Читаем без скачивания Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

Поле окружили и медленно стали сходиться, все теснее стягивая петлю вокруг мартышки. Начало смеркаться. Словно подкошенная, падала рожь под ногами. Затаив дыхание, серьезные, красные от возбуждения люди безмолвно продвигались вперед.

Вдруг Янка закричал:

- Есть, есть!

Он судорожно ухватил мартышку за ноги и звал на помощь. В два прыжка Ионатан оказался рядом с ним и дрожащими руками подхватил зверька на руки.

- Ах ты, падло, наказание божье! - воскликнул он, сверкая глазами, то любовно целуя мартышку, то яростно стискивая ей хвост. - Вперед надо тебя посадить на семь веревок и держать за семью замками.

- Поймали паршивку, - ликовал народ.

И только теперь заметили, что день склонился к вечеру, только теперь вспомнили, что дома брошены дела, и — топоры на плечо, пилы в руки бегом по домам. Серьезные и важные, словно с пожара, который удалось погасить с огромным трудом. «Поймали паршивку!» - повторяли они злорадно, для самих себя подчеркивая важность собственных трудов.

Отдуваясь и кряхтя, двинули к дому довольные братья, все-таки заполучили свою дорогую зверушку.

Даже  Нипернаади чувствовал себя героем и шел, весело насвистывая.

Несколько дней спустя в Кроотузе появился курьер из уезда.

- Плохо дело, ребята! - крикнул он уже издалека, - так плохо, что дальше некуда! Теперь вам житья не будет, и самое верное вам теперь бежать в лес и искать подходящий сук. Это мой вам дружеский совет, потому как старина Ныгикикас был мне приятель — мы с покойным не одну рюмочку пропустили! Вы же, братцы, совсем сдурели, вас теперь только тюремная решетка исправит да смертная казнь!

- Что мелет этот старый хрен! - хмуро спросил Ионатан.

- Никакой я не хрен, - разозлился курьер, - я послан именем высокого суда, чтобы раз и навсегда положить конец всем вашим безобразиям — раз и навсегда. Уж вы поиздевались над крещеным людом, поводили за нос честных людей, пообижали бедняков, попортили невинных девушек, чаша терпения переполнилась: ждет вас петля, и никуда вы теперь, ребятушки, не денетесь!

Во-первых, вы, Пеэтрус, Паулус и Иоатан Ныгикикасы, с хутора Кроотузе Викавереского уезда, обвиняетесь в том, что злонамеренно и предумышленно, будто дикие звери или им наподобие, вытоптали ржаное поле Мадиса Сиркуля, и отныне там ничего не растет и не зреет, почему выше поименованный Сируль требует с вас возмещения ущерба за погубленные хлеба шестьсот семьдесят крон и четыре цента.

Во-вторых, вас, мерзавцев, обвиняет хозяин хутора Лайксааре, Пеэтер Истукан, что вы самовольно, среди бела дня вырубили его рощу, которую он оценил в триста сорок крон, требуя немедленной уплаты этой суммы и одновременно обращаясь в высокий суд с просьбой привлечь вас к ответственности по всем соответственным статьям, которые есть в законе, за произвол и расхищение чужого имущества.

В-третьих, Микаэль Дырамаа обвиняет вас в том, что вы согнали все село, чтобы изничтожить его ржаное поле, и требует с вас шестьсот шестьдесят крон, а также за произвол, подстрекательство народа и разбойный набег привлечь вас к уголовной ответственности, как это предусматривает закон и как беспощадно карает закон такое тяжкое преступление заточением в тюрьму на несколько десятилетий.

В-четвертых...

- Господи, да хватит уже! - вздохнул Ионатан, - у меня уже волосы дыбом стоят, голова кругом идет, меня с минуты на  минуту вытошнит!

- У этого язык без костей, знай себе мелет, ведь не прикусит никак! - расстроенно сказал Пеэтрус.

- В-четвертых, - продолжал курьер, - вас, Пеэтрус, Паулус и Ионатан Ныгикикасы, опять-таки с хутора Кроотузе Викавереского уезда, обвиняет Яан Куслап в том, что вы украли топор, один, и пилу, одну. Причем в краже со взломом, что закон толкует как самое безобразное, самое гнусное деяние!

- В-пятых...

- И это еще не все?! - вздохнул Ионатан.

- Курьер прав, видно, не миновать нам теперь каторжных работ! - захныкал Паулус.

- В-пятых, завтра вам надлежит явиться в управу и дать свои объяснения, потому что все эти обвинения в срочном порядке будут переданы в суд! А теперь, - закончил курьер, - если у вас в доме еще осталась после поминок капля-другая, то я бы с удовольствием промочил горло.

Пеэтрус сам побежал за полосканием, Ионатан притащил на закуску свиной окорок, а Паулус нес все, что оказалось под рукой: молоко, хлеб, соль и оставшуюся с обеда гречневую кашу. Он безоглядно тащил все это и ставил перед курьером. Курьер ел, пил и помалкивал.

- Господи Божечки, что же будет, что же теперь будет? - едва не причитал Паулус.

- Может, курьер скажет, как нам быть? - осторожно поинтересовался Пеэтрус.

- Сказать-то скажет, если только захочет! - рассудил Ионатан. И шепнул Пеэтрусу, что курьеру надо дать денег, тогда он станет сговорчивее, он же эти судебные дела знает не хуже, чем учитель азбуку. Пеэтрус и выложил тысячную на краюху хлеба — курьер не моргнув глазом сгреб ее в карман.

Как следует закусив, он взял бутылку водки, приподнял шапку и направился к двери.

- Ничем не могу помочь, ну ничем, - сказал он выходя, - Придется вам, жуликам, отсидеть, и благодарите бога, если не попадете на виселицу.

И время от времени останавливаясь, чтобы приложиться к бутылке, он побрел обратно в управу.

- Ох и пройдоха! - разозлился Ионатан. - Попадись он мне еще раз — семь шкур спущу! Ест, пьет, даже деньги берет, и ни одного доброго слова. Еще и жуликом обзывает!

- Чего теперь гоношиться, - вздохнул Паулус, - теперь с нас самих эти семь шкур спустят.

- Да, дело нешуточное, чтоб черти взяли эту обезьянью охоту! - посетовал Пеэтрус.

- Теперь эти Истуканы до на добрались, - сказал Паулус, - и они нас в покое не оставят, пока мы ужами не будем перед ними ползать. Где взять эти сумасшедшие деньги, что с нас требуют за вытоптанные поля и порубленный березняк? Да еще и в тюрьму запрячут, вот тебе и процветающее дело, и помещичье звание. Придется все продать: хутор, скотину, инвентарь, аппараты, мартышку и ту придется с аукциона пустить. И будем уездными нищими, сделают на побирушками.

- Надо удирать, пока не поздно! - воскликнул Ионатан.

- Куда ты денешься, если суд тобой заинтересуется, - мрачно отозвался Пеэтрус. - Достанут, из лисьей норы вытянут! Да и куда тебе бежать-то, повсюду управы и полиция.

- Тогда надо немедля ехать в город и нанимать хорошего адвоката! - воскликнул Ионатан. - Что же мы, дадим себя обобрать средь бела дня и заковать в кандалы?! Я так скажу: пусть на этот процесс уйдет хоть все наше имущество, правда должна быть на нашей стороне!

- Правда на нашей стороне, - расхохотался Паулус, - не видать нам больше этой правды. А то, что рощу вырубили, пока за мартышкой охотились, поля вытоптали — это не правда?  Ох, крестное знамение, до сих пор в ушах треск падающих деревьев и визг пил, вжик и вжик! Какой нам еще правды! Мы теперь по уши виноваты, и ничего тут уже не поделаешь.

- Я не виноват! - разозлено крикнул Ионатан, глядя на Нипернаади, который сидел на пороге и играл на каннеле. Парня раздражало уже одно то, что для  Нипернаади их беда, как с гуся вода, знай себе тренькает на этой дурацкой игрушке, будто ничего не случилось.

- Я знаю, кто виноват, - сказал он, отчеканивая каждое слово. - Вот этот человек виноват. Разве не он подбил нас ввязаться в идиотское предприятие в тот момент, когда мы, оглушенные смертью любимой мамочки, и двух слов связать не могли? Разве не он погнал меня в Латвию за мартышкой, которая стала главной причиной всех бед? Разве не он давал умные советы и подбивал, мол, ребята, чего ждете, давайте валите рощу? Мол, ребята, чего пялитесь, топчите поле, и возьмите мартышку. Если бы не он, ничего плохого и не случилось бы: мартышка сидела бы на макушке дерева, а мы бы внизу преспокойно выпивали. Куда нам спешить-то было, и что плохого в том, что Мика решил слазить на дерево? Обезьяны всю жизнь лазили по деревьям, не рубить же из-за этого целый лес!

- Ионатан прав, - сказал Пеэтрус.

- Это верно, святая правда, - поддакнул Паулус.

- И вообще, мы ничего не знаем: кто он такой и откуда. Кто видел его документы? А вдруг он беглый каторжник?! Ходит по хуторам, представляется добрым родственничком, прибирает к рукам все хозяйство, нанимает батраков, хозяек, кладет в карман чужие деньги и выдает тебе по частям, да еще и выговаривает тебе, как мальчишке! Я вот что скажу: со мной в жизни всякое случалось, но чтобы меня вот так за нос водить и всю жизнь псу под хвост — такое еще не бывало!

Нипернаади перестал играть. Брови его нервно задергались, к щекам прилила кровь. Он поднялся и сказал:

- Ни в чем я не виноват. Предприятие ваше пошло лучше не надо, хутор я поставил на ноги, а если вы мной недовольны, так я могу уйти.

- Он поставил хутор на ноги, нет, вы слышите — соловьем разливается! - крикнул Ионатан. - И возле моей невесты увивается, хозяйкой ее сюда привел с вероломными намерениями, а то, что девушка работала носилась так, что ноги все в мозолях, это он тоже считает своей заслугой!