Читаем без скачивания Он строит, она строит, я строю - Любовь Каверина

— Глаза слипаются, а так ничего.

— Ну-ну, давай бумаги собирать, мы сегодня и так много успели. Помощница ты моя, просто не представляю, что б я без тебя делала!

Смешно — стоило маме меня похвалить, как я чуть не расплакалась. Нервы как у уездной барышни. А мне сейчас нужны нервы, как морские канаты. Ой, засыпаю прямо в ванной. Что, госпожа новая квартира, принесешь мне, как маме, удачу? Или у тебя уже вышел лимит на волшебства? Ну-ка погадаю на каплях на стене: поступлю — нет, поступлю — нет… Ой, последняя капля скатилась — не понятно, это да или нет?

— Нин, ты долго еще?

— Подожди, видишь, волосы после бани, как солома торчат.

— Конечно, если каждую волосинку в отдельности укладывать, то мы как раз к разведению мостов поспеем.

— А тебе не терпится блистать на выпускном балу? Представляю себе этот бал: затолкают в актовый зал шесть одиннадцатых классов, пластинки — старье, парни по углам толкутся, девицы друг перед другом изображают, бог знает что…

— То-то ты второй час для парней по углам прическу накручиваешь.

— А куда спешить? На торжественную часть? Слушать, как директор речугу толкает про то, что на нас осуществлена реформа образования, и мы теперь должны твердо нести знамя, а то будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

— Вот именно: чтоб ты успела ему покивать из зала своей «бабеттой», мол, есть — догнать и перегнать! Выполнить и перевыполнить!

— Поэтому я и начесываюсь: пусть он хоть на мою «бабетту», да на Лашины телеса в гипюровом платье полюбуется. А то у этого солдафона никакой радости жизни нет.

— Понятно. Сплошное человеколюбие. А я о цветах беспокоюсь: жарко, завянут. Я их для Николая Михайловича и Людмилы Николаевны купила, а вдруг они из-за директора, не придут…

— Не боись, мне в шерстяном платье еще жарче, но я же не вяну. А знаешь, какое у Алки платье? Атласное на нижней юбке.

— Нехорошо из-за одного вечера столько денег выбрасывать. К тому же у нее отец пьет.

— Пьет, зато нахалтурить сколько может. Не то, что мои инженеры: специально шерстяное платье купили, чтоб потом в синий цвет перекрасить и в институт носить.

— Не мажь так густо ресницы, потекут на жаре. Ты все-таки на вечерний решила?

— На дневной. Жалко, конечно, маму, у нее на шее мой братец балбес сидит, и меня пять лет тащить, но она сама предложила: «Мы с отцом вечерний кончали, знаем, что это за образование. Пусть хоть у тебя будут счастливые студенческие годы».

— А вдруг не поступишь?

— В Бонч-то? Во— первых, ты меня летом очень по математике поднатаскала, во-вторых, не поступлю — пойду в мамино КБ работать. Через два года со стажем уж всяко пройду.

— Но ты говорила, у тебя к технике нет никакой склонности.

— Ну и что, у меня, вообще ни к чему нет склонности, что ж мне из-за этого без института оставаться?

— Все четко расписано. И выглядишь ты великолепно. А я до сих пор очухаться от экзаменов не могу. Перед глазами так и мелькают страницы учебников. Во сне все еще бегу, бегу, зубрю… Не остановиться.

— Я уже про школьные экзамены и думать забыла.

— А меня они просто раздавили морально и физически.

— Да брось ты переживать, подумаешь, выплакала четверку по химии.

— Ничего я не выплакала! Я учила этот билет!

— Ну, учила и хорошо, успокойся ты.

— Сама не понимаю, что со мной произошло: надо отвечать, а у меня в горле перехватило, и слезы сами по себе текут.

— Подумаешь, переутомилась и все. Недельку отдохнешь и прекрасно сдашь вступительные. Кому, как не тебе, в университете учиться.

— Нет, у меня предчувствие, что провалю.

— Ну и наплевать, пойдешь на Красную зарю. Два года поработаешь и как миленькая поступишь.

— У меня и так ощущение, что я за этот лишний год состарилась, а еще через два года в университетскую аудиторию войдет старушенция, из которой сыпется песок.

— Да ладно тебе! Как мой причесон?

— Супер. Наконец-то принцесса собралась на бал. Карета из тыквы подана.

— Тронулись.

— Неудобно в белых платьях по улице топать, все оглядываются.

— Пусть смотрят. Надо было кофты захватить. Ночью на развод мостов пойдем — замерзнем.

— Ничего, нас будет согревать твоя вера в светлое будущее.

— И пиджаки оставшихся в классе джентльменов.

— «Оставшихся» звучит как после войны. Действительно, все, кто после девятого класса ушел в вечернюю школу, кончили уже первый курс. А здесь остались только увечные да контуженные.

— Подумаешь, учатся в и нститутах. Кто учится-то? Ларка? Так она специально в Военмех поперлась, потому что там одни парни. И уже первую сессию завалила.

— А Пшеничный — курсант Военно-медицинской академии.

— Так у него же папочка!… Зато Ларуська кукует с ребенком на Севере, а ее муж как напьется, так выталкивает ее в одном платье на улицу.

— Зато Алкин Богданов — в Политехе. Ритка — в Техноложке. Ну, все где-нибудь да учатся

— А Олежка не поступал и не собирается в этом году поступать.

— Почему?

— Он в армию идет. Чего, говорит, последние золотые денечки на экзамены гробить? И знаешь, я где-то в душе с ним согласна. Я совсем не жалею, что осталась в одиннадцатилетке. Еще хоть на годик продлили детство… А что за ним? Нудная ежедневная работа? Семейная каторга? Бр-р, страшно подумать.

— А у меня было ощущение, что мы как тесто разбухаем, разрастаемся, через край уже ползем, а нас учителя в квашню обратно кулаками заталкивают.

— Пусть хоть так.

— А Олежку жалко: после армии он уже не будет учиться. Хотя голова у него светлая, и все его любили: и мальчишки и девчонки.

— Тонкий намек на толстые обстоятельства поняла. Но если уж честно говорить, то я, как только в институт поступлю, и Олежку и весь наш класс тут же забуду. Там совсем другая жизнь закрутится.

— Быстро ты отряхнула школьный прах со своих ног. Что ж, открывай в последний раз двери нашего второго дома.

— Пусто в коридорах. Опоздали.

— Кто-то слишком долго вертелся перед зеркалом.

— Хлопают. Наверно, директор кончил речь.

— Загляни в щелочку, пришли Людмила Николаевна и Ник Мих?

— Не-а, не видать. Черт, все головы к нам повернули! Прорвемся?

— Неудобно. Может, подождем здесь?

— Еще чего! Двум смертям не бывать — давай!

— Во! Как всегда выпендриваются! Даже на выпускной бал не могут придти вовремя!

— Ты, Алочка, как всегда любезна. А сегодня еще и неотразима.

— Разумничались. То-то и видно, что таких умников, как вы, даже в институт не возьмут.

— А тебя возьмут?

— Возьмут! Я полгода на курсы ходила и знаю, на каком отделении в прошлом году недобор был.

— Тише вы, слушать мешаете!

— Сама, Лаша, заткнись!

— Платье у Верки видели? Потряс! Прямо с картинки в журнале мод. Интересно, сколько на такую юбку материи пошло?

— Ал, ты не знаешь, куда она поступать будет?

— Чего не знаю? Знаю. Туда же, куда и ты.

— Нин, ты слышала? Верка — на филфак. Убита. Наповал.

— Да ладно тебе, Верка со своей зубрежкой — куда хочешь поступит.

— Но у нее же просто фотографическая память, ей все равно, что литература, что математика — она ни в чем ни звука не понимает!

— Подумаешь, зато с таким видом все шпарит, будто сама весь учебник написала.

— Тише вы, вас поздравляют, а вы болтаете!

— Что, уже хлопать пора? Мы хлопаем.

— Ушами.

— Кончайте трепаться, сказано стулья для танцев раздвигать.

— Ла-аш, ну-ка дай твое платье рассмотреть! Да тебя в таком великолепии просто не узнать!

— Ага. Мне один парень сказал, что полнота делает мою фигуру вот так — на большой! Конечно, наша школьная мелюзга просто ничего не понимает.

— Фигура для настоящих парней!

— Да ты, Лаша, сегодня и не толстая совсем.

— Ага. У меня там внизу корсаж. На, пощупай.

— Ого, прямо бронтозавр! Слушай, ты не поступай в «Пищевой», а то фигуру испортишь.

— Сколько раз тебе говорить: я иду не в «Пищевой», а в «Торговый». Смейтесь, смейтесь, вы еще все ко мне приползете, поклонитесь. Университет университетом, а хуже других никому ходить не хочется. Между прочим, знаешь, кто еще на филфак поступает?

— Знаю. Верка.

— Ну, Верка — зубрилка. Алена из «д»!

— Да ну?

— Вот тебе и «да ну!» Она еще в сто раз скорее тебя поступит. У нее мать — заведующая ателье на Невском.

— При чем тут ателье?

— А при том… Ее мать сказала моей матери, что она шила для одной знакомой, которая преподает на кафедре английского языка.

— Ну, там блат не поможет. Там такой строгий отбор.

— Не скажи, блат как вода — везде дырочку найдет.

— Ого, Лаша афоризмами заговорила!

— Посмотрим, что ты, когда провалишься, запоешь.

— Эй, сачки! Встали в сторонку и сплетничают, а мы за них стулья таскай!

— Ну-ка, девочки! Улыбочка! Фотография на память!

— Видишь, Лаша, нам с тобой мальчишки: «сачки», «сплетницы», а Нине: «Улыбочка! Фотография на память!» Что значит потрясная «бабетта».