Читаем без скачивания Слёзы любви - Мира Майская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не могу взять, Дорте ничего не говорила.
— Яся бери, мы с ней раньше об этом говорили. Мой Хальс, привез из похода по просьбе Дорте. Она говорила, что нужно готовить тебе рубахи верхние, к обряду посвящения. Хальс привез больше и для приданного хватит.
Подумав немного я не решилась брать.
— Дорте спрошу, потом заберу.
— Ну пусть так. А ты Яся совсем заневестилась, жаль мои парни малы для тебя, я бы рада была такой невестке, — это Фиора, удивляя меня этими словами.
Хальс её муж благодарил Дорте за то, что год назад бабуля спасла его Фиору, она с трудом смогла разродиться своим третьим сыном. За спасение жены, Хальс, бывший одним из ближних конунга, помогал, чем мог.
Вошла я в дом, неторопливо, раздумывая над тем, ушёл ли конунг. В сенях приблизившись к двери, услышала голоса.
— Ты слово дал, не забывай — это голос Дорте.
— Я не нарушу, — это конунг, голос спокойный, на удивление не громкий.
— Тебе её доверяю, если, что со мной случится, доведи её до священного камня за меня.
— Клянусь, — голос конунга.
— Если я уйду раньше, поклянись, что посадишь её на колени[2], - продолжила тихим голосом.
— Клянусь, ты только живи Дорте, — его голос, слегка дрогнул.
О том на какие колени, и кого хотят посадить не поняла, или не правильно поняла, разговор шёл на языке гётов. Но подумать об этом я не успела, конунг пошёл к двери, едва успела отскочить.
Дверь распахнулась и в тёмные сени вышел великан, для меня таким он был ещё с детства. Я стояла на входе в сени, а потому думаю хорошо была видна ему.
Не останавливаясь он двинулся в мою сторону, страшно пугая своим приближением. Повернувшись спиной к стене, я освободила ему проход, но он и не думал проходить мимо.
Остановился рядом со мной, но не повернув головы ко мне, заговорил:
— Ты дала согласие Ангару, иль он сам?
Я слегка замедлилась с ответом, не понимая о чём он.
— Какое согласие, на что?
— Значит сам, так и думал, — голос чуть повысился.
У меня затряслись руки, молоко из крынки стало расплёскиваться, потекло по моей руке.
Почему и зачем я не знаю, но именно в этот момент, конунг развернулся ко мне лицом, отчего я совсем замерла, столбом стояла.
Серые, темно-серые глаза смотрели на меня в упор, брови были нахмурены. Чем он был не доволен в этот миг я не знала, но вдруг брови разгладились, глаза опустились вниз, на мою руку с крынкой.
Конунг коснулся рукой моей руки, что держала крынку с молоком, прикоснулся к ней тихо, стирая ручейки молока. Затем рука переместилась мне на щёку, и его палец, слегка её потёр, отчего моё дыхание замерло.
— Сажа- произнес негромко.
— Иди в дом, Ясина, — голос был спокойный.
Послушно повернувшись, я пошла по сеням к двери и только у порога, повернула голову, посмотрела в спину, уходящему Свирепому.
Насмотревшись, убегаю в избушку к бабуле и усаживаюсь за рукоделие. Вышивка красными нитями по белому холщовому полотну, то рубаху вышиваю верхнюю. Мастерица я в этом деле, вышиваю и соседям, коль просят. Как рубаху свою закончу, примусь за набор к ней из очелья и пояс, да за поневу[3].
Мне нестерпимо хотелось расспросить, о чём Дорте говорила с конунгом, какое слово он ей дал, и кого он посадит на колени. Но решиться я так и не смогла, чтила традицию уважения старших. Если бабушка захочет, сама всё расскажет.
[1]Сени — это входная часть традиционного русского дома. Это нежилое тёмное помещение, которое служило тепловым барьером между улицей и жилой частью.
[2] Посадить на колени (из традиций викингов) — в знак того, что кто-то принимал все отцовские обязанности, сажал ребенка к себе на колени, почему взятые на воспитание дети и назывались в старину сидящими на коленях. Если у детей не было родных отцов, воспитатели должны были награждать их имуществом и устраивать их счастье. Погубить приемыша или причинить ему какой-нибудь вред почиталось низким делом.
[3]Понева — (панёва, понява, поня, понька — вероятно от «понять» значении «обнять») — элемент русского народного костюма, женская шерстяная юбка замужних женщин из нескольких кусков ткани (как правило, темно-синей клетчатой или чёрной, реже красной) с богато украшенным подолом. Ещё в конце XIX — начале XX веков была распространена в южно-великорусских и белорусских областях.
Глава 7 Надлом судьбы
Мои тринадцатые лета (осень — зима — весна- лето), поселение варягов.
Осень в этом году выдалась очень теплой. Гёты прибывшие вместе с Ангаром вскоре ушли, осталась одна семья, с двумя маленькими детьми, поселились они во времянке. Дом им начали ставить, но думаю до морозов, не успеют. Конунг вновь приходил к Дорте, я не знаю, о чём он с ней говорил, видела только его уходящим.
Эльрик притащил мне звериных шкур, попросил сшить ему не длинную олпу[1] и биулфи с меховой подкладкой[2], для его будущих походов, да фалдон[3] для самого конунга. Работой я была обеспеченна на всю предстоящую зиму, но мне было в радость, я любила рукоделие и оно мне удавалось. По срокам меня не торопили, а потому я отобрала лучшие шкуры, схожие по цвету, и раскроила фалдон. Почему я решила начать с него? Мне захотелось порадовать, и может немного смягчить сурового великана.
Когда всё было готово, я задумалась о длине, мне трудно было понять какой её делать. Ничего лучшее мне в голову не пришло, как пойти и замерить размеры Эльрика. Я сняла замеры, с его плеч, померила длину споннами [4], как научила меня мерить Дорте. Делая замеры, поняла на сколько в последнее время он вытянулся и раздался в плечах, шестнадцать исполнилось братцу, и он почти сравнялся со взрослыми мужчинами.
Из-под опущенных ресниц и немного с улыбкой наблюдаю за рыжеволосым красавцем. Девицы от него глаз не отрывают, но он видит только меня. А на остальных и не смотрит, только усмехается и шепчется с Кнутом, посмеиваясь над ними.
Чуть помедлив, я отхожу и присаживаюсь на лавку, что стоит под берёзкой, напротив дома конунга. Эльрик стоит рядом с лавкой и о чём-то разговаривает с Кнутом. Я не прислушиваюсь, жмурю глаза, греюсь на теплом осеннем солнышке.
— Эльрик, хватит бездельничать, — раздаётся совсем рядом, рычание Сверра, отчего я мгновенно распахиваю глаза
