Читаем без скачивания Анекдот как жанр русской словесности - Ефим Курганов

– Здесь об нашем крае, продолжал Цицианов, – не имеют никакого понятия… Вы думаете, что везде так, как в России? Нет, батюшка. У нас в Грузии отговорок нет: хоть ТРЕСНИ, ДА ПОЛЕЗАЙ! 52

В цициановские анекдоты реплики слушающих не просто вклиниваются. Нет, они структурно запрограммированы. Дело в том, что, судя по всему, на их появление сильно рассчитывал сам рассказчик, буквально с первых же слов обрушивая на внимавшее ему общество нечто невероятное, невозможное. Цицианову совершенно необходима была пауза, похожая на немую сцену в «Ревизоре». Это означало, что первый эффект достигнут: на слушателей нашел столбняк. Выход из состояния оцепенения сопровождается вопросами и восклицаниями. Тем самым совершается красивый переход ко второму и окончательному эффекту – пуантируюшсму псевдообъяснению. Таким образом, реплики слушателей Цицианову были абсолютно необходимы.

Что было бы с приведенным выше анекдотом, если бы в него не был введен образ доверчивого помещика-пчеловода? Текст наверняка бы сохранился, но стал намного более блеклым и, главное, дряблым, а замечательный финал был бы гораздо в меньшей степени внутренне подготовлен.

Не будь вклинивающихся реплик (своего рода ступенек), добраться до спасительной двери было бы невозможно, а дверь в финале анекдота должна ведь не просто открыться – она должна еще и хлопнуть. Так что разрубание анекдота на две неравные части или ввод в него чужеродных элементов как раз и делает текст целостным и особенно выразительным, скрепляет, цементирует его. Может быть, все дело в индивидуальной цициановской поэтике? Над этим стоит задуматься. Прежде всего нужно обратиться к народному анекдоту-небылице, к традициям которого генетически восходит устное творчество Цицианова.

Фольклорные анекдоты записывались и публиковались вместе со сказками. Исправить это теперь очень сложно, если вообще возможно. Выделить анекдоты в самостоятельные сборники – мера простая, но, увы, малоэффективная и даже опасная. Сказка к контексту довольно равнодушна: ближайшие соседи по диалогу ее мало волнуют. Анекдот же буквально требует контекста. Между тем, когда анекдот записывался, он практически всегда вырывался из контекста, лишаясь при этом многого, а подчас и главного. Остается путь реконструкции, заключающийся в восстановлении примерного контекста. Это, конечно, не бог весть что, но другого выхода нет. Стоит попробовать. Открываем «Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка», останавливаемся, естественно, на разделе – «Небылицы» (№ № 1875–1999), читаем в одном из первых номеров:

Журавли на веревке: мужик ловит журавлей, поит водкой и связывает; протрезвившись, журавли улетают и уносят с собой мужика. 53

Очень важно попытаться представить, как этот анекдот рассказывали.

Цициановская модель явно утвердилась и окрепла именно на почве фольклорной небылицы – невероятное сообщение; изумление слушателей; пуантируюшее псевдообъяснение: мужик утверждает, что был унесен журавлями на небо. Не может быть? как тебе это удалось? – Да ловил журавлей, поил их водкой и связывал, а они проснулись, протрезвели и унесли меня.

В следующем номере:

Человек сам выкапывает себя из болота (или вырубает из дупла): идет в деревню за лопатой (топором) и пр. 54

Налицо та же модель: некто рассказывает, что застрял в дупле (болоте) – Как же ты смог выбраться? – Да сходил в деревню за топором (лопатой). Даже чисто интонационно тут не может не вспомниться цициановское псевдообъяснение: – Как же ты не промок? – О, я умею очень ловко пробираться между каплями дождя. – В анекдоте-небылице крайне важна исключительная простота, даже тривиальность финального ответа, резко контрастирующего с феерическим началом. Поэтому на интонационном уровне тут возникает следующее требование: пуантируюшее псевдообъяснение необходимо давать как нечто само собой разумеющееся. Выхватываем наудачу еще один номер:

Человек перепрыгивает через реку, ухватившись за собственный чуб, ухо (таким же образом выталкивает себя из болота). 55

Та же модель: некто рассказывает, что перепрыгнул через реку. – Невероятно! как тебе удалось? – А очень просто: ухватил себя за чуб и перепрыгнул. – И еще один номер:

Волк (медведь) в упряжке: волк съедает лошадь; ее хозяин одевает на зверя хомут и запрягает вместо лошади в телегу. 56

И тут та же модель: путешественник (крестьянин) рассказывает, что въехал в город, погоняя запряженного в карету (телегу) волка. – Этого не может быть! как такое возможно? – Понимаете, волк набросился на мою лошадь, совершенно сгрыз ее и оказался в лошадином хомуте; мне ничего не оставалось делать, как погонять волка; так я и въехал в город. – Примеры легко можно было бы умножить, но, кажется, в этом нет нужды. С полным основанием можно констатировать, что, видимо, фольклористы обычно записывали обрывки анекдотов, точнее начало и финал, совершенно не учитывая среднего звена. Скорее всего реплики слушающих воспринимались как помеха, как внешнее препятствие, в то время как они были полноправной частью текста, играя роль структурно чрезвычайно важного интонационного перебива, своего рода заминки в развертывании сюжета, которая на самом деле призвана усилить эффект финальной пуанты.

Конец ознакомительного фрагмента.

1

Моруа А. Семейный круг. М., 1989. С. 599.

2

Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. М., 1836. Ч. 4. С. 17.

3

Гаспаров М. Л. Античная литературная басня. М., 1971. С. 173.

4

Там же. С. 178.

5

Пропп В. Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 56.

6

Там же. С. 250.

7

Никифоров А. И. Сказка, ее бытование и носители // Русские народные сказки. М. – Л., 1930. С. 7.

8

Эпопея. 1922. № 3. С. 57–68.

9

Никифоров А. И. Указ. соч. С. 7.

10

Там же. С. 8.

11

Аполог, как известно, представляет собой аллегорический вариант басни, басню-аллегорию; впрочем, во времена Крылова различия уже перестали ощущаться, и эти понятия стали вполне синонимичны.

12

И. А. Крылов в воспоминаниях современников. М., 1982. С. 288–289.

13

Там же. С. 63–64.

14

Виндт Л. Басня как литературный жанр // Поэтика. Л., 1927. Т. 3. С. 92.

15

И. А. Крылов в воспоминаниях современников. С. 159.

16

Ардов Б. Table-talks на легендарной Ордынке // Русская мысль. 1994. № 4018, 24 февр. С. 10.

17

Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1989. Т. 13. С. 320.

18

Там же. С. 321.

19

Вяземский П. А. Записные книжки. М., 1992. С. 121.

20

Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. СПб., 1847. Ч. 3. С. 397–398.

21

Курганов Е. Я. Литературный анекдот пушкинской эпохи. Хельсинки, 1995. С. 217.

22

Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки. Фонд 608 (И. Помяловского). № 4435.

23

Там же.

24

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий. СПб., 1885. С. 254.

25

Анекдоты о народных героях (Чапаев, Штирлиц и Чукча). М., 1994. С. 59.

26

Исторические рассказы и анекдоты… С. 284.

27

Пыляев М. И. Старый Петербург. СПб., 1889. С. 113.

28

Анекдоты о народных героях… С. 61.

29

Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов – Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского. СПб., 1869. Ч. 3. С. 140.

30

Наш мир. 1924. № 31. С. 310.

31

И. А. Крылов в воспоминаниях современников. С. 269.

32

Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа. М., 1989. С. 29.

33

Бергсон А. Смех. М., 1992. С. 64.

34

Там же. С. 65.

35

Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1986. С.158.