Читаем без скачивания Улица Жмуров - Фредерик Дар

Глава 11

Я до сих пор так и не видел нежную Изабель, не знаю, где она находится, и боюсь, что придется лететь в Чикаго, так и не познакомившись с ней, если это вообще возможно и если это не ее челюсть лежит в моем кармане.

Первая моя забота по возвращении в Париж – поспешить в дом сто двадцать на бульваре Курсель повидать Джо, если его еще можно повидать, а то имеется очень большая вероятность, что он сыграл в ящик (точнее, в топку).

Толстая консьержка стоит перед дверью своей комнаты, опираясь на ручку швабры, которая никогда не служила ей ничем иным, кроме как подпоркой.

Она смотрит на меня умиляющим коровьим взглядом.

– Ну, мамаша, – говорю я ей, – вижу, вы сегодня в форме.

– Гм! – отвечает она. Переводите, как хотите.

– Джо наверху?

– Да...

Мое сердце слегка сжимается. Значит, Я никогда не познакомлюсь с Изабель.

– Спорю, эту ночь он провел не дома. Толстая коровища качает башкой.

– Неправда, – говорит она. – Он больше никуда не выходит... Я сама хожу ему за покупками...

– Вы абсолютно уверены, что он никуда не выходил этой ночью?

– Абсолютно... У меня бессонница... Дверь никто не открывал...

Я морщусь.

Кажется, мне придется расширять семейный круг. Если Джо не выходил ночью, кто же тогда сжег Изабель? Ее папочка? Надо будет проверить распорядок дня эскулапа.

– Ладно, – говорю, – пойду поздороваюсь с голубеньким...

– Эй! – окликает меня консьержка. Я оборачиваюсь.

– У меня есть почта...

– Ах да! Я и забыл...

Она заходит в свою каморку и возвращается с желтым конвертом и открыткой.

Желтый конверт пришел из банка... Открываю его. В нем лежит вторая часть чека на десять миллионов триста десять тысяч франков, выписанного на имя владельца счета, то есть Людовика Бальмена. Приложенная карточка дает новое состояние счета: сто двадцать франков.

Странно! Это похоже скорее на закрытие счета, чем на оплату покупки.

Почтовая открытка изображает гуссанвильскую церковь, на обороте несколько слов:

Время тянется ужасно медленно. Действуй быстрее. Твой Джо.

Она отправлена в пятницу.

Значит, в пятницу Джо еще был во владении доктора.

Толстая консьержка, должно быть, прочла послание, потому что даже глазом не моргает.

– На прошлой неделе Джо уезжал? – спрашиваю я.

– Его не было пару недель.

– Когда он вернулся?

– В субботу, после обеда...

«После смерти Бальмена», – думаю я.

Я сую почту покойного в карман и поднимаюсь по лестнице.

Почему это «действуй быстрее»? Как будто возвращение парня зависело от решения или действия Бальмена...

Открытка была отправлена в пятницу. Она должна была прибыть по назначению в субботу утром, то есть до того, как Бальмен пошел снимать бабки со своего счета. Только задержка на почте...

Вот я и перед дверью.

Звонок условным сигналом.

Джо, дитя любви, открывает дверь, покачивая бедрами. Как она накрашена, милашка! Не удержалась... На ней те же фиолетовые брюки и желтый платок...

– О! Здравствуйте, дорогой господин комиссар. Каким добрым ветром?

Я слегка похлопываю его по щеке.

– Я проходил мимо, – говорю, – и не смог не зайти. Захотелось повидать тебя.

– Вы очень любезны. Проходите. Я захожу в квартиру.

На этот раз я выбираю диван, чьи ножки внушают мне больше доверия.

– Джо, – сразу перехожу я к делу, – ты знаком с Изабель Бужон?

Взмах ресниц, доля секунды колебания.

– Разумеется, – оживленно отвечает он. – Я даже провел недавно несколько дней в ее доме.

– В Гуссанвиле? Он вздрагивает.

– Вы знаете?

– Разве не долг полицейского знать все? – И я добавляю: – Почему ты поехал к ней? Она твоя подруга?

– Она подружка Парьо... Они часто ходили к нам в гости... Недавно у меня был небольшой бронхит, и, чтобы поправиться, я решил съездить в деревню...

– А! Понятно...

Я ищу мои сигареты, и пальцы натыкаются на пачку турецких.

Предлагаю одну педику.

– Нет, спасибо, – отвечает он. – Я не курю. Не настаивая, я кладу пачку на место, достаю сигарету для себя и прикуриваю от золотой зажигалки, но парень никак не реагирует. Я кладу зажигалку на подлокотник дивана. Джо рассеянно смотрит на нее.

– Хорошо повеселились?

– Там? Нет... Я ненавижу деревню.

– Общества Изабель тебе было достаточно? Он пожимает плечами.

– Что вы воображаете, комиссар? Я серьезный человек, и потом, женщины меня... Я смеюсь.

– Ну конечно...

Встаю и шагаю по гостиной, машинально считая ромбы на персидском ковре.

– Скажи мне, Джо... Ты знаешь, что Парьо умер? Он вскакивает весь белый.

– Что вы сказали?

– Что Парьо умер... Отравился газом. Или его отравили, но результат-то от этого не меняется.

– Не может быть!

Он кажется таким же изумленным, как доктор Бужон утром.

– Увы, может!.. Это я нашел его, когда пришел кое о чем спросить.

– Умер! – повторяет Джо.

– Да. Ты выходил из дому этой ночью?

– Я? Нет, после возвращения из Гуссанвиля в субботу я не сую нос на улицу.

– Болеешь?

– Погано на душе... Тоска... Деревня вымотала мне нервы... Бедняжка!

– Ты знаешь, где сейчас Изабель?

– Но... Она должна быть у Парьо, раз он умер... Разве только она ничего не знает... Надо позвонить ей в Гуссанвиль!

– Ее там нет.

– Вы так думаете?

– Я только что оттуда... Он смотрит на меня.

– Вы оттуда?

– Прямиком! Если так можно выразиться, потому что на дороге очень много поворотов.

– Может, она у своего отца?

– Тоже нет. Они поругались.

– Да, знаю... Но я думал, что...

– Что если Парьо отдал концы, возможно примирение?

– Да.

– Ты в курсе того, что до войны Парьо сел за попытку шантажа твоего старика?

– Смутно...

– В чем там было дело?

– Да так, ерунда, кажется...

– Человека не сажают на три месяца в тюрьму из-за ерунды... Разве что ерунда очень серьезна, сечешь?

– Бальмен мне рассказывал об этом... Речь шла о его нравах... Парьо хотел, чтобы он уступил ему дорогую картину или редкое украшение... Бальмен не соглашался... Тот пригрозил дискредитировать его в глазах одной богатой и немного чокнутой клиентки – американки... И сделал это... Жалобу подала американка... Короче, все запуталось, и Бальмен был огорчен больше всех. Они очень скоро помирились и с тех пор оставались друзьями.

– Вот, оказывается, как рождается большая дружба! – смеюсь я.

Между нами устанавливается тяжелое молчание.

– Мне кажется, нам нужно очень многое сказать друг другу, – произношу я наконец. – В один из ближайших дней я вызову тебя в полицию.

И направляюсь к двери.

– Комиссар, – говорит Джо своим тонким женским голоском, – вы забыли вашу зажигалку.

Я смотрю на него. Он кажется совершенно искренним. Вывод: зажигалка не его. Ничего удивительного, раз он не курит.

Я кладу ее в карман.

– До скорого, Джо!

– До скорого, господин комиссар. Чтобы оставить последнее слово за собой, я добавляю:

– До очень скорого!

Выйдя из дома, я направляюсь к площади Терн, захожу в бистро, заказываю двойной чинзано и два жетона для телефона. Проглотив стакан, я бегу засунуть жетоны в прорезь аппарата для трепа.

Сначала звоню инспектору Шардону.

– Привет, комиссар, – говорит он мне. В кои-то веки рот у него не набит орехами.

– Слушай, парень, – говорю я ему, – сообщаю тебе, что дело Бальмена, которое ты считал таким простым, вовсе не является таковым и вовсю продолжается.

– Не может быть!

– Может... Все-таки досадно, что я делаю твою работу... Если бы мне было чем заняться...

– А что случилось?

– Займись для начала «королевой», который жил с покойным. Установи за ним наблюдение... А в остальном – жди от меня известий...

– Хорошо, комиссар.

Затем я звоню медэксперту, доктору Андрэ.

– Сан-Антонио, – называюсь я.

– А! Добрый день! У вас появилась новая теория насчет смерти нашего клиента?

– Нет, но я хочу предложить вам для изучения новый труп.

– Серьезно?

– Вернее, кусок трупа.

– Где вы его нашли?

– В пепле.

– Вы что, копались в помойном ведре?

– Почти. Я могу к вам подъехать?

– Жду вас.

Я разворачиваю газетный лист на столе врача.

– Вот, – говорю, – кусок челюсти. Я хочу знать, кому она принадлежит, мужчине или женщине. Это очень важно. Вы можете ответить мне немедленно?

– Вне всяких сомнений.

Он берет фрагмент кости, в котором еще торчат два зуба.

– У вас есть минутка? Я только зайду в мою лабораторию и буду к вашим услугам.

– Конечно, пожалуйста. Простите, что так гоню вас, но послезавтра я вылетаю в Штаты и хочу успеть завершить это расследование, чтобы улететь с чистой совестью.

– Это делает вам честь!

Он выходит из кабинета.

Я беру журнал, но не могу его читать. К тому же это научный журнал, в котором все изложено жутко заумным языком.

Я кажусь сам себе похожим на «счастливого отца», ожидающего в коридорах клиники результатов родов.