Читаем без скачивания Стихотворения - Владислав Ходасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воспоминание
Здесь, у этого колодца,Поднесла ты мне две розы.Я боялся страсти томной —Алых роз твоих не принял.
Я сказал: «Прости, Алина,Мне к лицу венок из лавровДа серебряные розыРазмышлений и мечтаний».
Больше нет Алины милой,Пересох давно колодец,Я ж лелею одинокоГолубую розу — старость.
Скоро в домик мой сойдутсяВсе соседи и соседкиПосмотреть, как я забылсяС белой, томной розой смерти.
19 ноября 1914Сердце
Забвенье — сознанье — забвенье…А сердце, кровавый скупец,Всё копит и копит мгновеньяВ огромный свинцовый ларец.
В ночи ли проснусь я, усталый,На жарком одре бредовом —Оно, надрываясь, в подвалыСсыпает мешок за мешком.
А если глухое биеньеЗамедлит порою слегка —Отчетливей слышно паденьеЧервонца на дно сундука.
И много тяжелых цехинов,И много поддельных гинейТолпа теневых исполиновРазграбит в час смерти моей.
1916Старуха
Запоздалая старуха,Задыхаясь, тащит санки.Ветер, снег.А бывало-то! В Таганке!Эх!Расстегаи — легче пуха,Что ни праздник — пироги,С рисом, с яйцами, с визигой…Ну, тянись, плохая, двигай!А кругом ни зги.«Эх, сыночек, помоги!»Но спешит вперед прохожий,Весь блестя скрипучей кожей.И вослед ему старухаЧто-то шепчет, шепчет глухо,И слаба-то, и пьянаБез вина.
Это вечер. Завтра глянетМутный день, метель устанет,Чуть закружится снежок…Выйдем мы — а у воротПротянулась из сугробаПара ног.Легкий труп, окоченелый,Простыней покрывши белой,В тех же саночках, без гроба,Милицейский увезет,Растолкав плечом народ.Неречист и хладнокровенБудет он, а пару бревен,Что везла она в свой дом,Мы в печи своей сожжем.
7 декабря 1919Сборник «Тяжелая лира» (1922)
Музыка
Всю ночь мела метель, но утро ясно.Еще воскресная по телу бродит лень,У Благовещенья на Бережках обедняЕще не отошла. Я выхожу во двор.Как мало все: и домик, и дымок,Завившийся над крышей! Сребро-розовМорозный пар. Столпы его восходятИз-за домов под самый купол неба,Как будто крылья ангелов гигантских.И маленьким таким вдруг оказалсяДородный мой сосед, Сергей Иваныч.Он в полушубке, в валенках. ДроваВокруг него раскиданы по снегу.Обеими руками, напрягаясь,Тяжелый свой колун над головоюЗаносит он, но — тук! тук! тук! — не громкоЗвучат удары: небо, снег и холодЗвук поглощают… «С праздником, сосед».— «А, здравствуйте!» Я тоже расставляюСвои дрова. Он — тук! Я — тук! Но вскореНадоедает мне колоть, я выпрямляюсьИ говорю: «Постойте-ка минутку,Как будто музыка?» Сергей ИванычПерестает работать, голову слегкаПриподымает, ничего не слышит,Но слушает старательно… «Должно быть,Вам показалось», — говорит он. «Что вы,Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!»Он слушает опять: «Ну, может быть —Военного хоронят? Только что-тоМне не слыхать». Но я не унимаюсь:«Помилуйте, теперь совсем уж ясно.И музыка идет как будто сверху.Виолончель… и арфы, может быть…Вот хорошо играют! Не стучите».И бедный мой Сергей Иваныч сноваПерестает колоть. Он ничего не слышит,Но мне мешать не хочет и досадыСтарается не выказать. Забавно:Стоит он посреди двора, боясь нарушитьНеслышную симфонию. И жалкоМне, наконец, становится его.Я объявляю: «Кончилось!» Мы сноваЗа топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небоТакое же высокое, и так жеВ нем ангелы пернатые сияют.
15 июня 1920 * * *Леди долго руки мыла,Леди крепко руки терла.Эта леди не забылаОкровавленного горла.
Леди, леди! Вы как птицаБьетесь на бессонном ложе.Триста лет уж вам не спится —Мне лет шесть не спится тоже.
9 января 1922 * * *Не матерью, но тульскою крестьянкойЕленой Кузиной я выкормлен. ОнаСвивальники мне грела над лежанкой,Крестила на ночь от дурного сна.
Она не знала сказок и не пела,Зато всегда хранила для меняВ заветном сундуке, обитом жестью белой,То пряник вяземский, то мятного коня,
Она меня молитвам не учила,Но отдала мне безраздельно все:И материнство горькое свое,И просто все, что дорого ей было.
Лишь раз, когда упал я из окна,Но встал живой (как помню этот день я!)Грошовую свечу за чудное спасеньеУ Иверской поставила она.
И вот, Россия, «громкая держава»,Ее сосцы губами теребя,Я высосал мучительное правоТебя любить и проклинать тебя.
В том честном подвиге, в том счастье песнопений,Которому служу я в каждый миг,Учитель мой — твой чудотворный гений,И поприще — волшебный твой язык.
И пред твоими слабыми сынамиЕще порой гордиться я могу,Что сей язык, завещанный веками,Любовней и ревнивей берегу…
Года бегут. Грядущего не надо,Минувшее в душе пережжено,Но тайная жива еще отрада,Что есть и мне прибежище одно:
Там, где на сердце, съеденном червями,Любовь ко мне нетленно затая,Спит рядом с царскими, ходынскими гостямиЕлена Кузина, кормилица моя.
12 февраля 1917, 2 марта 1922 * * *Так бывает почему-то:Ночью, вдруг забрезжат сны —Сердце словно вдруг откуда-тоУпадает с вышины.
Ах! — и я в постели. ТолькоСердце бьется невпопад.В полутьме с ночного столикаСмутно смотрит циферблат.
Только ощущеньем кручиТы еще трепещешь вся —Легкая моя, падучая,Милая душа моя!
25 сентября 1920К Психее
Душа! Любовь моя Ты дышишьТакою чистой высотой,Ты крылья тонкие колышешьВ такой лазури, что порой,
Вдруг, не стерпя счастливой муки,Лелея наш святой союз,Я сам себе целую руки,Сам на себя не нагляжусь.
И как мне не любить себя,Сосуд непрочный, некрасивый,Но драгоценный и счастливыйТем, что вмещает он — тебя?
13 мая — 18 июня 1920Душа
Душа моя — как полная луна:Холодная и ясная она.
На высоте горит себе, горит —И слез моих она не осушит;
И от беды моей не больно ей,И ей невнятен стон моих страстей;
А сколько здесь мне довелось страдать —Душе сияющей не стоит знать.
4 января 1921 * * *Психея! Бедная моя!Дыханье робко затая,Внимать не смеет и не хочет:Заслушаться так жутко ейТем, что безмолвие пророчитВ часы мучительных ночей.
Увы! за что, когда всё спит,Ей вдохновение твердитСвои пифийские глаголы?Простой душе невыносимДар тайнослышанья тяжелый.Психея падает под ним.
4 апреля 1921Искушение
Довольно! Красоты не надо.Не стоит песен подлый мир.Померкни, Тассова лампада,Забудься, друг веков, Омир!
И Революции не надо!Ее рассеянная ратьОдной венчается наградой,Одной свободой — торговать.
Вотще на площади пророчитГармонии голодный сын:Благих вестей его не хочетБлагополучный гражданин.
Самодовольный и счастливый,Под грудой выцветших знамен,Коросту хамства и наживыСебе начесывает он:
«Прочь, не мешай мне, я торгую.Но не буржуй, но не кулак,Я прячу выручку дневнуюСвободы в огненный колпак».
«Душа! Тебе до боли тесноЗдесь, в опозоренной груди.Ищи отрады поднебесной,А вниз, на землю, не гляди».
Так искушает сердце злоеПсихеи чистые мечты.Психея же в ответ: «Земное,Что о небесном знаешь ты?»
4 июня — 9 июля 1921 * * *Пускай минувшего не жаль,Пускай грядущего не надо —Смотрю с язвительной отрадойВремен в приближенную даль.Всем равный жребий, вровень хлебаОтмерит справедливый век.А все-таки порой на небоПосмотрит смирный человек, —И одиночество взыграет,И душу гордость окрылит:Он неравенство оценитИ дерзновенья пожелает…Так нынче травка прорастаетСквозь трещины гранитных плит.
Лето 1920, 22 апреля 1921Буря
