Читаем без скачивания Музпросвет - Андрей Горохов

Шестой номер программы — дуэт Zoffy. Играют и поют Кавабата Макото и Цуяма Ацуши. Кавабата — тонкий и изящный, немного похож на кузнечика, у него огромная грива черных, мелким бесом вьющихся волос. Он иногда ехидно улыбается, но вообще-то, что называется, не подает виду.

Цуяма одет в военную куртку, он строит рожи и таращит глаза, похоже, что он в прошлом панк. Не думаю, что он настоящий сумасшедший.

Дуэт Zoffy, существующий тоже уже 8 лет, играет песни двух сортов — во-первых, это длинные акустические баллады средневековых европейских трубадуров, как я понимаю, ненастоящие. Средневековый психо-фолк на невероятном количестве разнообразных инструментов. Когда эти баллады расходятся, они превращаются в самурайский клуб самодеятельной песни. А пара номеров была объявлена так: «А сейчас очень знаменитая песня». Zoffy исполнили кавер-версию пьесы «Bitches Brew» Майлса Дэвиса. Кавер-версия длиной секунд пятнадцать выглядела так: Кавабата долго-долго играет на гитаре один аккорд с сильным вау-вау-эффектом. Цуяма изгибается назад колесом и выдувает из свистелки, сделанной из пластиковой бутылки, резкую высоченную ноту, дико похожую на то, что делал Майлс Дэвис. И все.

Музыканты три раза повторили этот хит. Исполняют они и «Smoke On The Water» и даже «Лестницу на небо».

И наконец, на сладкое — Acid Mothers Temple SNR, маниакальный спэйс-рок, бесконечный нойз-гитарный запил, радость любого подростка.

Должен сказать, что к середине фестиваля я понял: у европейских групп, а тем более у лэптоп-музыкантов против этих японцев вообще нет никакого шанса. Речь, конечно, ни о каком соревновании не идет, но мне не приходит в голову ничего сравнимого по умелости, остроумию, дальновидности, оголтелости и расслабленности. Фестиваль японской новой музыки оказался визитом иной музыкальной цивилизации. Кавабата, Цуяма и Йошида не просто, как кажется, умеют всё, но они прекрасно понимают, чего имеет смысл уметь, они крайне пластично и умело свое умение применяют. Каждая из их музык звучит естественно, обладает своим своеволием, каждой их этих музык хватило бы на одну очень хорошую группу.

Но как относиться ко всему этому в целом? К этому тысячерукому-тысячеглазому полиглоту? Не знаю. Понятно, что виртуозные импровизаторы-шутники съели музыку всех времен и народов. Конечно, многое из того, что они делают, — это эскизы, наброски. И очень хорошо, что эти наброски не доведены до ума, их вполне можно было бы довытюкать, довылизать и замучить. Заставить окаменеть. Лучше бы это звучать не стало, разве что лиричнее.

Впрочем, трудно сказать. Если послушать то же самое на CD. скажем «Live in Japan» (2006) Seikazoku, то видно, что музыка звучит изобретательно и смешно, но как-то не очень глубоко. Главное тут — акустическая картина, раньше я бы сказал «саунд», но вот уже как несколько лет слово «саунд» не хочет идти с языка, потому я решил говорить «акустическая картина». Акустические картины Seikazoku устроены крайне ловко, удивительно, что они импровизированы. Различные инструменты (их применено более двадцати) и способы игры моментально влипают друг в друга. Но если внимательно следить за развитием этих плит импровизированного сумасбродства, то понимаешь, что они устроены линейно, это именно что плиты. Они имеют тенденцию утяжеляться, они иногда ломаются и после этого идут несколько в иную сторону, но это не ландшафт, не архитектура. Музыка Seikazoku производит незавершенное впечатление, у нее не хватает логики внутреннего развития, возникающие акустические идеи не находят своего продолжения, невероятные виртуозы волокут и терзают их, как плюшевого зайца за уши. Когда один заяц разваливается на части, быстро собирают другого и начинают трепать уже его. Музыка, при всей своей внешней избыточности и изобретательности, оказывается неполной. И это в ней обескураживает, не дает с ней слиться в экстазе, говоря поэтическим языком.

Kousokuya — это трио из Токио, существующее чуть ли не с конца 70-х, на альбоме «Ray Nights 1991–1992 Live» играют гитарист, басистка (она же вокалистка) и барабанщик. Играют они медленно, очень медленно. Барабанщик может разойтись, но медленно берущая ноты басистка своим медленным грувом тормозит вязкую атмосферу. Гитарист играет не риффы и не проигрыши, а экспрессивные то тягучие, то трясущиеся, то бурлящие загогулины. Первые песни тонки и медлительны до невозможности, две последние (всего их пять) доходят до настоящего потопа. Это варево гитарного нойза затягивает в себя. Говорить о структуре песен просто смешно, это переставление ног по длинным, никуда не ведущим черным коридорам. «Бесконечно расширяющаяся психоделическая нирвана», — написано в короткой справке, кочующей по интернету.

Группа вышла из гриндкор-андеграунда конца 90-х. После недолгих эмбиент-экспериментов и изменений в составе коллектива ребята вернулись к року, правда не к стремительно замогильному, но к «современному психоделическому». Песни ужасно длинны, самые длинные доходят до сорока минут. Это своего рода сюиты из непохожих друг на друга частей разной степени громкости и интенсивности. Музыка простая, гитарная и большей частью инструментальная. Она монотонна, но при этом вполне безумна. Если уж пилить гитары или давить на вау-вау-педаль, так до самого горизонта.

Стилистически Green Milk from the Planet Orange напоминают старую немецкую группу Can — с длинными, идущими в никуда проигрышами и неизменным гипнотическим битом. В этой музыке есть приятная тупость и определенность. В ней нет никакой смазливости и соблазнительности, ни мелодической, ни акустической красивости, никакого придыхания или обворожительности, она совершенно бессердечна. Ничего вкусного тут нет, ни бит не вкусен, ни бас, ни гитарные аккорды и запилы. Все напоминает бездушное техно, сделанное не для человеческих ушей. И поет вокалист отсутствующим голосом.

Любопытный эффект избегания всего, что хоть как-то ассоциируется с эмоциональностью. Европейский прогрок как раз давил своими аффектами, своей сочностью, а тут царит безучастность.

Вообще, пение в японском роке с европейской точки зрения не очень выразительно, оно плоское и статичное, холодное. Ребята и девчата орут изо всех сил, а ощущение все равно полного безразличия. Тепла и округлости в их эмоциональных вывертах нет. Не знаю, в чем тут дело, наверное, интонация японской речи другая, чем у индоевропейских языков, ударения, нажимы и выделения в том или ином месте звучащей фразы организуются другими средствами, не нашими. А может, в их пении нет наших тональностей, минора и мажора.

Коши Ямада — певец шансонно-кабацкого аккордеонно-вокального дуэта Garage Chanson Show — стал жертвой как раз этой проблемы, ему бы нужна интонация Александра Вертинского или Эдит Пиаф, то есть тонкая психонадломленность в окончаниях некоторых слов. А то, как он поет, напоминает, как радиодикторы читают текст, смысла которого не понимают. Что, конечно, неверно, потому что Коши понимает, что он поет.

И вот из-за этой мелочи музыка Garage Chanson Show не совсем функционирует. Удивлять-то она удивляет, но не очаровывает и не соблазняет. А в больших количествах прямо-таки раздражает. То есть это никакой не шансон.

[31] Новая эпоха

Как можно охарактеризовать сегодняшнюю ситуацию?

ТОРСТЕН ЛУЦ (лейбл Karaoke Kalk): «Все расползлись по своим норам и нишам, каждый занимается своим делом. Все профессионализировалось и бюрократизировалось, известны все проблемы, которые могут возникнуть при издании музыки, известны и решения: скажем, известно, что делать, если журналист просит интервью или журнал просит фотографию музыканта. Каждая ситуация стала штатной и многократно повторяется. И так же стандартно решается. Контакты между людьми стали во многом формальными. Мы находимся в ситуации, когда все предусмотрено, выпуск музыки — это последовательность шагов, их можно написать на бумажке, будет похоже на список, с которым домохозяйка отправляется в универмаг. На вопрос „Кто я такой?“ появился очень ясный ответ: я — техно-бюрократ. У всех у нас — у владельцев лейблов — на шее висит собственное предприятие, оно работает то лучше, то хуже, но в принципе мы заняты производством товара.

Если бы я знал в 97-м, во что это все превратится, я бы позаботился обзавестись профессиональным образованием. Но все начиналось на чистом энтузиазме. Прошедшие десять лет были затрачены на обучение бизнесу. Проблема, правда, в том, что я очень не люблю сидеть перед компьютером и слушать mpЗ-файлы. Я представитель старой школы, мне важен звуконоситель, все наши лейблы созданы фетишистами грампластинок. И начальным импульсом был именно импульс выпускать самому винил, потому что мы любили наши собрания дисков. А чем я занимаюсь сегодня? Продажей mp3-файлов, писанием писем, контактами с заводами, печатающими тираж. Мне все это совсем не по душе».