Читаем без скачивания Коко Шанель - Анри Гидель

Само собой разумеется, две юные барышни, ныне более свободные в своих передвижениях, чем в институте Богоматери, тратили выпадавшие им редкие и короткие мгновения отдыха отнюдь не на скучные прогулки по угрюмым берегам реки. Эти прогулки, привычные у муленских обывателей, мало чем отличались от выходов обазинских пансионерок. Итак, они решили (грешным делом!), что лучшее место для проведения досуга – центр города, и в особенности площадь Алье, являвшаяся средоточием муленских удовольствий вечером по субботам и по воскресеньям. Наших героинь стали частенько видеть вместе в «Гран-кафе» – новейшем шикарном заведении, созданном по образцу парижского «Максима», снискавшего в 1899 году мировую славу благодаря водевилю Жоржа Федо. Стиль nouille,[10] зеркала со скошенными краями в обрамлении затейливой резьбы по дереву придавали ему псевдопарижский шик, который никак не мог оставить равнодушными наших барышень. Иной раз они захаживали в старом городе и в чайный салон с названием «Искушение»; но где бы они ни появлялись, они не поддавались искушению и являли собою образец поведения: ведь они не забывали своего монастырского воспитания – во всяком случае, до поры до времени…

Как о том уже ведомо читателю, Мулен – гарнизонный город, в котором было расквартировано несколько полков, в том числе 10-й конный егерский. Офицеры и унтер-офицеры этого полка нередко принадлежали к аристократии или к богатой буржуазии. Многим из них бросилась в глаза красота Габриель – ее восхитительные, цвета воронова крыла волосы, заплетенные в косу, которую она обвила вокруг чела; робкий и вместе с тем пылающий взгляд, который то гас, то вспыхивал под влиянием эмоций. Ничего общего с теми девицами, которые в гарнизонных городах служат утехой военным!.. Итак, Габриель и Адриенн быстро сделались любимицами молодых людей в военной форме, которые находили в их лице компанию более достойную, чем привычные девицы. Но… Эта дружба может оборваться в любой момент. Труба позовет, выступаем в поход – и все, конец дружбе, конец отношениям! Потому что они – всего лишь две скромные швеи, и личное достоинство и шарм, которых у них никому не отнять, не могли заставить забыть о скромности их социального положения.

Несколько недель спустя их видели в компании элегантных офицеров в ярко-красных брюках, сапогах и голубых венгерках с бранденбурами за стаканчиком вина в «Ротонде» – одном из двух в городке кафешантанов (второе называлось «Ле Бодар», по фамилии владельца). Упомянутое здание циркулярной формы, сооруженное в правление Наполеона III, по своей архитектуре напоминало шляпу-котелок; оно было выкрашено в зеленый цвет и надстроено сверху стеклянной будочкой. Вокруг, для приличия, разбит садик – всего-то несколько чахлых кустов; внутри – сцена, на которой выступали «артисты», а к низу от рампы – место для музыкантов: фортепьяно и одна-две скрипки. Публика грудилась вокруг мраморных столиков на одной ножке, на которых громоздились бокалы с пивом и лимонадом – для дам; паркет усыпан толстым слоем опилок, что было обычным делом в большинстве тогдашних кафе. То тут, то там мелькали неизбежные неприглядные тряпки, коими гарсоны равнодушно протирали столики для новых клиентов; а клиенты эти – «господа офицеры» (заведение Бодара посещалось главным образом нижними чинами; их командиры именовали его не иначе как «кабак»)…

Конечно же, нельзя сказать, чтобы певцы, выступавшие в «Ротонде», принадлежали к лучшим голосам Европы. На эту сцену выходили «звезды» провинциального масштаба, которых столичная публика безжалостно освистала бы, порою – юные дарования, которым молодость, впрочем, не извиняла острую нехватку таланта.

Сохранилась фотография того времени, на которой Габриель с робеющим взглядом и кроткой улыбкой снята в компании молодого кавалерийского офицера – без сомнения, одного из тех. кто приглашал ее в «Ротонду». Конечно же, юная барышня еще не могла почувствовать убожество здешних зрелищ и посредственность исполнителей, ведь она столько лет провела в изоляции от остального мира!

Но и того, что она видела, оказалось достаточным для понимания абсолютной необходимости перемены своего положения, пленницей которого она оказалась… Ведь не собиралась же она на всю жизнь оставаться швеей! И, конечно же, она поспешила поделиться своими мыслями с Адриенн, которой была предана как никому на свете.

Но как изменить свою участь? Сколько Габриель себя помнила, она всегда обожала петь. В Обазине она вместе с другими воспитанницами пела в хоре в капелле, затем участвовала в хоре в институте Богоматери, да и теперь, когда она покинула стены этого заведения, начальница не раз обращалась к ней, прося заместить охрипшую хористку…

И вот ей пришла в голову мысль: почему бы не попробовать себя в «Ротонде»? Кто знает – а вдруг она станет новой Иветт Гильбер и наконец-то вырвется из этого прозябания, на которое ее обрекало, казалось, все вокруг! Она поспешила поведать об этих планах своим «галантам», как их называли в ту эпоху. Какая блестящая мысль! – воскликнули они. Перспектива аплодировать Габриель на сцене родного кафешантана мгновенно соблазнила всех. К тому же привычные муленские развлечения порядком приелись, и любая, даже самая незначительная новинка неизменно принималась с энтузиазмом.

Но этот порыв скорее вогнал в краску, чем воодушевил бедняжку Габриель. Она-то высказала эту идею легкомысленно, не помышляя всерьез, что она осуществится на деле. Прожив столько лет в изоляции, она не очень-то чувствовала себя готовой выступать на публике. В какой-то момент она даже понадеялась, что директор «Ротонды» мосье Шабассьер откажется пригласить ее. Какое там! Неплохо осведомленный о популярности Габриель среди офицеров гарнизона, он понимал, что ничем особенно не рискует, приглашая ее – пусть не в качестве профессиональной певицы, чье имя пишут большими буквами на афише, но в качестве статистки. В белльэпок, да и в более раннее время, в кафешантанах существовал обычай рассаживать в глубине сцены с полдюжины барышень, изображающих дамский салон. Пока выступали «звезды», эти барышни делали вид, что болтают между собою, представляли, будто занимаются рукоделием – вышиванием, вязанием… А в антракте наступал их черед. Эти певицы «второго плана», нередко презираемые, друг за дружкой исполняли свои куплетцы, чтобы только разогнать тишину, пока выйдут настоящие артистки. Коль скоро «статистки» не считались достойными контрактов и гонораров, одна из них потом ходила между столиками, собирая чаевые. Уж на что гордой была Габриель, а и то согласилась выйти на сцену! Вскоре она втянула в это приключение и Адриенн. Ведь она столько лет разделяла ее судьбу, почему бы не продолжить в том же духе? Адриенн уступила: перед таким упорством устоять было невозможно. Впоследствии решительная воля Габриель заставит склониться еще стольких и стольких!..