Читаем без скачивания Российский колокол, 2015 № 3-4 - Журнал Российский колокол

Прежде чем старичок успел замахать руками и произнести: «Не надо – не кричи!», мои колени выпрямились так резко, что стул, на котором я сидел, отлетел в стену, и громогласное «Смирно!» прокатилось по пустым коридорам мирно дремлющего штаба.

У меня за спиной началась всеобщая беготня. В проеме арки появился начальник штаба, капитан первого ранга, с ошалевшими от сна глазами. Одним словом, старенький контр-адмирал оказался пенсионером. Он просто зашел в гости в свою бригаду, которой когда-то командовал. А заодно, получается так, проверил боеспособность. Я слышал, как в штабе офицеры стали шумно беседовать, поить старичка чаем. Штаб проснулся.

Мне с этого времени офицеры стали улыбаться, когда проходили мимо. Заместитель начальника штаба, капитан второго ранга, подошел ко мне и дружески похлопал по плечу: «Молодец! Служишь!», – похоже, что на это никто особо не рассчитывал.

Вот так и получилось, что меня два раза разбудили и один раз я не крикнул «Смирно!», когда это вроде бы надо было сделать, а второй раз крикнул «Смирно!», хотя, как оказалось, этого можно было и не делать. Но оба раза получилось, что я поступил правильно. Ну что тут скажешь… Солдат спит, а служба идет.

Три десятка человек толпились в середине арены, стараясь быть ближе к ее центру. Императору со своего места все они были хорошо видны. Это были горожане разного достатка, от довольно обеспеченных до почти нищих. Ни у кого не было с собою ничего, что могло бы быть оружием. Только один старик опирался на палку, видимо, служившую ему посохом. Среди этих людей были и мужчины, и женщины. Одна женщина держала на руках грудного младенца. Кто-то плакал, кто-то молился, стоя на коленях. Кто-то застыл неподвижно, ошарашенный гулом трибун и неотвратимостью того, что должно было сейчас произойти. К удивлению императора, старик держался прямо, спокойно и, пожалуй, даже уверенно.

Шум нарастал. Вскоре отдельные выкрики слились во всеобщий гул. На трибунах встали и начали скандировать: «Убей, убей, убей!»

Сидевшая в кресле по левую руку императора прекрасная девушка в расшитых золотом одеждах повернулась к нему и произнесла тихо, так, чтобы слышал только он:

– Император считает, что они настолько виноваты?

Он тоже думал об этом, взвешивая все за и против.

Толпа на трибунах неистовствовала в своей жажде крови. Но он видел, что не все принимали в этом участие. Многие не кричали и оставались сидеть на местах. Некоторые из них смотрели в его сторону. Богатая горожанка, опершись пышной грудью на край каменного парапета, протягивала руки вниз в сторону арены и, обращаясь к женщине с грудным младенцем, пыталась перекричать ревущие трибуны:

– Ребенка! Бросай мне ребенка!

Но та ничего не слышала. Она смотрела в одну точку окаменевшим от ужаса взглядом. Ребенок на ее руках кричал и извивался, но она только крепко сжимала его.

Император испытывал жалость к этим людям. Несмотря на то, что строгий приговор был вынесен сенатом, он понимал, что в его власти в любой момент прекратить все это. Может быть, они преступники, но и милосердие возможно. И есть ли необходимость быть настолько суровым? Возможно, супруга права, и тогда, остановив казнь, он поступит разумно и обоснованно.

В это время восточные ворота открылись, и, слегка приподняв голову, втягивая ноздрями воздух, на арену медленно вышел первый лев. За ним второй и третий. Львы не обращали внимания на своих жертв. Они были ошарашены ревом трибун, вращали оскаленными мордами из стороны в сторону, приседали на задние лапы и сами сбивались в кучу. Они были напуганы. Было понятно, что они впервые видят людей в таком количестве. Это были львы, недавно отловленные и привезенные в столицу. Они еще ни разу не участвовали в боях на арене.

Вышло уже восемь львов. Некоторые пытались повернуться и убежать обратно. Но это у них не получалось. По узкому коридору из железных решеток их гнали вперед уколы копий. Пытаясь как-то укрыться от пугавшего их шума, львы крутились на месте и сталкивались друг с другом. Две львицы затеяли драку.

Император поморщился. Вся его жалость к тем, кто должен был подвергнуться казни, улетучилась. Он был недоволен устроителями казни. Одно дело проявить милосердие, другое дело – когда казнь не удалась. Он не любил, когда что-то происходит помимо или вопреки его воле. Такое бывало крайне редко и всегда вызывало его недовольство. Вот и приговор сената ему не вполне нравился, ведь он окончательно еще не решил. Но и казнь не состоялась. Все произошло не по его приказу.

– Прекратите это! – бросил он, вставая.

Тут же один из приближенных побежал выполнять его приказ. Уже через минуту на арену высыпали люди. Они были вооружены щитами и копьями с широкими лезвиями. Быстро образовав полукруг из щитов и плотно ощетинившись копьями, они стали наступать на львов. Позади шли люди с трещотками. Второго приглашения львам было не нужно. Они поворачивались и убегали в спасительную темноту коридора.

Прежде чем уйти, император еще раз посмотрел на людей на арене. На какое-то мгновение его взгляд встретился со взглядом старика. Но что это? Показалось ли императору или он действительно увидел, как на губах плебея мелькнула улыбка? Император резко повернулся и широкими шагами пошел к выходу.

Гнев охватил его. Это было уже слишком! Мало того, что распорядители сорвали казнь, он еще и стал посмешищем! И для кого? Для тех, кто только что чудом избежал смерти, которая полагалась им по закону! Для преступников!

Когда император вышел из театра и подходил к своим носилкам, его мысли и чувства вполне оформились. «Это преступники! Без сомнения, это преступники! – думал он в ярости. – Это бунт!». Сев в носилки, он слегка отодвинул полог и сказал подбежавшему офицеру гвардии:

– Выяснить, кто занимался устроением казни. Виновных распять!

Платон Гарин

Мост

В конце шестидесятых я окончил училище и был направлен на работу в Мостстрой. Наша бригада занималась покраской мостовых переходов. Мосты вообще красят редко, но долго. Чтобы покрасить целиком один большой мост, раньше требовалось не менее трех лет. Так было и со старым мостом через Волгу. В канун юбилейного для всей страны года нас кинули на ремонт и покраску этого моста, окончить работу по плану требовалось в кратчайшие сроки. Ремонтники еще не окончили свое дело, как уже мы, маляры, приступили к своему. Наша бригада занималась покраской нижней части моста. Это очень трудоемкая и опасная работа. Тебя, зацепив страховкой, подвешивают на «качели» и только два раза – перед обедом и в конце рабочего дня – поднимают наверх.

Для меня тогда, в самом начале, это было нечто вроде развлечения. Я иногда, как бы невзначай, капал краской на проходящие под мостом суда. За это баловство капитаны щедро «награждали» оглушающим ревом гудка. В эти моменты я смотрел на старого Евгеньича, болтавшегося на «качелях» рядом, который орал на меня, исказив лицо в жуткой гримасе. Из-за гудка я его, конечно же, не слышал, но смеялись все, кто видел это представление. Я понимал, что меня неминуемо в обед ожидает беседа с инженером по технике безопасности, но тогда я был молод, и это казалось совершенным пустяком.

Прежде чем начать покрытие, нужно убедиться в отсутствии коррозии, а если имеется наличие таковой – обработать ее, а уж после красить. Я хорошо помню, как однажды в разгар рабочего дня, зависнув в десятках метров над Волгой, увидел, что краска в одном месте «пустила пузырь». Сковырнув ее, я обомлел. На металле была грубо выгравирована надпись на немецком языке. Я снял рукавицу, потер пальцем холодный металл. «Гот мит унс», – прочитал негромко вслух, а потом быстро посмотрел по сторонам. Из рассказа своего отца-фронтовика я слышал, что такой девиз был на пряжке у немецких солдат, но почему здесь, в Астрахани… Слева метрах в пяти «висел» Олег, а справа, в тюбетейке из газеты на седой голове, кряхтел Евгеньич.

– Ты что-то хотел? – спросил меня он, поймав мой взгляд. Я растерялся и выпалил первое, что пришло на ум: краска, мол, заканчивается.

– Не замай, через час все равно обед! – ответил он. Этот час длился, кажется, вечность.

В обед, как и полагается, нас подняли. Обычно минут пять мы все просто сидим на земле, руками растираем ноги, так как за четыре часа невесомости те отказывались слушаться. Час обеда пролетел незаметно, и вот опять внизу Волга, в руках краска. У меня из головы не выходила надпись. Но с каждым часом я все дальше и дальше удалялся от своей находки. Бригадир нас сверху подгонял, кричал, что мы лентяи и бездельники и вечером не получим свою «зряплату». В ответ Олег кричал, что сегодня, как только получит зарплату, напьется и возьмет бюллетень на целый месяц. Слушая их перепалку, мы все смеялись, а бригадир стоял на мосту, обещал спуститься на «качели» и выдрать нас как Сидоровых коз. Так завелось, что если зарплата выпадала на пятницу, то в этот день нас поднимали раньше, так как до шести вечера касса закрывалась, а деньги не могли храниться в выходные дни в конторе.