Читаем без скачивания Синеглазая Касси - Кэтрин Спэнсер

– По-твоему я виноват в смерти ребенка?

– Может быть. Неизвестно, как мое душевное состояние во время беременности повлияло на здоровье ребенка. – Имоджен разрыдалась, но ей уже было все равно. Пусть видит ее такой.

Пусть слышит слова, может, и несправедливые, но предназначенные именно для него.

– Наверно, девочка поняла, что отцу на нее наплевать, и не хотела жить.

– Имоджен!

Судя по голосу, Джо был разочарован. Он явно не ждал от нее ничего подобного. Ей самой стыдно, но она не желает, да и не может остановиться. Так она не рыдала даже в тот день, когда вышла из клиники в Ферндейле, чувствуя себя самой одинокой и самой нелюбимой на всем белом свете.

Словно прорвалась плотина – все горе, которое Имоджен подавляла так долго, переполнило ее и вырвалось наружу.

– Уйди, оставь меня! – простонала она.

– Конечно, конечно. Как скажешь, принцесса.

Но его руки осторожно легли на ее плечи, ладони обняли ее лицо. Пальцы смахнули слезы с ее ресниц и щек. И вдруг его губы прижались к губам Имоджен в ласковом дружеском поцелуе.

Медленно, медленно стала таять ледяная глыба ее горя. Ее кулачки, упиравшиеся в его грудь, разжались. Болезненный спазм, сжимавшей горло, ослаб... И вдруг все изменилось. Незаметно, как туман постепенно поглощает ясное утро, Джо пересек границу, отделяющую друга от любовника. Его рука обвила талию Имоджен, колено коснулось ее бедер, и поцелуй, начавшийся так спокойно, переполнился ненасытной жаждой.

Не в силах сопротивляться охватившему ее желанию, Имоджен прижалась к Джо. Ее руки обвили его шею, пальцы запутались в его волосах, таких шелковистых и мягких! Жаркая страсть пронзила ее, обволокла все внутренности, подавила волю, заставила забыть о сопротивлении, оставив одно желание: подчиниться ему.

Что случилось бы, если бы Джо не положил конец этому безумию?

Имоджен пришла в ужас. В восемнадцать лет она могла винить свою неопытность. В двадцать семь лет остается винить только саму себя. Если бы Джо не отпрянул, она отдалась бы ему прямо здесь, у кромки воды, где камни уступили место тончайшему песку. Она рискнула бы всем ради мгновенного упоительного счастья принадлежать ему еще хотя бы один только раз. О Боже! Неужели она никогда не поумнеет? Он-то точно поумнел.

– Я отвезу тебя домой. Немедленно.

Имоджен безвольно оперлась о него, потрясенная, пристыженная. Джо подхватил ее на руки, донес до мотоцикла и посадил на заднее сиденье, словно она была капризным ребенком, которого следовало наказать за непослушание.

– Надень. – Он сунул шлем в ее ослабевшие руки и завел двигатель с такой решимостью, словно собирался отправить Имоджен на самую далекую планету и бросить там.

И вот уже Джо ведет ее мимо оранжерей, мимо огородов. Его желание избавиться от нее явно не ослабело. Показался кукольный домик. Джо вдруг остановился как вкопанный, явно зачарованный игрой света и тени на дорожке, ведущей к двери.

– Ты помнишь? – тихо спросила Имоджен, не удержавшись, может, все еще надеясь на что-то. Когда-то под этой крышей они создали из кошмара чудо... Два сердца, два тела, две души. Как он смеет заявлять, что им двигала лишь жалость?

– Помню, – отозвался Джо, отшатываясь от нее, словно от раскаленного уголька. – Отсюда ты сама найдешь дорогу.

И, словно привидение, растворился в темноте. Но ощущение его рук и его губ осталось. Не померкло воспоминание о буре чувств, охвативших их у озера. Пусть Джо говорит что хочет, но там, на берегу, он обнимал и целовал ее не из жалости. Даже со своим ничтожным опытом она могла распознать мужчину, охваченного страстью. Бешено бьющееся сердце, затрудненное дыхание, восставшая мужская плоть... жалость не способна вызвать все это.

Джо заставил ее сделать еще один шаг, заставил увидеть: все, что она с таким тщанием создавала, вся ее взрослая жизнь – такая же тюрьма, как давящие стены «Укромной Долины» во времена ее юности. Сам того не желая, Джо снова освободил ее, снова заставил чувствовать, жаждать, мечтать... любить.

Имоджен брела к дому, пытаясь понять, почему из всех мужчин, каких она знала, только Джо может заполнить пустоту в ее душе. Почему не кто-то другой – спокойный, предсказуемый? Почему этот непостижимый, этот неукротимый мужчина?

Было уже далеко за полночь, когда Имоджен вошла в мирно спящий дом и тихо поднялась в свою комнату. Первое, что бросилось ей в глаза, – дневник. Он лежал на полу, на том самом месте, куда упал, когда она вскочила, услышав голос Джо. И – это показалось ей пророчеством – был раскрыт на странице, датированной ее шестнадцатым днем рождения.

20 мая

Дорогой Дневник, сегодня днем мы с друзьями ездили на барбекю (меня пригласил Рик Алдрен). Джо Д. появился на своем «харлее» с подружкой на заднем сиденье. На нем были коротко обрезанные джинсы и рубашка, расстегнутая до самой талии, так что были видны волосы на груди. Он великолепен. Хотелось бы почувствовать, как это – быть его подружкой, но, наверное, я никогда этого не узнаю.

«Ты и не узнала, дурочка, – подумала Имоджен, захлопывая дневник. – Зато ты узнала, что чувствуешь, когда он бросает».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Покинув Имоджен, Джо еще долго гонял на мотоцикле по окрестностям, старательно огибая многочисленные городки. Он не нуждался в компании. Луны ему вполне хватало. Лишь около четырех часов утра он остановился передохнуть на берегу узкого ручья. Обычно подобные гонки прочищали ему мозги. Обычно, но не сегодня. Сегодня он так и не смог избавиться от беспокойных мыслей, а потому назрела необходимость навести в голове хоть какое-то подобие порядка.

Совсем рядом с ним над водой нависала плоская скала. Добравшись до самого края, Джо уселся, оперся локтями о согнутые колени и мрачно уставился в пространство. Он не любил копаться в прошлом. Считал: что сделано, то сделано. Он полагал, что кое-чему научился с годами, и ему это нравилось. Он научился уважать храбрость, ценить преданность, презирать жестокость. Он научился жить с памятью о том, что убил человека, хотя и случайно. И все для того, чтобы восемь лет спустя узнать, что на его совести еще одна смерть – смерть его собственного ребенка! Эта новость убивала его. Он не был самонадеян и не считал, будто мог изменить исход родов, но он мог и должен был предотвратить зачатие. Эту ответственность переложить не на кого. Виноват он, и только он.

«Ты помнишь?» – спросила Имоджен.

О да, черт побери, он помнит! Он помнит все, и даже слишком хорошо.