Читаем без скачивания Кайкки лоппи - Александр Бруссуев

— Да вы тоже его били! — попытался он оправдаться.

— Ты начал! — хором ответили урки. — Мы не виноваты!

— Вот она — взаимовыручка филиппинских детей природы! — покачал головой второй механик. — Паша, успокой ты их, а то сейчас бедного Эфрена до инфаркта доведут!

Старпом вздохнул и снова поднялся со своего места: какие бы ни были урки замечательные работяги, но порой чувство самосохранения может довести до абсурда каждого из них. Что поделаешь — чем ближе к природе, тем сильнее инстинкты. Тут уж не до моральных и этических норм.

— Успокойтесь, товарищи, — сказал он. — Капитана забрали просто вести переговоры. На вас его поведение никак не отразится, уж поверьте мне. Он такой же пленник в наших условиях, как и мы все. Что у нас здесь происходит — это их не волнует.

Второй механик поднял вверх большой палец. Урки поволновались немного, но уже не совместно, что наиболее неприятно и иногда опасно, а каждый по отдельности.

Принесли сомнительного качества еду: ядовито пахнущее вареное мясо, сушеных рыбок, хлебных лепешек на манер лаваша, только серого цвета, и в кувшине жидкость, чем-то напоминающую молоко. Эксперт по пище, повар Эфрен, расправил крылья, оправляясь после обвинений своих земляков, и объяснил:

— Мясо — это верблюд. Оно хранится в таких чанах, закопанных в землю в тени. Залито все каким-то рассолом с добавлением местных трав против гниения. По мере необходимости варится все на огне, причем нижние куски отдельно. Их получают местные авторитеты. Самым незначительным людям из местного сообщества достаются куски сверху, те, что успели подпортиться жучками и червячками.

— Этому вас на поварских курсах учат? — удивился механик.

— Нет, — улыбаясь, ответил Эфрен.

— Ну, и откуда столь занимательные познания? — спросил Пашка.

— Википедия.

— А молоко это пить можно? — включился в разговор боцман.

Повар, сделал паузу, тем самым давая понять, что он не забыл, как совсем недавно на него наезжали. Потом все-таки произнес:

— Попробуй, не умрешь.

Боцман осторожно налил себе в пластиковый стаканчик густую желтоватую жидкость, но сам пить не стал, сунув емкость под нос ОэСу. Тот посмотрел сначала на насыщенное жиром питие, потом на своего палубного начальника. Решил, что гневить боцмана все же не стоит, и осторожным сипом втянул в себя буквально миллиграмм.

— Ну? — спросил боцман.

— Горькое очень, — ответил ОэС и только после этих слов скривился в гримасе отвращения.

— В таких странах испортившейся пищи не бывает, — сказал механик. — Верблюжье молоко старого доения запросто мешается со свежим.

— Тоже Википедия? — поинтересовался старпом.

— Канал «Discovery».

Несмотря на голод, мясо и молоко есть не стал никто. Заточили сушеных рыбок, закусывая вполне съедобным пресным хлебом. Даже оставили долю капитану и стармеху, когда те вернутся. Напившись до одурения воды, народ повеселел. Урки начали между собой оживленно переговариваться, временами даже смеясь.

К Пашке подсел второй механик, чтобы просто так поговорить за жизнь. Его лицо, сильно опухшее после ударов прикладом и ногами, уже наливалось чернотой. Руки, ноги и туловище, чудом избежавшие переломов, саднило уже гораздо меньше.

Второй механик.

Юра Мартыненков был родом из Смоленска. Сын потомственных железнодорожников. Да и у него предстоящий рабочий путь был вполне определен: ЛИИЖТ (Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта), потом либо депо, либо стул в управлении железной дороги. Но не сложилось. По глупой случайности, которая, наверно, была предопределена самой судьбой.

Приехав на абитуру в самом конце восьмидесятых в стольный Питер, Юра решил для себя, что лишнее время для подготовки не помешает и записался на месячные подготовительные курсы. Определился в общагу, выгрузил в тумбочку учебники и справочники и понял: все у него получится. Вообще-то, можно было остановиться и у сестры матери, которая жила в своей собственной однокомнатной квартире в Веселом поселке, но хотелось самостоятельности.

К нему в комнату меж тем подселяли новых жильцов. Скоро их сделалось много, числом восемь. И не все были вчерашние школьники, шестеро — выгнанные из армии приказом товарища генерала Язова студенты вторых и даже третьих курсов. Армия в тот год избавлялась от жертв чистящих учебные ряды былых призывов. Студенты, не дослужившие положенных двух лет, просто не верили своему счастью. Юру и коллегу-школьника тоже захлестнула волна общей эйфории.

Собственно говоря, подготовка к экзаменам и закончилась, как таковая, в первый же день. Наверно, полезно было походить порешать задачки. Но, во-первых, программа была очень знакомая — школу номер семнадцать в Смоленске Юра закончил если не блестяще, то очень прилично. Во-вторых, встреча бывших сокурсников в общаге невольно, как в круговорот, затащила и двух наивных абитуриентов.

Наверно, это было вполне закономерно, что он легко увлекся веселом гудежом со студентами, забросив подальше всякие размышления о предстоящем поступлении, а, самое главное — о том, что происходило дома.

После восемнадцати лет совместной жизни его родители расходились. Давалось это тяжело. Юра не мог больше видеть, как плачет и ругается мать, как прячет глаза отец. Причиной развода был не уход к кому-то, а уход от кого-то. Родители уходили друг от друга.

Младший брат постоянно торчал на улице, только ночуя у бабушки, а Юра слился в Питер. Это действительно помогло. Невысокий, отлично сложенный благодаря активным занятиям культуризмом, светловолосый парень из Смоленска стал чуть ли не душой гуляющей кампании. Как правило, вечера не заканчивались культурным потреблением алкоголя, обязательно случались прогулки и даже поездки по вечернему Питеру и окрестностям.

Однажды они оказались в Луге, где на примыкающей к городу лужайке собралось вполне организованное собрание молодых, крепких и очень коротко стриженых парней. «Сейчас будет выступать Буркашов», — сказал друг-приятель, привезший сюда всю честную кампанию.

— А кто это? — спросил Юра.

— Да лидер их организации, как ее — РНЕ. Русское Национальное Единство.

Перед собравшимися вышел худощавый, с нормальной стрижкой человек, более всего напоминавший Юре директора школы. Он, не надрываясь и не брызгая слюной, поблагодарил всех собравшихся, напомнил, что мы должны противоборствовать вырождению нации и противостоять нашествию черного во всех понятиях этого слова (черная кожа — черная душа) человеческого сообщества. «Культурно противостоять!» — добавил он, и все вокруг заулыбались, пихая друг друга в бока огромными кулачищами. Потом сказал, что следует возрождать традиции и помнить о делах своих славных предков, воплотившихся, если уж не в мифическое Куликово поле (коего вполне возможно и не было вовсе), то в сражении при Прохоровке. Предложил всем учиться и думать. «История на самом деле — это не то, что нам с детства вкладывают в голову. Еще Наполеон, не кривя душой, заявлял, что может легко написать такую историю, какая ему нужна и выгодна. Мы должны максимально приблизиться к истине. Рано или поздно, конечно, полная истина будет нам известна, но тогда мы ей уже, увы, ни с кем их живущих не сможем поделиться». Народ опять заулыбался.