небе одновременно можно было видеть его пылающий верхний край, звёзды и почти полную луну. В отдалении шумел уже начавшийся в Пригорье праздник.

Фередир и Гарав вели к реке коней. И своих, и Фиона. Шагали неспешно, хотя роса была холоднющей, а кони нетерпели во фыркали и подталкивали мальчишек в спины. Но оба смотрели в небо, задрав головы.

Первым не выдержал, избавился от очарования, Фередир:

— У меня ноги застыли, — жалобно сказал он. — Давай побежим!

— Нечестно, — заметил Гарав, тоже опуская голову. — Ты ведёшь одного коня, а я двух.

И тут же побежал первым. Хсан и Фион радостно припустили следом, а в хвосте оказался возмущённо завопивший Фередир, который, тем не менее, так и не успел догнать Гарава до берега.

Но, когда он выскочил на песок, готовый высказать всё, что думает о друге и может даже вступить в драку, то увидел, что Гарав стоит неподвижно, глядя прямо перед собой.

— Ти–ше… — послышалось дыхание Гарава. Фередир остановился, выпустив поводья (Гарав уже сделал это, и кони сами по себе тихо вошли в реку и пили закат.)