Читаем без скачивания Океан безмолвия - Катя Миллэй

Мне бы следовало его поблагодарить, но он не ждет от меня признательности. И вообще, у меня такое чувство, что молчание его больше устраивает. Когда он подъезжает к дому, я тотчас же, не дожидаясь, когда он заглушит мотор, хватаюсь за ручку дверцы, чтобы избавить и его, и себя от неловкости. Спрыгиваю на землю, поворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверцу. Я не говорю ему спасибо. Он не желает мне спокойной ночи, но произносит:

— Ты совсем другая.

В ответ я захлопываю дверцу.

Глава 9

Джош Беннетт входит в мастерскую и направляется прямо к моему столу. Я стараюсь не смотреть на него, но соблазн велик. Просто не хочу, чтобы он знал, что я на него смотрю. Вскоре выбора у меня не остается, потому что он останавливается передо мной, смотрит мне в лицо. Я тоже на него смотрю, хочу крикнуть: «Что вылупился?!» Я почти вижу, как слова, отяжеленные немой горячностью, слетают с моих губ вместе с восклицательным знаком и вопросительным, потому что он единственный из всех, кого я знаю, способен выражать недовольство с совершенно непроницаемым лицом. Все его так раздражают или это у меня одной особый дар? Похоже, он крайне возмущен тем, что я вообще существую, а тут я, понимаете ли, еще дышу с ним одним воздухом на его любимом уроке труда.

— Обычно я здесь сижу, — наконец произносит он и опять-таки не сердито — просто констатирует факт: таков порядок вещей, и я должна это знать, как и все остальные. Мне что — пересесть? Куда? За эту парту посадил меня мистер Тернер, и я пытаюсь решить, хочу я играть в гляделки с Джошем Беннеттом или встать и перейти на другое место, потому что наш почти безмолвный спор уже привлек внимание остальных учеников. До того, как я успеваю принять решение, мистер Тернер подзывает к себе Джоша. Он оставляет свои учебники на моем — или на своем? — столе, демонстративно давая понять, что это его место и он его не уступит, и идет к учителю. Я вижу, как мистер Тернер поглядывает то на меня, то снова на Джоша, очевидно, объясняя ему, что это он посадил меня сюда. Не знаю, удастся ли Джошу настоять на своем, но, судя по тому, как к нему здесь относятся, обычно он получает то, что хочет. Я не собираюсь давать ему возможность потешить свое самолюбие: до его возвращения освобождаю стол.

Свободных парт нет. Та, за которой я сидела, единственная пустовала, когда я впервые пришла на урок труда. Есть свободные места за другими партами, но я не хочу ни к кому подсаживаться, чтобы не смущать ни саму себя, ни того, кому придется со мной сидеть. К тому же я предпочитаю сидеть сзади. Так я знаю, что у меня за спиной никого нет.

Вдоль стен по периметру мастерской тянется рабочий стол, под столешницей — встроенные шкафчики с закрывающимися дверцами. Я беру свои учебники, кладу их на этот стол, надеясь, что сумею усесться на него, не «фотографируя» весь мир. Подтянувшись на руках, я устраиваюсь на столе, поворачиваюсь лицом к классу и вижу, что Джош возвращается на свое место. Не глядя на меня, он говорит:

— Я не собирался тебя прогонять.

Он стоит спиной к остальным, голос тихий. Я абсолютно уверена, что, кроме меня, никто не слышал его слов.

Не знаю, что больше меня бесит: что он возомнил, будто в его власти заставить меня пересесть, или что я неверно истолковала его слова. Мне кажется, я никогда не пойму Джоша Беннетта. Вот интересно, почему?

— Сегодня вечеринка у Тревора Мейсона. Хочешь пойти?

Я смотрю на Дрю. Мы сидим на уроке риторики. Почти половина третьего. Я пытаюсь выудить из Интернета последние пять фактов, необходимых для того, чтобы доделать свое задание до звонка и потом не возиться с ним ни сегодня вечером, ни в выходные. Не знаю, над чем работает Дрю, разве что меня все окучивает — по-моему, весь урок он просто балду гоняет. Но, вне сомнения, получит «отлично» за эту свою «балду». Дрю в школе на особом счету.

О чем он только что меня спросил? Весьма прямолинейно и, как ни странно, без подтекста. Я на мгновение оторопела. Пойти сегодня на вечеринку? Не этого я ждала. Дрю пытается охмурить меня с самого первого дня моего появления в школе. Наше с ним общение я назвала бы стёбом, но это не так, поскольку мой вклад ограничивается лишь насмешливыми взглядами и жестами, да и то лишь изредка. Несколько дней назад Дрю попробовал склонить меня к переписке, но я это быстро пресекла. Записки предназначены исключительно для передачи насущной информации, конкретных фактов, а не для ведения бесед.

Пойти на вечеринку с Дрю? Почему бы нет? Сама себе удивляюсь, но все же: почему бы не пойти? Ну да, на это найдутся сотни причин. Во-первых, чего уж тут скрывать, вряд ли он приглашает меня для того, чтобы я блистала перед ним остроумием и развлекала анекдотами. Но, к моей великой досаде, Дрю — одно из немногих явлений в моей жизни, которое не вызывает у меня полнейшего отторжения, потому что с ним я, по крайней мере, не теряю чувство контроля. С Дрю я могу справиться. Он меня не пугает, и на данный момент этого вполне достаточно. Хоть он и отпетый бабник, строит из себя неотразимого соблазнителя, мне он нравится. Не то что «он мне нравится, нравится, нравится». И все же нравится. Интересно, что он обо мне говорит… Дрю забавный, а это мне как раз и нужно. Я киваю ему. На вечеринку? Легко. Он удивлен. Черт, я и сама себе удивляюсь. Потом удивление исчезает с его лица, он расплывается в самодовольной улыбке, подразумевающей, что другого ответа он и не ждал.

— Заеду за тобой в девять?

Я киваю, достаю из рюкзака тетрадь, вырываю из нее листок. Беру ручку, что он протягивает мне, и пишу свой адрес, ведь адрес — это насущная информация.

— Надень что-нибудь черное, — подкалывает меня он, пока я записываю адрес.

Последние две недели я хожу только в черном. Я отдаю ему листок с адресом, вижу в его глазах победный огонек. Склонив набок голову, оглядываю Дрю с ног до головы во всей его пижонской заносчивости и снова перевожу взгляд на его лицо. Потом пожимаю плечами и ухожу.

Глава 10

Сразу же после полуночи Дрю подкатывает к моему дому, и я сразу понимаю, что ничего хорошего это не сулит. Я кладу карандаш, которым отмечаю замеры, и смотрю, как он выходит из машины и идет к гаражу.

— Старик, выручай.

— Что на этот раз?

— Настю забери, пожалуйста.

Забрать Настю? В первую минуту я в недоумении. Куда он хочет, чтоб я ее забрал? Потом бросаю взгляд в сторону его машины и понимаю, что он имеет в виду.

— Что-о? Исключено. — Я смотрю мимо него на обмякшую темную фигуру на переднем сиденье автомобиля. — Что ты с ней сделал? Она в сознании?

— Ничего. Нет, — отвечает Дрю оправдывающимся тоном, проследив за моим взглядом. И вот мы оба стоим в моем гараже: он — скрестив на груди руки, я — свои засунув в карманы, — и глядим на его машину, высматривая признаки движения за лобовым стеклом. — Просто малость перепила.

— Малость чего?

— «Огнемета». — Дрю избегает моего взгляда.

— Какой козел дал ей «огнемет»? — Он лишь молча смотрит на меня, это и есть ответ. Идиот. «Огнемет» — это спирт, смешанный с вишневым напитком из концентрата «Кулэйд». С таким же успехом он мог бы дать ей хлороформа. — Ты чем вообще думал? Она же фунтов двадцать пять весит, не больше.

— Ну да, ты прав, папочка. Спасибо за лекцию, но проблему это не решает. И потом, откуда я мог знать, что она отключится? На вид крутая девчонка.

— Но весом всего двадцать пять фунтов. — Это правда. На вид она крутая. Я видел ее руки — сплошь сгустки мускулов. Странное, пугающее зрелище — как будто это не ее руки. Внешне миниатюрная, хрупкая, она в то же время похожа на иноземного наемного подростка-убийцу — твердая, как камень, вся в черном, готовая в любой момент завалить кого-нибудь. Все это не поддается никакой логике. Приводит в замешательство. Она словно оптическая иллюзия. Смотришь на нее с одного ракурса — видишь изображение, думаешь, это оно и есть, а потом ракурс чуть изменился — и картинка совсем другая, и потом уже, как ни смотри, первоначального изображения больше не увидишь. Такая вот картинка с сюрпризом.

— Джо, я серьезно. Не могу я везти ее домой в таком состоянии, а если не буду дома вовремя, мать мне яйца оторвет. — Здесь он, конечно, загнул. Я бы многое отдал, чтобы увидеть, как Дрю в кои-то веки устраивают головомойку. Мама Дрю — милейшая женщина, и если есть на свете человек, который мог бы ее разозлить, так это тот, что сейчас стоит передо мной, умоляя об отсрочке наказания — иначе кастрация. Я, конечно, не смогу ему отказать. Дрю это знал, когда ехал сюда. Его просьба — чистая формальность. Я ему никогда не отказываю.

Я иду к машине, открываю пассажирскую дверцу. Пытаюсь разбудить Настю, спрашиваю, может ли она дойти до дома. Она шевельнулась, открывает глаза. Не уверен, что меня видит. Потом ее голова снова валится вперед, ей на грудь, будто слишком тяжела для шеи, и я понимаю, что сама Настя никуда не дойдет. Она даже не шелохнулась, когда я стал вытаскивать ее с сиденья, потом взял на руки и понес в дом.