Читаем без скачивания Том 6. Зимний ветер. Катакомбы - Валентин Катаев

— Ах, боже мой, боже мой… сколько лет!.. Да, вот именно тезис-мезис… Петя Бачей… Петька… А я… Они меня думали заставить читать свой курс по их тезисам… Вот уж действительно тезисы!.. Идиотские тезисы!.. Они имели наглость думать, что я буду учить студентов, будто Одесская область исторически является частью какой-то мифической Транснистрии. Они посмели это предложить мне, старому русскому ученому-археологу! А? Как тебе это нравится? И вот я — сторож, дворник… Ах, Петя, Петя, посмотри, что эти мерзавцы сделали с нашим цветущим городом!

Африкан Африканович, вытирая слезы, подошел к окну и протянул свою короткую дрожащую ручку в сторону порта:

— Развалины. Обломки. Хаос…

— Зер гут, — сказал Петр Васильевич.

— Как ты сказал?

Африкан Африканович отступил на шаг и посмотрел на Петра Васильевича с нескрываемым ужасом, с отчаянием:

— Как ты сказал? Может быть, ты… Нет, нет! Это совершенно невозможно… Я хорошо знал твоего покойного отца. Он был русский патриот… Я был твоим учителем, я читал вам русскую историю…

— Что вы, что вы, Африкан Африканович! — воскликнул Петр Васильевич, поняв наконец, что хочет ему сказать его старый учитель. — Как вы могли подумать!

— Но вы, кажется, сказали «зер гут»? — подозрительно произнес Африкан Африканович.

— А разве это не зер гут? Идите-ка сюда, посмотрите!

Петр Васильевич привлек старика к окну, обнял его за плечи и прошептал:

— Смотрите-ка, что делается в порту.

— А что делается? — неуверенно произнес Африкан Африканович. — По-моему, ничего особенного не делается.

— Вот именно, вот именно… — быстро сказал Петр Васильевич. — Вы совершенно точно определили: ничего не делается. Они мечтают восстановить порт, а мы не даем. Мы срываем все восстановительные и ремонтные работы на причалах, в портовом флоте, на водопроводе, на погрузочно-разгрузочных работах. Горят буксы товарных вагонов. Задерживаются составы. В амбарах гниет зерно. Люди ходят, как сонные мухи…

Африкан Африканович медленно повернул голову и поднял на Петра Васильевича глаза, полные слез:

— Так это… вы?

— Мы, — просто сказал Петр Васильевич.

Вероятно, с точки зрения настоящего, профессионального разведчика он сделал чудовищную вещь, сразу же дав понять Африкану Африкановичу, кто он такой, и открыв, зачем он к нему пришел. Но он не был профессиональным разведчиком. Он действовал так, как подсказывало ему сердце. Он действовал стремительно, не рассуждая, повинуясь безотчетному чувству доверия и любви к этому старому одинокому человеку, своему бывшему учителю, который стоял перед ним в своем синем халатике с дворницкой бляхой, в стоптанных войлочных туфлях, со слезами на опухшем морщинистом лице.

— Я зашел сюда не случайно. Я разыскивал вас. Мне надо с вами поговорить. У меня есть к вам крайне важное дело. Вы можете нам очень помочь.

— Вам?

— Да, нам, — с ударением повторил Петр Васильевич.

— Хорошо, — сказал Африкан Африканович. — Но сперва надо запереть входную дверь.

Пока Африкан Африканович, шаркая туфлями и кряхтя, ходил запирать входную дверь, Петр Васильевич с громадной нежностью и уважением думал о судьбе этого замечательного старика, русского ученого, человека с детски чистым сердцем, неподкупной совестью и широкой, прекрасной душой патриота, который не захотел предать родину и которого за это тупоголовые, малограмотные чиновники-фашисты сделали дворником.

«Вот они, настоящие советские люди! — думал Петр Васильевич, сидя на подоконнике и глядя в порт. — Их много. Их подавляющее большинство. Они всюду. Они в университетах, в катакомбах, на чердаках, в котельных разбитых домов, в лесах, в порту, на железнодорожных станциях, в подпольных райкомах партии, наконец, просто у себя на квартирах, дома…»

Африкан Африканович вернулся и присел рядом с Петром Васильевичем на край фигурного ящика, где лежало маленькое, сухое, туго спеленатое черными смоляными бинтами тело египетской мумии.

На стене, в желтой ясеневой раме, висел чертеж египетской пирамиды, в которой эта мумия была найдена. На чертеже были обозначены внутренние коридоры, целый лабиринт таинственных переходов, тупиков и вырезанные в фундаменте склепы с саркофагами царей.

— Сорок веков смотрят на нас с высоты этой пирамиды, — машинально сказал Петр Васильевич.

— Я как раз подумал то же самое, — кротко улыбаясь, заметил Африкан Африканович. — Сорок веков смотрят на нас и ничего не понимают.

С этими словами Африкан Африканович выжидающе поднял на Петра Васильевича свои умные янтарные глаза и глубоко вздохнул.

— Нам необходимо знать, — решительно сказал Петр Васильевич, — где в черте города имеются входы в катакомбы.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Или, вернее сказать, почему ты об этом спрашиваешь именно меня?

— Потому что Москва сказала нам, что в Одессе живет старый археолог, некто Африкан Африканович Светловидов, русский патриот.

Лицо Африкана Африкановича оживилось:

— Так сказала Москва?

— Да. Может быть, это неверно?

Вместо ответа Африкан Африканович обеими короткими ручками стал растирать себе голову и лицо, как будто бы умываясь.

— Постой-ка, постой-ка, Петя… У меня были чертежи, да я их на всякий случай уничтожил… Дай бог памяти… Их было несколько, входов… Тебе надо именно в черте города?

— Именно в черте города.

— Во всяком случае, один я помню хорошо: большой дом рядом с бывшим клубом «Гармония»… Ты «Гармонию» помнишь? Хотя, кажется, этот дом разрушен бомбардировкой, но это не имеет значения. Когда-то в подвале этого дома, во втором дворе, помещался большой винный склад, помнится, фирмы «Братья Синадино».

— Это не важно, как звали братьев, — нетерпеливо заметил Петр Васильевич.

— По-моему, там и до сих пор должны находиться громадные пустые бочки, если, конечно, их не вывезли… Так вот, за бочками, в самой глубине подвала, и начинаются катакомбы. Собственно говоря, самый подвал и есть передняя часть катакомб, но только зацементированная и превращенная в винный склад… Ну, а дальше идут собственно катакомбы, если их, конечно, до сих пор не замуровали… Хотя не думаю… Вряд ли кому-нибудь, кроме меня, известно об их существовании… Некоторые старики одесситы, конечно, знали, да «иных уж нет, а те далече», — с кроткой, покорной улыбкой вздохнул Африкан Африканович и завертел на животе пальцами. — Так вот, если это вас устраивает… А других не помню… Просто забыл. Не та память!.. Впрочем, нет, вру, — спохватился Африкан Африканович, — это подвал вовсе не Синадино, а братьев Британовых… Даже, вернее сказать, фирмы «Золотой колокол»…

Но Петр Васильевич уже не слушал его бормотанья. Он вскочил с подоконника, стремительно обнял Африкана Африкановича и крепко поцеловал его белую, холодную морщинистую щеку:

— Спасибо, Африкан Африканович! Вы очень, очень помогли нам… А теперь я пойду.

— Постой, куда же ты? Петя! Ключи-то у меня.

И в эту самую минуту где-то в порту вдруг как бы мелькнула очень сильная молния. Зловещий свет пролетел по музейным залам, отражаясь в витринах. Воздух рвануло, со звоном посыпались стекла. Петр Васильевич и Африкан Африканович инстинктивно прижались к стене. Новый взрыв, еще более сильный, потряс здание. Они подождали некоторое время и осторожно посмотрели в окно. Над пирсом Нефтяной гавани, в сияющем небе, низко висело плотное черное облако взрыва, освещенное снизу бушующим пламенем. Это горел бензин, и в огне продолжали взрываться одна за другой цистерны, постепенно окутывая все вокруг тяжелым, непроницаемо-душным дымом.

— Толково! — сказал Петр Васильевич и, не оборачиваясь, вышел.

Африкан Африканович семенящей рысцой побежал за ним, догнал в вестибюле и отворил дверь.

Но, перед тем как выпустить Петра Васильевича на улицу, Африкан Африканович с необычайной силой обхватил своими короткими ручками его шею, притянул к себе и стал его быстро, мелко целовать куда попало — в голову, в плечи, в грудь, жарко шепча:

— Ну, Христос тебя спаси!.. Экий ведь ты какой отчаянный… Петька Бачей!.. Ты все-таки будь поосторожней… А то знаешь… И глазом не моргнешь… Ах, боже мой, боже мой!.. — Слезы текли по его толстым наморщенным щекам. — Ну, ступай, ступай! — почти крикнул он наконец, но в самых уже дверях с силой удержал его за рукав. — Стало быть, мезис? — сказал он, плача и хохоча в одно и то же время.

— Мезис, Африкан Африканович, мезис! — поспешно ответил Петр Васильевич, в последний раз пожал руку своему бывшему учителю и вышел на белую, раскаленную улицу, по которой уже с воем неслись в порт полицейские и пожарные автомобили.

42. «Я вылетел в трубу»

Ночью шел сильный дождь. На рассвете мокрая степь курилась туманом. Изредка поглядывая в смотровую щель, Синичкин-Железный видел, как мотается на ветру куст сербалины (шиповника), усыпанный желто-красными плодами. Ветер был неприятный, холодный. Низко над степью бежали темно-синие утренние тучи. Глубоко засунув руки в рукава и прижав к груди винтовку, Синичкин-Железный кутался в шинель и никак не мог согреться.