Читаем без скачивания Сказания и повести о Куликовской битве - Дмитрий Лихачев

И отпусти князь великий брата своего, князя Владимера Андреевичи, въверхъ по Дону в дуброву, яко да тамо утаится плъкъ его, давъ ему достойных вѣдомцовъ своего двора, удалыхъ витязей, крйпкых въпновъ. И еще с нимъ отпусти извѣѣстнаго своего въеводу Дмитреа Волынскаго и иных многыхъ.

Приспѣвшу же, месяца септевриа въ 8 день, великому празднику Рождеству святыа богородица, свитающу пятку, въсходящу солнцу, мгляну утру сущу, начата христианьскые стязи простиратися и трубы ратные многы гласити. Уже бо русскые кони окрѣпишася от гласа трубъ-наго, и койждо въинъ идеть под своим знаменем. И видѣти добрѣ у рядно плъкы уставлены поучениемъ крЗшкаго въеводы Дмитреа Боброкова Волынца.

Наставшу же второму чясу дни, и начата гласи трубнии обоих плъковъ сниматися, татарьскыя же трубы яко онемѣша, а русския трубы паче утвръдишася. Плъкы же еще не видятся, занеже утро мгляно. И в то врѣмя, братье, земля стонеть велми, грозу велику подавающи на встокъ нолны до моря, а на запад до Дунаа, великое же то поле Куликово прегибаю-щеся, рѣѣкы же выступаху из мѣстъ своихъ, яко николи же быти толиким людем на мѣсгѣ томъ.

Великому же князю пресѣдающу на избранный конь, ѣздя по плъком и глаголаше от великыа горести сердца своего, слезы аки рѣка течатпе от очию его: «Отци и братиа моа, господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и вѣры ради христианскыа, спа бо смерть нам нынѣ нѣсть смерть, нъ жывотъ вѣчный; и ничто же, братие, земнаго помышляйте, не уклонимся убо, да вѣнци победными увяземся от Христа бога и спаса душамъ нашим».

Утвръдивъ же плъкы, и~пакы прииде под свое знамя черное и ссѣде с коня и на инъ конь всяде и съвлече с себя приволоку царьскую и въ ину облечеся. Тъй конь свой дасть под Михаила Андреевича под Бреника* и ту приволоку на него положилъ, пже бѣ ему любимъ паче мѣры, и тъ знамя черное повелЗ* рыделю своему над нимъ возити. Под гѣм зна-мянем и убиенъ бысть за великого князя.

Князь же великий ста на мѣсте своемъ и, вынявъ из надръ своих жы-воносный крестъ, на немъ же бѣ въображены страсти Христовы,* в немъ же вi жывоносное дрѣво,* и въсплакася горко и рече: «На тебе убо надѣемъся, жывоносный господень кресте, иже симъ образом явивыйся греческому царю Констянтину,* егда ему на брани сущу с нечестивыми и чюдным твоим образомъ победи их. Не могуть бо погании нечестивии половци противу твоему образу стати, тако, господи, удиви милость свою на рабѣ твоемъ!».

В то же врѣмя прииде к нему посолъ с книгами от преподобнаго старца игумена Сергиа, въ книгах писано: «Великому князю и всЗш русскым князем, и всему православному въйску миръ и благословение!». Князь же великий, слышавъ писание преподобнаго старца и цѣловавъ посольника любезно, гѣмъ писаниемъ утвръдися, акы нѣкыми крупными бранями. Еще же дасть посланный старецъ от игумена Сергиа хлѣбецъ пречистыа богородица,* князь же великий снѣде хлѣбець святый и простеръ руцѣ свои, възопи велегласно: «О велико имя всесвятыа Троиця, о пресвятая госпоже богородице, помогай нам тоя молитвами и преподобнаго игумена Сергиа, Христе боже, помилуй и спаси душа наша!».

И всйде на избранный свой конь и, вземъ копие свое и палицу железную, и подвижеся ис полку, и въсхогѣ преже всѣх самъ битися с погаными от великиа горести душа своеа, за свою великую обиду и за святыа церкви и вѣру христианьскую. Мнози же русские богатыри, удръжавше его, възбраниша ему, глаголюще: «Не подобаеть тебѣ, великому князю, наперед самому в плъку битися, тебѣ подобаеть особь стояти и нас смо-трити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храбрость пред тобою явити: егда тя господь упасеть милостию своею, и ты разумеешь, кого чим даровати. Мы же готови есмя в сий день главы своя положыти за тебе, государя, и за святыа церкви и за православъное христианство. Te6i же подобает, великому князю, рабом своим, елико кто заслужить своею главою, память сътворити, якоже Леонтий царь Феодору Тирону,* въ книгы съборныа написати нас, памяти ради русскым сыном, иже по нас будуть. Аще тебе единаго изгубим, тъ от кого имамы чаяти, кто по нас память сътворить? Аще вси спасемъся, а тебе единого останем, тъ кий намъ успѣх? И будем аки стадо овчее, не имуще пастыря, влачими по пустыни, и пришедше дивии влъци распудять й, и разбѣжатся овци кои куды. Тебѣ, государю, подобаеть себе спасти да и нас».

Князь же великий прослезися и рече: «Братиа моа милаа, русскые сынове, доброй вашей рѣчи азъ не могу отвЗлцати, нъ токмо похваляю васъ, вы бо есте въистинну блазии раби божии. Паче же вѣсте мучение Христова страстотръпца Арефы.* Внегда мученъ бысть, и повелё царь вести й на позорище и мечемъ иссЗици, а доблии же его друзи, единъ пред единымъ скорить, койждо ихъ свою главу усЗжателю под мечь клонять за Арефу, въеводу своего, вѣдяще убо почесть победы своеа. Арефа же въе-вода рече въином своимъ: „Весте убо, братиа моя, у земнаго царя не азъ ли преже васъ почтенъ бых, земныа чьсти и дары взимах? И ныне же преди ити подобаеть ми и къ небесному царю, и главе моей преже усѣченѣ быти, паче же веньчане44. И приступль мечникъ и усѣкну главу его, послѣжде и въином его усѣкну главы. Тако же и азъ, братие. Кто болши мене в русскых сыновых почтенъ бе и благаа беспрестани приимах от господа? А ныне злаа приидоша на мя, ужели не могу тръпети: мене бо ради еди-наго сиа вся въздвигошася. Не могу видети вас, побежаемых, и прочее к тому не могу тръпети, и хощу с вами ту же общую чашу испити и тою же смертию умрети за святую веру христианскую! Аще ли умру — с вами, аще ли спасуся — с вами!».

Уже бо, братие, в то время плъкы ведуть: передовой плъкъ ведеть князь Дмитрей Всеволодичь, да братъ его — князь Владимеръ Всеволо-дичь, а с правую руку плъкъ ведеть Микула Васильевичь с коломничи, а лѣвую же руку плъкъ ведеть Тимофей Волуевичь с костромичи. Мнози же плъкы поганых бредуть оба пол: от великиа силы несть бо имъ места, где разступитися. Безбожный же царь Мамай, выехав на высоко место с трема князи, зряй человечьскаго кровопролитна.

Уже бо близ себе сходящеся силныа плъкы, выеде злый печенегъ из великого плъку татарьскаго, пред всеми мужеством являася, подо-бенъ бо бысть древнему Голиаду:* пяти саженъ высота его, а трех саженъ ширина его. Видевъ же его Александръ Пересветъ, старецъ, иже бе в плъку Владимера Вселодовича и, двигънувся ис плъку, и рече: «Сей человекъ ищеть подобна себе, азъ хощу с нимъ видетися!». Бе же на главе его шелом архангельскаго образа,* въоруженъ скимою повелением игумена Сергиа. И рече: «Отци и братиа, простите мя грешнаго! Брате Андрей Ослебя, моли бога за мя. Чаду моему Иакову — миръ и благословение». Напусти на печенега и рече: «Игуменъ Сергий, помогай ми молитвою!». Печенегъ же устремися противу ему, христиане же вси въсклик-нуша: «Боже, помози рабу своему!». И ударишася крепко копии, едва место не проломися под ними, и спадше оба с коней на землю и сконча-шеся.

Наставшу же третьему часу дни, видевъ же то, князь великий и рече: «Се уже гости наши прыближилися и ведуть промеж собою поведеную, преднии уже испиша и весели быша и уснуша, уже бо время подобно, и час прииде храбрость свою комуждо показати». И удари всякъ въинъ по своему коню и кликнуша единогласно: «С нами богъ!» — и пакы: «Боже христианскый, помози нам!», погании же половци свои богы начаша призыв ати.

И съступишася грозно обе силы великиа, крепко бьющеся, напрасно сами себе стираху, не токъмо оружиемъ, нъ и от великиа тесноты под коньскыми ногами издыхаху, яко немощно бе вместитися на том поле Куликове: бе место то тесно межу Доном и Мечею. На том бо поле сил-нии плъци съступишася, из нихъ же выступали кровавыа зари, а в них трепеталися силнии млъниа ото блистаниа мечнаго. И бысть трускъ и звукъ великъ от копейнаго ломлениа и от мечнаго сечения, яко не мощно бе сего гръкого часа зрѣти никако же и сего грознаго побоища. Въ единъ бо час, въ мегновении ока, о колико тысущъ погыбе душь человечьскых, създания божиа! Воля37 господня съвръшается: часъ же третий, и четвертый, и пятый, и шестый крепко бьющеся неослабно христиане с погаными половци.

Наставшу же седмому часу дни, божиимъ попущениемъ наших ради грѣховъ начаша погании одолѣвати. Уже бо от сановитых мужей мнози побиени суть, богатыри же русскыа и воеводы, и удалыа люди, аки древа дубравнаа, клонятся на землю под коньскыа копыта: мнози же сынове русскые сътрошася. Самого же великого князя уязвиша велми и с коня его збиша, онъ же нужею склонився с побоища, яко не мощно бе ему к тому битися, и укрыся в дебри, божиею силою съхраненъ бысть. Многажды стязи великого князя подсѣкоша, нъ не истребишася божиею ми-лостию, нъипаче укрупнится.

Се же слышахом от вѣрнаго самовидца, иже бе от плъку Владимера Андреевича, поведаа великому князю, глаголя: «Въ шестую годину сего дни видѣх над вами небо развръсто, из него же изыде облакъ, яко багря-наа заря над плъком великого князя, дръжашеся низко. Тъй же облакъ исплъненъ рукъ человечьскых, яже рукы дръжаще по велику плъку ово проповѣдникы, ово пророческы. Въ седмый же часъ дни облакъ тъй много венцевъ дръжаше и опустишася над плъком, на головы христианьскыя».