Читаем без скачивания Уик-энд - Маргарет Форд

Она раздраженно повернулась к нему спиной, чувствуя, что её нервы подают сигналы бедствия. Она нуждалась в транквилизаторе, но время приема очередной пилюли ещё не пришло. Она может немного схитрить. Она часто поступала так. Фотографии разволновали её - некоторые из них были рассчитаны на такой эффект. Простая нагота в обстоятельствах, запрещавших её, волновала Лайлу.

Она обнаружила этот факт в детстве, когда жила в мире, состоявшем наполовину из суровой реальности, наполовину - из приятных фантазий. До отъезда в частную школу она жила в доме из пятидесяти двух комнат (сюда входили башенки и помещения для слуг) с ужасным отцом, надменной, непреклонной матерью и многочисленной прислугой. Домашним хозяйством управляли по-армейски строго. Все делалось по звонку, ритуалы оставались неизменными. Родители завтракали с ней по очереди в комнате, полной тропических растений. К ленчу мать выходила в платье из белой парчи, многочисленные кольца унизывали её пухлые желтоватые пальцы. У неё был огромный бюст, квадратное лицо, редкие, бесцветные, коротко постриженные волосы и золотые коронки на зубах.

Разговаривать с матерью всегда было трудно. Если Лайла спрашивала о чем-то интеллектуальном, например, о книгах, или интересовалась расстоянием до луны, мать оказывалась в растерянности. Если Лайла интересовалась жизнью слуг (вечная тема в больших домах), мать приходила в ужас. Когда Лайла задавала вопросы о родственниках, мать поджимала губы и превращалась в каменную статую. Секс, как и людоедство, был запретной темой. Ей приходилось узнавать о нем от служанок. Однажды она услышала от них, что её мать моется под навесом из полотна. Было невозможно представить эту чопорную, затянутую в корсет женщину занимающейся любовью, но, несомненно, это имело место как минимум однажды. Это укладывалось в сознании Лайлы с таким же трудом, как и то, что Господь создал мир за шесть дней.

Лайла и её мать много говорили о погоде. Она влияла на сад, который был основным жизненным интересом матери. Она постоянно устраивала совещания с главным садовником насчет посадок. Лайла знала многое о растениях, но не о садовниках. Они казались скучными человечками, верившими в Бога и компост, но не интересовавшимися маленькими девочками. Почему главный садовник всегда был шотландцем или японцем? Лайла не знала ответа на этот вопрос. Но это было фактом жизни. Садовники не любят детей и животных. Еще один факт жизни.

Она знала все о цветах, сроках их цветения, могла объяснить, почему они растут в определенной части сада. Она любила пышные розовые пеоны, появлявшиеся в июне одновременно с клубникой, а также розы, которые цвели бесконечно, до холодов. Она восхищалась георгинами с их бархатистыми лепестками, забавным "львиным зевом", экзотическим короставником. На семи акрах, которыми владела семья, находились травяной сад, пруд с розовыми и белыми водяными лилиями, мостик и круглая зеленая беседка. В лощине возле ручья росла огромная плакучая ива.

Лайла обедала с отцом, возвращавшимся к вечеру из таинственного мира финансов. Если мать была чопорной и холодной, то отец казался девочке далекой звездой. Он иногда поправлял за столом её манеры. "Всегда сиди прямо, ноги держи на полу. Тогда ты не прольешь суп," - говорил он. Отец всегда очень беспокоился насчет того, чтобы она не пролила суп на скатерть - наверно, потому, что сам он часто ел в самых престижных клубах.

Она видела обоих родителей за столом одновременно только на рождество и в День Благодарения. В других случаях они появлялись поочередно.

В беседах с дочерью отец мрачно намекал на то, что она должна упорно учиться и стать кем-то, несмотря на то, что она - девочка. Он давал понять ей, что Уолл-стриту постоянно угрожает полный крах, и они могут в любой момент оказаться на улице с нищенской сумой. Конечно, эта катастрофа не произошла, и отец продолжал делать деньги с большой скоростью. Но он постоянно жил в страхе перед бедностью и занашивал костюмы до дыр, после чего их приходилось забирать у него.

Иногда к ним в гости приезжали родственники. С Лайлой играл только молодой кузен из Висконсина по имени Дэниэл. С пяти до девяти лет она имела личного наставника. Дэниэл жил у них в ту пору каждое лето. Они вместе бегали по саду, играли в прятки, шпионили за садовниками, придумывали новые страны, коренные обитатели которых вечно устраивали восстания.

Когда им надоедали эти игры, они переходили к другим, более опасным. Они снимали с себя всю одежду и приближались к большому дому. Враг находился везде. Сам дом имел сотни глаз, порой ленивые слуги выходили покурить, садовник и его помощники могли быть где угодно. Сначала дети разведывали, где находятся помощники садовника. Правила игры это позволяли. Иногда случалась ошибка; недавно нанятый человек мог неожиданно появиться возле ручья, чтобы выполоть сорняки, срубить высохшие ветки или починить забор. Тогда напряжение возрастало. Они играли в эту игру только в душные, жаркие дни; такая погода пробуждала у Лайлы сексуальное возбуждение. Они крались без одежды через высокую траву, под прохладными влажными ивами; листья и жуки щекотали интимные части их тел. Она и сейчас помнила, как смешно выглядел бежавший по саду обнаженный Дэниэл.

Ей нравилось рассматривать фотографии. Они содержали в себе тайну, были запретными.

- Ты должен показать мне все фотографии, даже те, что нельзя опубликовать, - сказала она Харри Сигрэму. - Только тогда я смогу принять правильное решение.

Харри принес две папки и положил их на стол. Подрегулировал освещение. Он помнил далеко не все снимки, но некоторые хранились в его памяти весьма отчетливо. Возможно, она получит удовольствие от фотографии Бордена Грегори, известного композитора, похотливо глядящего на миссис Джексон Делавер Хаган в убогом мексиканском баре. На заднем плане находились пышногрудые шлюхи и гомики. Любой нормальный человек побоялся бы пить из бокалов в таком месте. Харри мысленно называл этот снимок "тихуанской дырой".

А ещё у него была фотография дорогой Морин Сильвестер с четками на лобке. Разумеется, Морин не была католичкой. Она просто взяла четки из комнаты служанки, которая в это время смотрела одобренный церковью фильм. Морин нельзя было узнать. Он обрезал снимок на уровне талии и увеличил его. Он не собирался публиковать его. Он отпечатал фотографию, чтобы позабавить самого себя. Однако Лайле он мог понравиться. Он сделал несколько пикантных фотографий в стиле Лотрека в парижском борделе, когда эти заведения ещё заслуживали внимания. Теперь они испортились.

- Здесь есть снимки, которые я не намерен использовать, - произнес Харри, - однако я напечатал их для собственного удовольствия. Это комментарии к человеческой природе. Демонстрация готовности к сотрудничеству. Поразительный материал! Я часто думаю о том, что мог бы написать интересную статью на эту тему для какого-нибудь интеллектуального журнала. Эта тема ещё не исследована.

Она просмотрела все с интересом. Теперь они - заговорщики. Но в голове у неё были и другие мысли. Наконец она сказала:

- Ты часто сам предлагаешь идеи журналам?

- Иногда.

- Ты говорил, что продал Elan идею фотоочерка о бриллиантах герцогини.

- Да, они её приняли. Это неудивительно.

- Ты слышал хорошие слова о выставке Филда в Рио. О той, что была организована Бенджаменом Гардинером и мною?

- Совершенно верно. Мне рассказал о ней мой друг, находившийся там.

- Я думаю о финансировании такой выставки в нескольких южноамериканских городах. Я не вижу причин, по которым Рио должен быть единственным городом, увидевшим картины Льюиса Филда.

Харри начал кое-что понимать. Она продвигает Льюиса Филда или Беджамена Гардинера. Наверно, Гардинера. Бенджамен был её личным кандидатом на должность хранителя галереи. Харри случайно узнал, что Гардинеру не хватало поддержки в определенных кругах. Ему требовался дополнительный престиж.

- Ты думаешь, что кто-то мог бы опубликовать очерк об этом туре?

- Я не знаю, как все пройдет, - сказала Лайла. - Я хотела бы привезти выставку в Сан-Пауло, Монтевидео, Буэнос-Айрес, возможно, даже в Вальпараисо. Я надеюсь, что ты найдешь нужный ракурс.

- Для публикации статьи журналам требуется причина. Это - первый вопрос, который тебе зададут. Почему мы должны сделать это? Тут есть какая-то новизна? Филд этого заслуживает? Южноамериканцы без ума от его картин? Я не знаю.

- Я уверена, что ты способен придумать причину, Харри, и продать её редактору. Ты можешь продать холодильник эскимосам, если воспользоваться старым клише.

Он понял её сообщение. Такова её цена. Следует ли ему назвать вещи своими именами?

- Мы обсудим это завтра, - сказала Лайла. - Во время пикника.

- Мое внимание будет безраздельно принадлежать тебе.

- Я знаю, что ты в состоянии придумать что-то. Я обнаружила, что все зависит от того, насколько сильно желание.