Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский

– Сэр Ланселот, – сказал рыцарь свирепо, – вы нанесли мне оскорбление. И сейчас поплатитесь.

Ланселот отступил на шаг, давая дистанцию, в правой руке появился меч. Бернард с готовностью подал щит. Глаза Ланселота с холодным презрением смерили противника с головы до ног и обратно.

– Я к вашим услугам.

Асмер сказал торопливо у меня за спиной:

– Надо их остановить!.. Ланселот еще не оправился от ран. А этот Сир де Мертц… он всюду ищет повод для драки. И всегда побеждает. Всегда!

Ланселот и Мертц с мечами наголо пошли по кругу, изучая друг друга. Мне казалось, что должны ринуться сломя голову, ведь только что кипели яростью, но христианские рыцари в самом деле – это дисциплина, а не сраные, как сказал тертый Бернард, берсерки…

Мертц наконец шагнул вперед, движения были легкими, отработанными долгими упражнениями и настоящими схватками. Шлем скрывал лицо, только глаза видны в прорезе забрала, да и те смотрят лишь над самым краем прочного щита.

Мечи звонко сшиблись в воздухе, но первый удар был легким, затем снова и снова звон, удар, шарканье сапог по каменным плитам. Наконец Ланселот сделал выпад, но Мертц легко парировал, сам стремительно метнулся в атаку, нанес три быстрых удара, однако Ланселот принял на щит, на лезвие меча, в свою очередь ударил в голову, что Мертц хоть и с трудом, но отбил.

Снова закружили по каменному пятачку, мечи блестят, дыхание срывается частое, но не от усталости, каждый нагнетает в себе взрывную ярость, что утраивает силы. Наконец Мертц снова пошел в быструю атаку. Ланселот отступил под яростным натиском, но я видел, как его меч блеснул у самой груди Мертца, послышался легкий скрежет металла по металлу. Я ожидал, что лезвие вспорет доспехи, как консервный нож, но на блестящем металле не осталось даже царапины.

Ланселот отпрянул, но недостаточно быстро: с плеча от удара слетела защитная пластина. Лицо рыцаря дрогнуло, он даже закусил губу от боли. Отступил еще и еще, закрываясь щитом, а правую руку явно берег, но когда Мертц нажал, Ланселот пригнулся, сделал невероятный пируэт, его меч срубил кончик щита Мертца и достал его в бок. Снова я ожидал скрежета, уже видел, как в таких случаях меч Ланселота вскрывал доспехи, как устричную скорлупу… но меч отскочил, а сам Ланселот едва успел избегнуть смертельного удара. Меч Мертца разрубил ему щит надвое, Ланселот стряхнул обломки с кисти, а рукоять меча перехватил обеими руками.

Я видел его прищуренные глаза. Похоже, догадался, что за доспехи на Мертце, но гордость не позволяет заявить об этом вслух. Страшится, что обвинят в трусости, даже не обвинят, а подумают… нет, даже могут подумать, и теперь из-за своих сраных комплексов рыцарства ведет неравный бой с… нерыцарем.

Что за дурь, подумал я злобно, эти рыцарские замашки, предрассудки, обеты, страхи, запреты, когда вторая сторона их не соблюдает?

Ланселот пятился, его сверкающий меч едва успевал парировать удары, что сыпались с разных сторон. Мертц наступал, наступал, наступал, Ланселот уже прижат спиной к толпе, где стою я…

Выхватив меч, я направил его острием в наступающего Мертца.

– Погоди, ублюдок, – сказал я громко. – Ты хотел выиграть по своим правилам?.. Но ты получишь мои!

В тронном зале все замерло. Я сам впервые увидел лезвие своего меча. Длинное, узкое, без всяких украшений и знаков на металле, оно холодно и ясно блистало, тонкое, с невероятно острой бритвенной кромкой, немыслимой и нелепой в мире, где рубят по толстому железу и лезвия мечей давно стали походить на лезвия топоров, а то и колунов.

Мертц посмотрел на мой меч, потом на меня, снова на меч. В прорези шлема что-то изменилось, но огромный рыцарь повел головой, увидел, как смотрит женщина в зеленом платье, от него пахнуло волной стыда и злости, он прорычал, как свирепеющий лев:

– А это еще что за тварь?

– Это тот, – сказал я громко, – кто поставит тебя на колени перед принцессой!

Он зарычал и бросился на меня с поднятым мечом. Я подставил свой, одновременно выставил щит, парировал, а когда Мертц сделал хороший замах, целясь в мою голову, я с силой пнул его ногой в бок.

Невиданный в рыцарском мире удар швырнул его навзничь. Тяжелые доспехи приковали к земле, он с трудом перевернулся, встал на четвереньки. Я подошел и саданул его сапогом в морду. Получилось не так хорошо, как хотелось, все-таки шлем с забралом, но, кажется, решетка прогнулась и вмялась ему в зубы. Я ударил еще раз, с удовольствием услышал хруст. Он упал на бок, перевернулся снова, опять встал на четвереньки, я пару раз ударил в живот, но там прочный панцирь, снова погнал его пинками, стараясь бить в голову.

Он поднимался на четвереньки, я ударом кованого сапога сбивал на пол, опрокидывал. Он поднимался снова, а я снова бил в эту звериную морду, закрытую шлемом. Оттуда кровь уже не капала, а плескала струями.

Когда он упал и остался лежать, растопырив руки, я спохватился, отступил, крикнул:

– Вставай, трус!.. Надеешься отлежаться?

В зале нарастал ропот. Я не знал, на кого он направлен, злость ходила во мне кровавыми волнами, я ненавидел их всех, а особенно эту сволочь со львами на щите.

Мертц поднялся, весь в кровавой слизи. Я принял тяжелый прямой удар меча на щит, с удовольствием отметил, что там ни царапины, а глаза в прорези шлема испуганно расширились. Я начал наносить удары сам, это получается неплохо, все эти рассказы о рыцарском умении преувеличены, я же гоню этого красавца спиной вперед, он отступает, это видят все, видят, как их лучший боец отступает, видят, что люди Ланселота явно сильнее…

Ланселот рвался из рук Бернарда и Сигизмунда. Я понял, что он стремится сам закончить схватку, а чем она закончится – ясно, сделал выпад, отбил меч, щитом грохнул Мертца по голове. Он зашатался и рухнул во весь рост навзничь. Я приставил острие меча к его смятому и залитому кровью забралу.

– Сдавайся! – сказал я громко.

Он поколебался, потом я увидел, что его губы шевельнулись.

– Что? – сказал я еще громче. – Ты преклонишь колени перед принцессой?

Тишина стояла гробовая. Даже Ланселот перестал вырываться, звеня железом. Мертц что-то прошептал. Я не расслышал, злость все еще кипела во мне, стучала в виски.

– Ах так, – сказал я, – но я тебя все равно поставлю на колени!

Весь двор ахнул, когда я занес меч. Лезвие со свистом прорезало воздух. Удар я ощутил, когда меч, перерубив ноги Мертца в коленях, ударился о каменную плиту.

Еще вне себя от злости, я ухватил Мертца одной рукой за металлический ворот, поднял и поставил на кровоточащие обрубки. Лица у всех стали белыми, даже Бернард и Сигизмунд смотрели на меня со страхом и отвращением. Ланселот молчал, не двигался, взгляд его был тяжел.