Читаем без скачивания Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

На буддийско-даосском Востоке этот подход называют Срединным Путем, что значит: следовать Пути мирового ритма. Истина в Центре (Чжун). Всяческие крайности, односторонность, ведут к гибели. «Центрированность (Чжун) – великий Корень Поднебесной. Равновесие (Хэ) – Путь Поднебесной» – сказано в древнекитайском трактате «Чжун юн» (Постоянства достигает тот, кто пребывает в Центре, 1, 2, 4)[244]. Равновесие-Хэ подразумевает неравновесное или пульсирующее состояние, соответствующее природному ритму, что обеспечивает устойчивость. Потому и называют Хэ совершенным Путем Поднебесной.

Не уничтожать одно во имя другого, скажем, прошлое во имя будущего: разрушать прошлое – значит не иметь будущего. Время едино, лишь на поверхности одно переходит в другое. Поэтому мудрец ценит Единое и следует Естественности (Цзыжань): не навязывает Природе своего образца, а берет ее за образец; не поучает Природу, а учится у нее. В синергетике это называется законом самоорганизации. У Лаоцзы: «Человек следует законам Земли. Земля – законам Неба. Небо следует Дао, а Дао – самому себе» («Цзыжань» можно перевести как «самоорганизуется») (Даодэцзин, 25).

Почему же ученые, философы, за некоторым исключением, с трудом воспринимают синергетику, выросшую из высокой традиции? Науку, которая обещает выход из ситуации распада, ориентирует на единение всех пар, то есть формирует целостное видение, столь необходимое для спасения? Что мешает уму воссоединить то, что предназначено друг другу, осознать неразрывность единого и многого? «Я нашел, что над моей изменчивой мыслью есть неизменная и вечная Истина», – говорит св. Августин в «Исповеди». А Лаоцзы в первой же строке Даодэцзина напоминает: «Явленное Дао не есть Постоянное Дао». Лаоцзы имеет в виду моральный Закон Вселенной – Дао, которое изначально, все предопределяет и ведет мир к Добру, к достижению небесного образца через очищение от страстей человеческих, о чем дальше и говорит Лаоцзы: «Кто не позволяет страстям овладевать собой, тот видит Истину».

Главное, чтобы не было чего-то одного: или Инь, или Ян. Янский грех – повсюду грех, и на Западе, и на Востоке, – можно смирить иньской мудростью, что и делал Сергей Павлович Курдюмов: ищет выход не только для физики, но и для нас, грешных, чтобы неуравновешенная энергия не перешла последнюю черту. Тогда уж будет необратимость, которая ведет вниз, прямо в ад кромешный. Чтобы этого не произошло, ученый не перестает повторять: «У человечества нет другого выхода, как ясно понимать механизм самоорганизации сложных систем и знать эволюционные правила запрета, чтобы обеспечить будущее человечеству».

Знание проявленного, феноменального мира не позволяет судить об истинных законах Бытия, правильно строить свои отношения, предвидеть наступающую мировую ситуацию, чтобы действовать в согласии с ней. Это и есть мудрость – видение всеобщих связей. В заботе о будущих поколениях древние мудрецы Китая, «совершенномудрые» создали Книгу Перемен (Ицзин), где расписали 64 ситуации мирового процесса и как человеку вести себя в каждой из них, чтобы не выпасть из Бытия, не прийти в противоречие с природным ритмом.

Греческая наука в большей степени доверяла видимому миру, опиралась на эмпирический опыт, то есть на явленное Дао, которое не есть Постоянное Дао, абсолютный Закон. Похоже, их не тревожило несоответствие феноменального мира истинно-сущему. Греки верили, что человеческий ум может не только познавать сущее, но и изменять мир по своему усмотрению. «Вместе все вещи были. Ум же их отделил и привел в порядок». И хотя для Анаксагора Ум-Нус божествен, человек у греков мало отличался от богов или боги от человека.

Иначе складывались отношение человека с миром на буддийско-даосском Востоке. Там источник сущего Небытие, полнота непроявленного мира, ибо все явленное временно, частично и в этом смысле недостоверно. «Все вещи в Поднебесной рождаются из Бытия, а Бытие рождается из Небытия» (Даодэцзин, 40). И это мало похоже на унаследованное отношение к Небытию, Ничто на Западе. Мне уже приходилось писать, что в одном случае Ничто внушало ужас, как абсолютный конец, исчезновение, как страшная бездна, в которой все исчезает. В лучшем случае – это инертная материя, нуждающаяся в участии Кормчего, или Нуса. На Востоке же Небытие – это потенция Света и Покоя, отрада просветленного ума. Это как бы добытие, а не послебытие, то, что над двойственностью, – Основа сущего, буддийская Пустота-Шунья.

Словом Шунья в Индии обозначали «Ноль», что принципиально отличается от понимания нуля, как и точки, в западной науке, следующей заветам Аристотеля: «Нелепо при этом считать пустотой точку: она должна быть местом, в котором имеется протяжение осязаемого тела» (Аристотель, Физика, 4, 7). Для Аристотеля точка – «начало линии», а не сжатая Вселенная. Неудивительно, что на Западе, имея точку отсчета, возобладало линейное мышление, которому, однако, предназначено было перейти к «голографическому» своим путем – через освоение науки и техники, через ЭВМ, о чем уже в 1980-х годах писали ученые.

С одной стороны, эмпирическая действительность не дает представления об истинно-сущем, ибо все дефиниции иллюзорны, – говорят буддисты. С другой нирвана и есть сансара, эмпирическое бытие, – они недвойственны – говорят буддисты Махаяны не только школы Срединного Пути (Мадхьямика). Явленное Дао не есть Постоянное Дао, но они одного происхождения, напоминает Лаоцзы, соотносятся как внутреннее и внешнее, глубинное и поверхностное. Но одно не понять без другого: вечное без временного и временное без вечного. Взгляд на сущее как не-сущее определил принцип недвойственности, непротиворечивости, непротивопоставления одного другому, ибо в своей основе все Едино. В их языке отсутствует само понятие «противоположности». Говоря словами третьего патриарха чань (япон. Дзэн) Сэн Цаня: «Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего… Одно во всем, и все в одном» («Доверяющее сердце»). Все беспрепятственно сообщается между собой. Пребывая в Пустоте, не имея помех в виде установок ума, все становится самим собой, проявляет свою природу. «Совершенный путь, – продолжает Сэн Цань, – подобен бездне, где нет недостатка и нет избытка. Лишь оттого, что выбираем, предпочитаем, теряем его. Не привязывайтесь ни к чему внешнему и не живите во внутренней пустоте. Когда ум покоится в единстве вещей, двойственность сама собой исчезает».

Одних бездна соединяет с Небом, других – разъединяет с Богом. «В Христовой Церкви ты найдешь бездну, найдешь и горы: найдешь малое число хороших людей – ведь гор тоже мало – бездна же широка: она означает множество худо живущих» (св. Августин. На псалмы, 3, 5, 10). И в «Исповеди»: «бездна призывает бездну» (XIII, 13, 14). Сергей Хоружий комментирует вековую «Ситуацию»: «Христианская онтология имеет в своей основе универсальную модель реальности – модель онтологического расщепления, где существуют два горизонта бытия: подлинное и совершенное бытие (Абсолютное, Бог) и бытие, в том или ином смысле несовершенное, недостаточное, ущербное; между ними – различие сущностей или природ, онтологическая дистанция, бездна»[245].

Можно говорить о коренном различии в понимании Изначального, вследствие чего в душах одних зародился страх перед бездной Ничто, в душах других – полное доверие, стремление уподобиться Ничто или Целому, где нет различий и предпочтений, где все Едино и ждет своего часа, ждет участия человека. В одном случае дуальная, в другом – недуальная модель мира, которые обусловили соответствующий тип мышления, психологии, логики, исторического ритма.

Итак, тип европейской цивилизации предопределен дуальной моделью мира: логика Аристотеля вплоть до XX века идентифицировалась с логикой вообще. Он же уверял: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении… это, конечно, самое достоверное из всех начал» (Аристотель. Метафизика, 3, 3). И сравните с Ланкаватара-сутрой, где Будда говорит ученику: «И все же, Махамати, что же значит “недуальность”? Это значит, что свет и тень, длинный и короткий, черное и белое – суть относительные названия, Махамати, они едины, как нирвана и сансара. Все вещи нераздельны, одного нет без другого».

Живучесть логики аристотелевского типа имеет свои причины. Мир делится на субъект и объект, чтобы субъект мог пользоваться объектом по своему усмотрению. Раздвоение, таким образом, установило отношение господства подчинения, существования одного за счет другого, что делало Свободу невозможной в принципе, ибо

Свобода есть Целое и доступна лишь целостному уму. Целостный ум не сражается, ибо ни в чем не испытывает нужду. Греки (достаточно вспомнить «Политику» Аристотеля) положили начало «борьбе» как способу существования. Мудрейший из философов Гераклит признает: «Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается в распре и по необходимости». А Лаоцзы скажет: «Дао совершенномудрого – это деяние без борьбы», «Он не борется, благодаря чему он в мире непобедим» (Даодэцзин, 81, 66).