Читаем без скачивания Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907 - Леонид Андреев

Речь Наследника. Послушай, старик. Ты должен умереть. Зачем ты оскорбляешь смерть сопротивлением? Уходи. Освободи живые вещи от твоей мертвой власти, — она свинцовой тяжестью лежит над всем. Посмотри: все ждет и жаждет твоей смерти — эти падающие стены, — эта паутина и паук, заключенный в ее круги, — этот черный камин. Прежде он дышал на тебя огнем, теперь в прохладу могилы зовет твое изношенное тело. Уходи. Там ты встретишь тех, кто любил тебя и в черноте и в седине твоих волос и был любим тобою.

Молчание.

— Не веришь?! (Обращается в угол, где стоит Некто в сером.) Эй, ты! Скажи ему, что там его встретит любимый сын его с проломленной головою, жена, умершая от болезней и горя.

Молчание.

И ты молчишь? И все молчит? Пусть. Но что бы ни ждало тебя там, — отсюда уходи; я, живой, изгоняю тебя из жизни. И когда ты умрешь, я благословлю тебя. Я возложу венки на твой гроб, и на том месте, где будет гнить твое тело, воздвигну памятник — если это не будет дорого стоить. Уходи.

Молчание. Наследник снова ходит по комнате, но уныние места, мрак, непрерывно нарождающийся, тягучее безмолвие пугают его. Тревожно мечется он, позабыв, где выход, и говорит хрипло:

— Сестра Милосердия, проснитесь! Сестра! Где же выход?.. Где же выход? Сестра Милосердия!

Молчание. В разных местах почти одновременно показываются Старухи. Происходит легкая, молчаливая, смешная для Старух игра: они загораживают выход Наследнику, кружат по комнате и, так бесшумно перебрасывая его, пропускают наконец к двери. Подняв над головою руки, с выражением ужаса Наследник убегает. Старухи тихонько смеются.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте! Какая славная ночь!

— Вот мы и снова собрались. Как ваше здоровье?

— Покашливаю.

Тихо смеются.

— Теперь недолго. Он сейчас умрет.

— Посмотрите на свечу. Пламя синее, узкое и стелется по краям. Уже нет воска, и только фитиль догорает.

— Не хочет гаснуть.

— А когда вы видели, чтобы пламя хотело гаснуть?

— Не спорьте! Не спорьте! Хочет пламя гаснуть или не хочет, а время идет.

— Время идет.

— Время идет.

— А вы помните, как он родился? Позвольте, дорогой родственник, поздравить вас с новорожденным!

— А вы помните розовенькое платьице и голенькую шейку?

— И цветы. Ландыши, с которых не высохла роса, фиалки и зеленую травку?

— Не трогайте, девушки, не трогайте цветов!

Смеются.

— Время идет.

— Время идет.

Смеются. Одна из Старух оправляет постель.

— Что вы делаете?

— Я оправляю постель, на которой умерла его жена.

— Зачем это нужно? Он сейчас умрет.

— Какая вы добрая!

— Теперь хорошо. Теперь он может идти.

— Когда его пустит Тот.

— Теперь хорошо. Теперь хорошо.

Широким дыханием через комнату проносится гармоничный, но очень печальный и странный звук. Зародившись где-то наверху, он трепетно гаснет во мраке углов. Похоже, как будто одна за другою лопнули многие струны.

— Что это?

— Это там, наверху, где давали бал. Это музыка!

— Нет, это ветер. Я была там. Я видела. Я знаю. Это ветер. Там выбиты стекла, и ветер звенит осколками их так гармонично.

— Да, это похоже на музыку.

— Там так весело! Там на корточках в темноте у ободранных стен сидят гости, но в каком виде, если бы вы знали.

— Мы знаем!

— И, ляская зубами, лают отрывчато: как богато, как пышно!

— Вы шутите, конечно?

— Конечно, я шучу. Вы знаете мой веселый характер.

— Как богато! Как пышно!

— Как светло!

Тихо смеются.

— Напомните ему.

Тесно окружают Человека, льнут к нему мягкими движениями, ласкают костлявыми руками, засматривают в лицо и шепчут вкрадчиво, въедаясь в самую глубину старого сердца:

— Ты помнишь?

— Как богато! Как пышно!

— Ты помнишь, как играла музыка на твоем балу?

— Он сейчас умрет.

— Кружились танцующие, и музыка играла так нежно, так красиво. Она играла так… (Тихо напевают мотив музыки, что играли на его балу.)

— Ты помнишь?

— Устроим бал! Я так давно не танцевала!

— Вообрази, что это дворец, сверхъестественно красивый дворец!

— Ты помнишь? Вот заливаются певучие скрипки. Вот нежно поет свирель. Вот…

Внезапно, перебивая речь Старух, начинает играть музыка, наверху в том месте, где находится зала. Звуки приносятся громкие и отчетливые. Старухи прислушиваются.

— Тише! Вы слышите?

— Они играют!

— Музыканты играют! (Дико кричит.) Эй, музыканты, сюда!

Остальные вторят:

— Эй, музыканты, сюда! Эй, музыканты, сюда!

Музыка наверху смолкает. Почти в то же мгновение по искривленным ступеням, выйдя из мрака, спускаются те три музыканта, что играли на балу. Выходят на середину, становятся в ряд, как стояли тогда. Тот, что со скрипкой, аккуратно подстилает на плечо носовой платок, и все трое начинают играть с чрезвычайной старательностью. Но звуки тихи, нежны и печальны, как во сне.

— Вот и бал!

— Как богато! Как пышно!

— Как светло!

— Ты помнишь?

Тихо напевая под музыку, начинают кружиться вокруг Человека, манерничая и в дикой уродливости повторяя движения девушек в белых платьях, танцевавших на балу. При первой музыкальной фразе они кружатся, при второй сходятся и расходятся грациозно и тихо. И тихо шепчут:

— Ты помнишь?

— Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

— Ты помнишь?

— Ты помнишь?

— Ты сейчас умрешь, а ты помнишь?

— Ты помнишь?

Танец становится быстрее, движения резче. В голосах поющих Старух проскальзывает странная, визгливая нотка; такой же странный смех, пока еще сдержанный, тихим шуршанием пробегает по танцующим. Проносясь мимо Человека, бросают ему в ухо отрывистый шепот:

— Ты помнишь?

— Ты помнишь?

— Как нежно, как хорошо!

— Как отдыхает душа!

— Ты помнишь?

— Ты сейчас умрешь, сейчас умрешь, сейчас умрешь…

— Ты помнишь?

Кружатся быстрее, движения резче. Внезапно все смолкает и останавливается. Застывают с инструментами в руках музыканты; в тех же позах, в каких застало их безмолвие, замирают танцующие. Человек встает, шатаясь, и неверными шагами идет к постели. Одна из Старух загораживает ему путь и шепчет в лицо:

— Не ложись в постель! Ты там умрешь!

— Ты там умрешь!

— Берегись постели!

Человек беспомощно останавливается и молит в тоске:

— Помогите мне кто-нибудь. Я не могу дойти до постели.

И вдруг точно видит все. Видит злобно насторожившихся Старух, блудливо заигрывающих со смертью: видит разрушение, и мрак, и смерть, царящие вокруг; видит как бы впервые каменный лик Некоего в сером и свечу, копотно догорающую в руке Его. Поднимает руку, и отступают Старухи. Закидывает седую, грозно-прекрасную голову, выпрямляется, готовясь к последнему бою, и кричит неожиданно громко, призывным голосом, полным тоски и гнева. В первой короткой фразе еще звучит старческая слабость; но с каждой последующей голос молодеет и крепнет; и, отражая на мгновение вернувшуюся жизнь, высоко взметывается красное, тревожное пламя свечи, озаряя окружающее суровым отсветом пожара.

— Где мой оруженосец? — Где мой меч? — Где мой щит? — Я обезоружен! — Скорее ко мне! — Скорее! — Будь проклят! (Падает у подножия постели и умирает.)

В то же мгновение, бессильно взметнувшись еще раз, гаснет пламя, и сильный сумрак поглощает предметы. Будто подались наконец стена и окна, задержавшие мрак, и густой, черной, победоносной волною он заливает все; только светлеет лицо умершего Человека. Тихий, неопределенный голос Старух, шушуканье, пересмеиванье.

Некто в сером. Тише! Человек умер!

Молчание, тишина. И тот же холодный, равнодушный голос повторяет из глубокой дали, как эхо:

— Тише! Человек умер.

Молчание, тишина. Медленно густеет сумрак, но еще видны мышиные фигуры насторожившихся Старух. Вот тихо и безмолвно они начинают кружиться вокруг мертвеца — потом начинают тихо напевать — начинают играть музыканты. Сумрак густеет, и все громче становится музыка и пение, все безудержнее дикий танец. Уже не танцуют, а бешено носятся они вокруг мертвеца, топая ногами, визжа, смеясь непрерывно диким смехом. Наступает полная тьма. Еще светлеет лицо мертвеца, но вот гаснет и оно. Черный, непроглядный мрак. И во мраке слышно движение бешено танцующих, взвизгивания, смех, нестройные, отчаянно-громкие звуки оркестра. Достигнув наивысшего напряжения, все эти звуки и шум быстро удаляются куда-то, замирают…