Читаем без скачивания Семь женщин - Ребекка Миллер

В тот вечер Пенни не напилась, потому что Луиза все время приносила ей кока-колу. Напилась Пенни, когда они вернулись домой. Теперь она пила дома. Пила, чтобы расслабиться. Пила, чтобы отпраздновать. Пила, чтобы успокоиться. Мало-помалу Луиза отстранялась от матери. Когда Пенни обращалась к ней, она отвечала односложно и грубо. Дерк говорил, что это типичное поведение подростка.

Но Луиза не была похожа на подростка. В шестнадцать она выглядела на тринадцать. У нее еще не начались месячные, и врач говорил, что ей желательно принимать гормоны. Она подолгу стояла перед зеркалом и рассматривала свое тело в поисках каких-нибудь изменений.

В марте следующего года у Пенни состоялась очередная персональная выставка в Делтонской ассоциации искусств. На открытии люди разговаривали шепотом — так, будто в соседней комнате лежал покойник. Пенни ударилась в религиозные сюжеты. Над мутными озерами стояли тоскливые коричневые Девы и смотрели на свои унылые отражения. Терьеры, вставшие на задние лапы, держали в зубах Книгу Откровения. Луиза стояла у двери и слушала, что говорят выходящие из зала люди. Фелисия Френч сказала Марте Брим:

— Тоскливые пепельницы мне совсем не хочется покупать.

К концу дня Пенни осталась одна в углу. Она еще улыбалась, но в ее глазах стояли слезы. Ни одной вещи не продалось. Дерк подошел к ней и погладил по голове, вместо того чтобы обнять.

Богачи перестали приглашать Карло в гости. Пенни названивала хозяйкам богемных домов и приглашала их поужинать. Она была уверена, что произошла какая-то ошибка. Но никакой ошибки не произошло. По городу ходили шутки о Пенни и ее керамических творениях. По вечерам Пенни пьяно, заторможенно моргала, глядя в окно на темнеющее небо.

Дерк, сопя носом, жевал отбивную. Луиза сидела за столом неподвижно, уставившись в тарелку.

II

В семнадцать лет Луиза поступила в художественный колледж — исключительно со злости. Ей хотелось отомстить за мать. Через неделю после отъезда из дому по ее ногам ручейками потекла кровь. Капельки крови упали на пол — алые, как рубины.

Она познакомилась с Сэмом на первом курсе, на занятиях по рисованию обнаженной натуры. Моделью был жутко толстый мужчина. Луиза обожала эти занятия — ей нравилось рисовать человеческое тело. Сэм сидел позади нее. Он был зачарован тем, как она рисовала — почти не глядя на бумагу. Казалось, она знает, где в данный момент находится ее уголь.

Когда занятия закончились, она оставила рисунок на мольберте и пошла по коридору к лифту.

— Послушайте, извините, пожалуйста…

Луиза обернулась. Стройный молодой человек в мешковатых холщовых брюках и круглых очках махал ей рукой, стоя у входа в аудиторию.

— Вы забыли свой рисунок, — сказал он.

— О, — выдохнула Луиза и поспешила обратно. — Господи, — проговорила она, покраснев. — Спасибо.

Ей неприятна была мысль о том, что ее рисунок кто-то рассматривал. Проходя мимо Сэма, она посмотрела на него. У него было круглое, доброе и серьезное лицо. Карие глаза, темные брови, курчавые русые волосы… Он стоял у двери и смотрел на Луизу. Она сорвала рисунок с мольберта и торопливо вышла из аудитории.

После этого Сэм наблюдал за ней. На его глазах прошли три ее первых романа. Все трое были студентами, осмелившимися подойти к ней, а она их скорее принимала, чем выбирала сама. На то, чтобы с кем-то порвать, требовались усилия, а Луиза жила, чтобы рисовать. Очень часто, когда Сэм приходил на первый урок, Луиза уже сидела в аудитории. Не потому, что пришла раньше, а потому, что просидела там всю ночь. Иногда он приносил ей пончики.

Сэм влюбился в Луизу, наблюдая за ее жизнью. Желание пришло потом.

Она была очень небольшого роста — всего пять футов. Легкие светлые волосы ниспадали спутанной вуалью ниже пояса. Руки и ступни у нее были маленькие, как у ребенка. Черты лица мелкие, между бровями — крошечная родинка, глаза цвета мутного пруда. Груди маленькие и крепкие, с большими пигментными кругами и вдавленными сосками. Живот мягкий, спина немного сутулая. Ноги коротковатые, но прямые. Сэм не мог решить, красивая она или уродливая.

Наконец решив, что красивая, он приколол к ее мольберту записку:

О, красотка неземная,Ты, наверное, из рая!До чего же хороша…Подскажите, кто она?[8]

Луиза прочитала записку и обвела аудиторию взглядом. На нее смотрел Сэм. Она покраснела.

Им было по двадцать лет, они жили в Нью-Йорке и стали отличной парой. Они часто танцевали, подшучивали друг над другом и вели себя, как похотливые подростки. Их любовные игры продолжались бесконечно. В какой-то момент Луиза с восторгом поняла, что Сэм угадывает ее мысли и продолжает их, а потом сама подхватывала его мысли и развивала их.

Картины Сэма были абстрактными, тонкими, просто роскошными. Он прекрасно чувствовал цвет. Сэм знал, как нарисовать красный квадрат так, чтобы в нем виделись дождевые тучи, радость, секс… Луиза любила наблюдать за тем, как он проводит кистью, обмакнутой в серую краску, вдоль красно-оранжевого пятна. Место, где краски сходились, начинало напряженно вибрировать. Если же он окружал пятно такого же цвета фиолетовой краской, цвета начинали излучать безмятежность. Через Сэма Луиза вошла в новый мир. Она стала постигать свое ремесло более глубоко и… скромно. Она ожидала от себя большего. А еще Сэм всегда мог ее развеселить.

Прошло три года, и они закончили художественный колледж. Сэм сразу поступил в магистратуру. Они перебрались в итальянский район Квинса, поближе к институту. Около домов в шезлонгах сидели старушки и смотрели на прохожих. Бывало, Луиза и Сэм выносили свои шезлонги и садились рядом со старушками. Их квартира была просторной и дешевой, со старым розовым кухонным гарнитуром и потолком из штампованной жести. У обоих были комнаты, которые они использовали как мастерские. Луиза обычно рисовала по утрам, а Сэм приходил домой пообедать. Она готовила еду, создавая необычные комбинации: резаные зеленые бананы в листьях шпината, к примеру. Пища получалась не слишком калорийная, но забавная. Потом они оба рисовали. По вечерам, в те дни, когда Луиза не подрабатывала официанткой в баре по соседству, к ним заходили поужинать друзья-художники. Освещения в квартире почти не было, и когда Сэм с Луизой готовили еду, им приходилось зажигать свечи. К тому времени, когда паста была готова, гости уже успевали напиться дешевым венгерским вином.

С некоторых пор Луизе снился один и тот же сон: она нянчит ребенка своего брата Сета. Она купала младенца. Младенец протягивал к ней ручки, которые почему-то были пластмассовыми. Луиза впадала в отчаяние, она пыталась сделать ребенка нормальным, но у нее ничего не получалось. Он растворялся в воде. В итоге она начала рисовать картины по мотивам своего сна.

В один прекрасный день Луиза вдруг осознала, что они с Сэмом уже целый месяц не занимаются любовью. Прошел еще месяц, а все осталось по-прежнему. Потом — еще один месяц. Они словно бы забывали об этом. Больше всего на свете Луизе нравилось быть ребенком рядом с Сэмом, играть по-детски, по-детски разговаривать. Она перестала ощущать желание. Как-то раз ей приснилось, что в Сэма, когда он спал, змеей прокрался Сет. Выполз из ее уха и вполз Сэму в рот.

Кое-какие мелочи в Луизе, которые раньше так забавляли Сэма, начали его раздражать. Он обнаруживал в холодильнике ее блокноты, на батареях центрального отопления — сэндвичи, на лестнице — комья слежавшейся пыли размером с крысу. Ее рассеянность все чаще вызывала у него злость. А Луиза никак не могла понять, в чем проблема. Она терпеть не могла, когда ее отчитывали. Прошел год, и за этот год они всего раз занимались любовью. Луиза решила, что ей пора жить отдельно и забеспокоилась: уж не лесбиянка ли она.

У Оливии Блэксмит был орлиный нос и волосы на лобке размером с ежа. Она работала официанткой в кафе, где пекли оладьи, рядом с новой студией Луизы в Чайна-тауне. Луизе нравилось класть голову между внушительными грудями Оливии, но она всеми силами старалась избегать орального секса. Луиза то и дело предлагала Оливии новые развлечения — кино, театр, шарады. В конце концов ей стало ясно, что она не лесбиянка, и она начала есть оладьи в другом кафе.

Бруно был художником. Прямые черные волосы ниже плеч и потрясающая фигура. Он обожал ходить с голым животом. Ее новый друг снимал квартиру вместе с другими художниками в Нижнем Ист-Сайде, в доме, битком набитом крэком. Компания жила, насмехаясь абсолютно над всем. Они иронично слушали «Ганз эн Роузез»[9], иронично играли сложнейшие гитарные композиции. Даже еда у них была ироничная: например, эклеры с сосисками. Они подолгу обсуждали поп-культуру своего детства: «США проигрывают войну во Вьетнаме; Грег Брэйди делает завивку»[10]. Они издевались над всем: над другими художниками, богачами, сумасшедшими, ведущими выпусков новостей, рекламой тампонов, поп-звездами, аквариумистами. Над всеми, кроме Уорхола[11]. Картины Бруно представляли собой искусную помесь техники Отто Дикса[12] и граффити.