Читаем без скачивания Око за око - Harry Turtledove

– Das ist gut, – сказал Бэгнолл, а потом повторил по-русски: – Хорошо.

Людмила решила, что он одобряет проявление инициативы.

Как и большинство советских граждан, она с недоверием относилась к этому понятию. Как сохранить равноправие, если одни люди будут расталкивать других?

Но когда они вышли из темных коридоров Крома на улицу, она забыла об идеологических проблемах. Пока она рассказывала о своем полете, солнце выглянуло из-за туч, и его лучи отражались от снега, выкрасив весь мир ослепительно белой краской. Было не слишком тепло – вот уже несколько месяцев стояли холода, – но красота зимнего пейзажа завораживала.

Должно быть, Бэгноллом владели схожие чувства.

– Вы не хотите прогуляться вдоль реки? Людмила взглянула на него краешком глаза. Да, он определенно верит в инициативу. Она улыбнулась.

– Ну, почему бы и нет? – ответила она.

Может быть, она питает слабость к иностранцам – что может легко сойти за подрывную деятельность. Потом она покачала головой. Нет, Георг Шульц – иностранец, однако ее от него тошнит. Возможно, ей просто нравятся культурные мужчины? В Советском Союзе их почти так же трудно отыскать, как иностранцев.

Река Пскова замерзла, тут и там виднелись пробитые во льду дыры, возле которых пристроились рыбаки. Некоторым удалось поймать по несколько щук и лещей – рыба лежала рядом на льду, чтобы все могли полюбоваться на их трофеи.

– Рыба здесь остается свежей всю зиму, – заметил Бэгнолл.

– Да, конечно, – ответила Людмила.

Потом она сообразила, что в Англии зимы, должно быть, совсем не такие суровые, как в Советском Союзе.

Через некоторое время он остановился и посмотрел на противоположный берег реки.

– Что это за церковь? – спросил Бэгнолл.

– Кажется, она называется церковь Святых Козьмы и Дамиана в Примостье, – ответила Людмила. – Но это я должна задавать вам вопросы – ведь вы пробыли в Пскове гораздо дольше меня.

– Вы правы, – ответил он и смущенно рассмеялся. – Но это ваша страна, я подумал, что вы должны знать такие вещи. Я слишком легко забываю, что Англию можно бросить в любом месте Советского Союза и она там просто потеряется.

Людмила кивнула.

– После прихода ящеров я несколько раз летала в Швецию, Данию и Германию. – Она не стала говорить, что ее пассажиром был Молотов. – Они показались мне такими маленькими и такими… прибранными. Здесь так много земли, что мы сами не знаем, как с ней поступать. А в других странах все иначе.

– Да, вы правы, – ответил Бэгнолл. – У нас обычно проблема состоит в том, чтобы найти подходящий участок земли для реализации своих замыслов. – После короткого колебания он рассмеялся. У него был приятный смех; даже когда Бэгнолл смеялся над собой, он делал это искренне. – Оказался рядом с хорошенькой девушкой, а сам веду разговоры о церквях и земле. Наверное, я старею.

Людмила посмотрела на него. Он всего на несколько лет старше, чем она, но…

– Вас еще рано отправлять в мусорный ящик, – заявила она.

Людмила не знала, как это звучит по-немецки, и ей потребовалось немало времени, чтобы объяснить смысл своих слов на русском. Нечто похожее происходило, когда Бэгнолл подыскивал перевод для слова «инициатива».

Когда Бэгнолл ее понял, он вновь рассмеялся и сказал:

– Тогда будем считать, что меня заставила так себя вести молодая огненная кровь. – И он обнял ее за плечи.

Когда Георг Шульц пытался ее лапать, Людмила всегда ощущала желание сбросить его руки, ей казалось, что он сейчас сорвет с нее одежду и повалит на землю. Бэгнолл не производил такого впечатления. Если она скажет «нет», он ее послушается. «Да, мне нравятся культурные мужчины», – подумала Людмила.

И поскольку она чувствовала, что может сказать «нет» в любой момент, она промолчала. Бэгнолл осмелел настолько, что наклонился и поцеловал ее. Она позволила его губам коснуться своих, но не ответила на поцелуй.

Шульц бы ничего не заметил, а даже если бы и заметил, ему было бы все равно. Однако Бэгнолл ощутил ее сомнения.

– Что-то не так? – спросил он. Людмила ничего не ответила, и он задумался. Потом стукнул себя по лбу ладонью, Людмила уже видела у него этот жест. – Какой же я идиот! – воскликнул он. – У вас кто-то есть.

– Да, – ответила она. В некотором смысле он не ошибся, хотя время, проведенное с Генрихом Ягером, измерялось часами, а еще они обменялись несколькими письмами.

Затем, к собственному удивлению и смущению, Людмила разрыдалась.

Когда Бэгнолл погладил ее по плечу, в его жесте не было ничего сексуального. Впрочем, когда кто-то кажется тебе привлекательным, ты всегда прикасаешься к нему со смешанными чувствами. Но он старался ее утешить.

– Что случилось? – спросил Бэгнолл. – Ты не знаешь, что с ним?

– Да, не знаю, – ответила она. – Я вообще ничего не знаю.

Она посмотрела на его длинное лицо и увидела, что англичанин встревожен. Она бы никогда не стала рассказывать свою историю соотечественнику. А с иностранцем чувствовала себя в безопасности. Всхлипывая, мешая немецкие слова с русскими, Людмила рассказала Бэгноллу о том, что так долго от всех скрывала. К тому моменту, когда она закончила, у нее возникло ощущение, будто ее переехал поезд.

Бэгнолл потер подбородок. Пальцы коснулись щетины: с лезвиями для бритья и горячей водой в Пскове было тяжко. Английский пилот что-то сказал по-английски. Людмила ничего не поняла. Увидев вопрос в ее глазах, он вновь перешел на смесь немецкого и русского:

– Вы ничего не делаете легко, не так ли?

– Верно. – Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь понять, о чем он думает.

Задача оказалась непростой. Правду говорят об англичанах: они не посвящают других в то, что происходит у них в душе. По крайней мере, он не назвал ее предательницей и шлюхой за то, что она делила постель с немцем, когда они встретились в Берхтесгадене. А это уже немало.

– Значит, вы должны знать, что чувствует красавица Татьяна, – он назвал ее «die schone Татьяна», и Людмила не смогла сдержать улыбки, – когда встречается с Георгом Шульцем.

– Не исключено, хотя я сильно сомневаюсь, что она мне посочувствует. – Она посмотрела Бэгноллу в глаза. – Теперь вы знаете, почему я не могу, не хочу – как это говорится? – начинать роман с вами.

«О чем ты думаешь? Твое лицо так же невозмутимо, как у Молотова».

– Да, теперь я понимаю, – ответил Бэгнолл.

В его голосе появилась грусть. Людмила почему-то почувствовала удовлетворение, хотя минуту назад сама сказала, что не хочет быть его любовницей. Тщательно подбирая слова, он продолжил:

– Наверное, ваш немец – хороший человек, если ему удалось завоевать вашу любовь.

«Ваш немец».

Людмилу вновь захлестнуло чувство вины. Даже после полутора лет союза с нацистами против ящеров она не могла забыть вероломного нападения гитлеровской Германии. Но все остальное… Людмила встала на цыпочки и поцеловала Бэгнолла в колючую щеку.

– Спасибо вам, – прошептала она.

Он смущенно улыбнулся.

– Если вы будете так поступать, я быстро забуду о своих благородных намерениях.

– С вами я готова рискнуть.

Существовало религиозное понятие, над которым Людмила, никогда не верившая в Бога, всячески посмеивалась. Однако теперь, впервые в жизни, она поняла, что такое отпущение грехов. И не важно, что это сделал англичанин, а не священник. Учитывая ее неверие в Бога, так даже лучше.

Тип, который зарабатывал на жизнь, показывая навозных жуков, говорил так быстро и взволнованно, что Нье Хо-Т’инг с трудом его понимал.

– Им понравилось, понравилось, говорю я вам! – восклицал он, заглатывая очередной стакан самшу – крепкого, трижды очищенного напитка, который делали из гаоляна – просяного пива. – Они заплатили мне в три раза больше, чем я рассчитывал, и предложили выступить еще раз в любое удобное для меня время. – Он посмотрел на Нье с пьяной благодарностью. – Большое вам спасибо за то, что организовали мое выступление.

– Хоу И, я счастлив, – важно ответил Нье Хо-Т’инг. – Я готов делать все, что доставляет удовольствие маленьким чешуйчатым дьяволам. – Он улыбнулся. – Потому что они платят мне, и моя жизнь становится очень приятной.

Хоу И засмеялся громким пронзительным смехом. Он вылил в свой стакан последние капли из кувшина и поднял палец, чтобы показать, что хочет еще. Вскоре девушка принесла ему новый кувшин. Он был настолько пьян, что похлопал ее по заду, чтобы выказать свою благодарность. Девушка скорчила гримасу и торопливо удалилась. Она была доступной, но ей не нравилось, когда это всячески подчеркивали.

Нье не стал возражать, когда Хоу налил себе еще стакан самшу. Таверна – она называлась Та Чу Канг: «Большая винная бочка» – находилась всего в двух кварталах от дома, где он снимал комнату, но здесь он представлялся не стойким противником чешуйчатых дьяволов, а их сторонником, который имеет немалый вес и постоянно ищет способы их ублажить. Благодаря связям Народно-освободительной армии с людьми, служившими у чешуйчатых дьяволов, он имел возможность убедительно играть свою роль.