Читаем без скачивания Убийство часового (дневник гражданина) - Эдуард Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шум со стороны отрезанной самосвалами части Тверской (за зданием «Софии» Тверская бежит к Белорусскому вокзалу) все мощнее. Решаю добраться туда. К тому же стало холодно ногам, несмотря на бараньего меха стельки, купленные у грека-сапожника в Париже. Иду, далеко обходя параллельной улицей. Там оказываются десятки тысяч людей. Между знамен и лозунгов протискиваюсь в первые ряды. Спинами к нам, взявшись за руки, самоохрана «Трудовой Москвы» отделяет нас от густой цепи милиционеров, прижатых к самосвалам. На самосвалах многие десятки фотографов и телеоператоров. Среди них множество японцев почему-то. Снимают нас. Обильные шумы: обрывки музыки (гармошка, транзисторы), сотни разговоров сразу, крики, взрывающиеся ближе и дальше. Вдруг, разделенное в три слога, выступает из общего фона: «ЕЛЬ/ЦИН/ИУДА! ЕЛЬ/ЦИН/ИУДА!» Толпа сливается в один организм: нас сплачивают ритмические звуки. «ИЗ/МЕНА! ИЗ/МЕНА! СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ! СОВЕТ/СКИЙ СОЮЗ!» Вначале мы кричим все это не очень слаженно, почти робко, но быстро собираемся в коллектив, издающий одни звуки. Через десяток минут упражнений выдыхаем уже грозно и мощно: «СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ! СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ!»
Убедившись в своей коллективной силе, начинаем задевать врага. «Эй, милиция, сколько вам заплатили каждому за измену народу?», «Иуды!», «Лучше преступников бы ловили! Идите по домам, милиция!» Почти тотчас же внимание наше переключается на водителей самосвалов. Непонятно, по каким причинам (им некуда деться? боятся за судьбу машин?), но они все сидят в кабинах. «Паскуды!», «Предатели трудящихся!», «Им заплатили по тридцать сребреников каждому!», «По четыреста рублей!» — кричим мы. «Соберем им денег, граждане, пусть уезжают!», «Совести у хапуг нет!», «Вытащить их из кабины!», «Сфотографировать их и дать фотографии в «Сов. Россию» и в «День». Страна должна знать своих предателей!» (Последнее кричу я. Предложение не поддержано. Ввиду невозможности осуществить его сразу.) «Чего стоим, мужики? Нужно идти вперед!», «Нужно соединиться со своими!», «За самосвалами — наши!», «На Манежную!», «Даешь Манежную!», «Проведем митинг там!», «ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ!»
Крики и реплики раздаются отовсюду, подают их разные люди, хотя возможно выделить наиболее активных. Тысячеголовый организм толпы волнуется и поддерживает себя в горячем состоянии, выкрикивая лозунги. Ловлю себя на том, что перестал быть «я» и стал частью «мы». Мы раскалились и готовы к действиям. Несколько смельчаков лезут на один из самосвалов с намерением вытащить из кабины водителя. Стучат в крышу кабины. Неизвестный нам человек с мегафоном встает на крыло самосвала и просит нас не поддаваться на провокации. «Соблюдайте спокойствие и не позволяйте втянуть вас в провокацию… Где Анпилов? Просьба Анпилову пройти в голову колонны (Анпилов — глава движения «Трудовая Москва». — Э.Л.). Передайте Анпилову: его вызывают в голову колонны… Желающие обратиться к демонстрантам могут получить мегафон». Мегафон переходит к человеку с красным лицом, и тот начинает читать стихи. Неумелые, но правильные.
Ноги мои сковывает холод. Наша служба охраны, я стою за ними, судя по их репликам, не знает, что делать, и ждет приказа. Какого-нибудь. Ясно, что нужно что-то делать. Бесцельно стоять, замерзая? Парень рядом со мной, высокий, без шапки, бледное овальное лицо, убеждает, обращаясь ко всем и ни к кому в частности, что нужно штурмовать самосвалы. «Милиция стрелять не будет, да они и не вооружены! Они мобилизованы, против их воли, а против народа не выступят!» Я не уверен в милиции, но поддерживаю парня. «Нужно брать самосвалы! — кричу я. — Сами себя уважать не будем после. Кто же мы, если нам бросили «Нельзя!» — а мы покорно и смирились!». «Как собака, которой хозяин цыкнул: «На место!»» — подхватывает сзади человек, которого я не вижу…
У стены «Софии» вдруг взрыв непривычной активности. Там раскачивают самосвал! Я немедленно двигаюсь туда, через толпу. (Почему? Невозможно ответить осмысленно. Инстинкт.) Качают. Удивительно, но, оказывается, десятки рук способны такую вот махину раскачивать. Шофер, заметно испугавшийся, чуть опускает стекло, что-то бормочет. Не слышно что. Довольный гул толпы. Самосвал урчит мотором. «Уходят! Уходят! Уходят!» Милиционеры (почему-то у здания «Софии» их не оказалось) куда позже меня осознали происходящее и пытаются прорваться на выручку к водителю. Поздно! Самосвал (я уже у его колес) медленно и неохотно сдает назад. Мы немедленно вливаемся в образовавшуюся между зданием и самосвалом щель. Ликующие, бормоча и крича каждый свое, но общее. Ворвавшись, мы обнаруживаем себя в западне. Там второй ряд машин. Мы мечемся в ловушке, ища выхода меж стальных стен, а сзади на нас наваливается вторая волна наших. Я ругаюсь матом. Без устали. «Суки! — кричу я. — Хотели народ остановить! Суки!»
«На самосвалы!», «Лезьте на самосвалы!» — кричат вокруг, и кричу я. Мы командуем сами собой. Мы лезем, с наслаждением пиная и топча все, что можно пнуть. Смотровое зеркало рассыпается под сапогом. Топочем по крыше кабины с остервенелым наслаждением. (Деликатно взбираться, штурмуя их стальную баррикаду, — немыслимо.) Рассыпаются кто куда фотографы. Оказавшись на самосвалах, глядим вниз. С нашей стороны идет вторая волна прямо на нас. По их сторону густое месиво милиции ждет нас, нервно сжав стальные решетки. Теснимые сзади своими же, нашими, мы сваливаемся на головы милиции с криками и ругательствами «Дорогу! Суки! Гады! Ура! Ура!».
Милиционеры пытаются прижать нас к самосвалам решетками. Сбиты с ног НАШИ и ИХ люди. Некоторое время кипящая магма русских людей с той и с другой стороны, крича, пыхтя и ругаясь, топчется на месте, упершись решетками, но наша масса пересиливает их массу, и вот брешь пробита, перед нами простор площади. Мы орем: «Ура! Победа! Прорвались! Прошли! Наша взяла!» А они бегут от нас к стенам «Софии» и к памятнику поэту…
«Берите друг друга под руки! Образуйте цепи!» — объясняет, шагая спиной от нас, совсем недавно еще бледный, а теперь раскрасневшийся парень, тот, что убеждал штурмовать самосвалы. По-видимому, он имеет опыт уличных боев. С одной стороны я цепляюсь за высоченного мужика в коротком полупальто, другой мой сосед меньше меня ростом, так что меня перекашивает на одну сторону. И шагаем гордые, боевые уже товарищи, только что получившие боевое крещение в первой атаке, твердо ступая на отвоеванный асфальт, и кто-то затягивает: «Вставай, страна огромная!» От священного восторга и ужаса дрожь бежит по телу, подымая волоски.
Вдруг обнаруживаю, что мне жарко. И щиплет глаза от эмоций. Под мою кепку заглядывает, рассматривает лицо смеющийся молодой парень. «Ага, Лимонов, вы с нами! Я был уверен, что вы будете здесь!» — «А где ж мне быть!» — кричу.
«Цепями! Цепями! Не разрывайте цепи! Набираем скорость…» — командует наш стратег. В порыве атаки разрываем второй кордон милиции. Я во второй цепи. Неизбежно валятся оземь милиционеры и наши люди, но в прорыв за нами устремляются волны людей. Выясняется очевидное (я разглядываю своих соседей), что в первых цепях идут самые агрессивные. Ни знамен, ни лозунгов, шефы и вожди остались сзади, вокруг меня мужики разных социальных классов и возрастов, отобраны они сами собой по принципу повышенной агрессивной эмоциональности. Мне интересно узнать, кто они, каждый из них, но какие уж тут беседы в атаке.
Нами никто не командует, мы самоорганизовались и, как выясняется, переусердствовали. Прибежал человек с площади Маяковского и просит, чтоб мы вернулись. Мы, оказывается, слишком форсированно двигались и оторвались от основных сил. За нашими спинами, оказывается, успели опять сомкнуться кордоны, а из боковых улиц спешно вытягиваются туловища самосвалов. Перед нами уже не самосвалы, но бронированные автомобили! И густая цепь ОМОНа: щиты из пластмассы и пластмассовые каски на головах и дубинки делают их похожими на гладиаторов. Мы решаем вернуться. Нас мало, так нам кажется, чтобы удариться об эту особо прочную стену.
Пробиваемся с боями к основным силам. Воссоединившись, проделываем в третий раз боевой путь, уже привычно разрывая кордоны милиции. Ненадолго задержавшись перед ОМОНом («Ну, на этот раз дело серьезное!», «Их нужно брать с ходу, чтоб не успели воспользоваться дубинками!», «Главное — держать цепи…», «Не разрывайте цепи!»), мы в отчаянной атаке вклиниваемся в ОМОН. Неожиданно наша скорость, решимость и отчаянность таковы, что мы сминаем и ОМОН. Некоторое замешательство между автомобилями, ибо проходы пробуют защищать их герои, но народ нахлынул в таком количестве, что ясно: раздавят их, вне зависимости от того, скольким из нас они успеют раскроить черепа… Они отказываются от борьбы — прячутся в автомобили, прижимаются к стенам, выливаются в боковые улицы… Мы грозно скандируем: «ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ!» Просачиваемся меж «автозэков» и катим волной к Пушкинской.
