Читаем без скачивания Око за око - Harry Turtledove

– Нужно соблюдать осторожность, – прошептал он. – Если мы не прикончили сукина сына, он постарается пристрелить нас. Кажется, там должен быть дом, – он показал правой рукой на запад, – до него около ста ярдов. Я попробую туда сбегать. Если ящер начнет в меня стрелять, постарайся заставить его замолчать.

– Да, лейтенант, конечно, – ответил Джейкобс.

Остолопу вдруг показалось, что солдат нарочно меняет слова местами – видимо, он так развлекался.

Дэниелс пополз на животе, словно рептилия, к развалинам соседнего дома. Часть второго этажа уцелела, что делало здание почти уникальным – отличный наблюдательный пункт, пока ящеры не сообразят, что там кто-то есть. Тогда они вполне могут запустить ракету или даже сбросить бомбу, чтобы уничтожить дом.

В нескольких футах впереди кто-то быстро пробежал мимо. Остолоп застыл на месте, но оказалось, что это всего лишь крыса. Воображение быстро дорисовало картину – толстый довольный зверек, вроде тех, каких он видел в окопах во Франции. Лучше не думать о том, чем они питаются.

Ему удалось благополучно добраться до соседнего здания. Ящеры так и не открыли стрельбу, похоже, они с Джейкобсом прикончили вражеского лазутчика. В доме царила тишина. Когда Остолоп начал подниматься по лестнице на второй этаж, она слегка закачалась. Зато из окошка наверху открывался отличный вид.

Дэниелс вернулся к Джейкобсу:

– Все в порядке. Пойдем со мной, я покажу тебе твой новый пост. – После того как солдат устроился на новом месте, Остолоп сказал: – Я объясню твоему сменщику, где тебя найти.

– Ладно, хорошо, лейтенант, – ответил Джейкобс.

Когда Остолоп во второй раз приблизился к прежней позиции Джейкобса, ящер, устроившийся где-то на ничейной земле, выстрелил в него. Дэниелс упал лицом вниз, над ним со свистом проносились пули и с визгом отскакивали от кирпичных стен.

– Ах ты, подлый маленький ублюдок, – пробормотал Остолоп, нажимая на курок, чтобы дать понять ящеру, что он все еще здесь.

Противник принялся стрелять в ответ. Несколько минут они обменивались длинными очередями, а потом Остолоп отступил; ящер, наверное, тоже.

«Ладно, ящер, – подумал Дэниелс. – Летом ты имел преимущество. А теперь, когда наступили холода, мы вышвырнем твою чешуйчатую задницу из Чикаго. Подожди и сам увидишь».

Тосевитский птенец перекатился по полу лаборатории, которая стала его домом с тех самых пор, как Томалсс начал о нем заботиться. Прошло некоторое время, и детеныш перекатился снова, а потом еще раз. И все три раза в одном направлении. Томалсс пришел к выводу, что он начинает понимать, что такое направление.

Его ужасно интересовал любой прогресс, поскольку маленькое существо развивалось очень медленно. По стандартам Расы птенцы тосевитов вообще не должны были превращаться в Больших Уродов, оказавшихся удивительно опасными противниками. Если бы детеныши тосевитов оказались в изоляции от тех, кто за ними ухаживает, ни один из них не выжил бы. У Расы сохранилось немало историй о диких птенцах, вылупившихся из яиц, о которых забыли, и успешно доживших до взрослого возраста, – многие такие рассказы имели вполне достоверные подтверждения. Среди тосевитов аналогичных историй он почти не встречал, и они больше походили на легенды, чем на факты.

Что-то зашуршало – маленькое существо взяло в руку кусочек целлофана, случайно оказавшегося на полу. Томалсс быстро наклонился и вытащил мусор изо рта тосевита.

– Это несъедобно, – сказал он строгим голосом – во всяком случае он надеялся, что голос прозвучал строго.

Детеныш рассмеялся. Все, что попадало ему в руки, он засовывал в рот, и Томалссу приходилось постоянно за ним следить.

«Просто удивительно, почему все Большие Уроды не отравились и не задохнулись», – не уставал повторять Томалсс.

Он взял птенца на руки – опять весь мокрый.

Томалсс отнес его на стол, где лежали куски ткани, впитывающие (хотя бы частично) влагу. Детеныш довольно залопотал. Иногда Томалссу казалось, что эти звуки напоминают щелканье и шипение языка Расы. Конечно, если бы птенец находился среди Больших Уродов, он бы издавал совсем другие звуки. Похоже, тосевиты обладают лингвистическими способностями.

После того как Томалсс закончил мыть птенца, тот принялся издавать воющие звуки, означавшие, что он хочет есть. Томалсс дал ему пососать из бутылочки, а потом принялся ходить взад и вперед, держа детеныша на руках. Маленькое существо безуспешно сражалось со сном. Наконец Томалсс удовлетворенно вздохнул и положил птенца на мягкую подстилку, где тот спал.

– Хвала Императору, – пробормотал Томалсс, поскольку птенец при этом не проснулся.

С тех пор как он начал ухаживать за маленьким тосевитом, Томалсс стал измерять свое свободное время его сном. Даже в тех случаях, когда Томалсс покидал лабораторию, он всегда носил на поясе монитор. Если Большой Урод начинал кричать, ему приходилось срочно возвращаться и успокаивать его. К сожалению, никто не мог заменить Томалсса – только он обладал необходимыми умениями.

Не успел он на несколько шагов удалиться от подстилки, на которой лежал птенец, как другой психолог, самец по имени Тессрек, постучал когтями по дверной ручке, показывая, что хочет войти. Томалсс разрешил, и Тессрек тут же спросил:

– Как сегодня обходится с тобой юный тосевит, мать? – И он приоткрыл рот, показывая, что шутит.

Томалссу его шутка смешной не показалась. Он уже много раз слышал ее от своих коллег. Многие из них, как и Тессрек, заимствовали слово «мать» из того тосевитского языка, который знали лучше. Получалось, что Томалсс не просто самец, который несет яйца, но еще и тот, у кого вылупился Большой Урод.

– У существа все в порядке, спасибо. Оно становится более подвижным и разумным.

Впрочем, Томалсс прекрасно понимал: тосевитскому птенцу еще далеко до того, на что способен птенец Расы в тот момент, когда раскалывается скорлупа яйца.

Однако насмешка коллеги над птенцом была равносильна неуважению к научным трудам Томалсса, и он приготовился защищать свою работу изо всех сил.

Теперь рот Тессрека приоткрылся иначе – он демонстрировал отвращение.

– Какое вонючее маленькое существо, – заметил Тессрек.

– Ну, ты исчерпал все свои комплименты? – холодно осведомился Томалсс.

Они с Тессреком имели одинаковый ранг, что усложняло дело: поскольку ни один из них не должен был демонстрировать формальное уважение, им никак не удавалось скрыть взаимную неприязнь. Томалсс продолжил:

– Мои хеморецепторы не воспринимают никакого сильного запаха. Возможно, я просто привык. – Не совсем правда, но Томалсс не собирался откровенничать с Тессреком.

– Вероятно, все дело в том, что ты вынужден проводить столько времени рядом с маленьким тосевитом, – ответил Тессрек. – И это притупило восприятие твоих хеморецепторов – или даже уничтожило их.

– Вполне возможно, – не стал спорить Томалсс. – Пожалуй, ты прав, я провожу здесь слишком много времени. Мне даже не удается систематизировать собранные данные. – Он обратил оба глазных бугорка на Тессрека. – Кстати, ты мог бы отлично подойти на роль моего помощника.

– Я? – Тессрек даже отпрянул назад. – С какой стати? Должно быть, ты сошел с ума.

– Вовсе нет, коллега. Разве не ты занимался изучением тосевитского самца Бобби Фьоре, чьи совокупления с тосе-витской самкой, доставленной на наш корабль в исследовательских целях, и привели к появлению этого птенца? У тебя есть – как говорят Большие Уроды? – да, семейная связь, именно так.

– У меня нет никаких связей с уродливым маленьким существом! – сердито ответил Тессрек. – Тосевитский птенец – твоя проблема и твоя ответственность. И в случае необходимости я готов повторить свои слова высокому начальству. Прощай. – И он быстро вышел из лаборатории.

У него за спиной Томалсс широко открыл рот – иногда у шуток тоже бывают зубы. Он сделал свое предложение, чтобы заставить чесаться у Тессрека место под чешуей, до которого никак не добраться. Но сейчас после некоторых размышлений Томалсс понял, что это очень даже неплохая мысль. Ему необходима помощь в работе с тосевитским птенцом, и Тессрек – самая подходящая кандидатура на роль его заместителя.

Продолжая смеяться, он взял телефон и связался со старшим психологом.

Глава 17

Сэм Игер ходил взад и вперед по вестибюлю военного госпиталя. Умеют ли местные врачи принимать роды? Большинство пациентов госпиталя – мужчины… Откуда у врачей необходимый опыт? Возможно, медики принимали роды у своих жен? Только на это и оставалось надеяться.

Из операционной донесся сдавленный крик. Игер так сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони, прикусил губу и ощутил во рту солоноватый вкус крови. Это кричала Барбара, изо всех сил стараясь вытолкнуть ребенка в мир. Ему ужасно хотелось быть рядом с ней, взять за руку, сказать, что все будет хорошо. (Пожалуйста, Господи, пусть все будет хорошо!) С другой стороны, он знал, что либо расстанется с завтраком, либо упадет в обморок, если увидит, как мучается его жена.