Читаем без скачивания История Венецианской республики - Джон Норвич

И вот 18 октября некий Джуффредо Джустиниани на галере «Анжело» прибыл в Венецию с новостями. Город все еще оплакивал потерю Кипра, был охвачен гневом из-за того, как зверски обошлись турки с Маркантонио Брагадино, и полон страха перед тем, какие еще беды ожидают его в будущем. В течение часа, прошедшего с появления «Анжело», тянущего за собой по воде турецкие знамена, с палубой, заваленной трофеями, всеобщее настроение изменилось. Ведь Венеция взяла реванш, и для этого ей не пришлось долго ждать. Внезапно площади, улицы и каналы наполнились звуками ликования, все спешили на Сан-Марко, чтобы услышать подробности, найти друзей и отпраздновать победу. Незнакомые люди бросались друг другу на шею, смеясь и целуясь; ворота долговой тюрьмы были открыты, а заключенные амнистированы, тогда как турецкие купцы, напротив, ради собственной безопасности забаррикадировались в Фондако деи Турки, пока волнение не улеглось. В соборе Сан Марко, специально освещенном в честь этого события, за «Те Deum» последовала благодарственная торжественная месса; вокруг Риальто торговцы тканями украсили лавки и дома лазурными драпировками, усыпанными золотыми звездами, а над самим мостом была установлена большая триумфальная арка с гербами Венеции и ее доблестных союзников. Той ночью в городе едва ли нашлось хоть одно здание, которое не было бы освещено свечами и факелами изнутри и снаружи, играли оркестры, люди танцевали, и — чтобы никто не боялся присоединиться к всеобщему веселью — было дано специальное разрешение носить маски. Чтобы увековечить это сражение, главный вход в Арсенал работы Гамбелло был расширен и дополнительно украшен крылатым львом (с подходящей надписью) и двумя крылатыми Никами. Спустя год или два фронтон увенчали статуей святой Джустины, ведь именно в день этой святой была выиграна великая битва; и с 1572 года до падения республики этот день ежегодно отмечался шествием дожа и синьории к церкви этой покровительницы, снаружи здания были выставлены на обзор населению турецкие знамена.[262] В церкви Санти Джованни э Паоло построенная по обету часовня была посвящена Мадонне в розах, ее потолок расписывал Веронезе. Наконец, во Дворце дожей великая победа была изображена дважды — на героическом, хотя и невыразительном, полотне Андреа Вичентино в зале Скрутинио и на ослепительной картине Веронезе в зале коллегии, на которой Себастьяно Веньер и Аугустино Барбариго приносят благодарность, а святой Марк и святая Джустина смотрят на них.

Поэтому бой при Лепанто остался в памяти как одна из битв, имеющих решающее значение, и как величайшее морское сражение за время от Акции до Трафальгара. Правда, в Англии и в Америке оно обязано своей немеркнущей славой главным образом поэме Дж. К. Честертона; но в католических странах Средиземноморья битва при Лепанто вышла за рамки истории и, подобно Ронсевалю, превратилась в легенду. Однако вполне ли заслуживает это событие такой славы? Технически и с точки зрения тактики — бесспорно, заслуживает; после 1571 года морские сражения больше никогда не проходили, как прежде. С точки зрения стратегии — нет. Бой при Лепанто не стал, как надеялись победители, точкой конца «качания маятника», вехой, после которой судьба христиан внезапно изменилась бы и они набрали бы силу и вытеснили бы турок в сердце Азии, откуда те и пришли. Венеция не вернула Кипр; только два года спустя она заключила сепаратный мир с султаном, отказавшись от всех своих притязаний на остров. Битва при Лепанто не означала и окончания ее потерь; в следующем столетии такая же судьба постигла Крит. Что касается Испании, ей не удалось существенно усилить свою власть в Центральном Средиземноморье; и уже через семнадцать лет разгром Армады нанес такой удар ее морскому могуществу, от которого Испания не скоро оправилась. Также она не смогла разорвать связи между Константинополем и мавританскими правителями Северной Африки; в течение трех лет турки вытеснили испанцев из Туниса, подчинив местных правителей и превратив эту территорию — как они поступили и с большей частью Алжира на западе и Триполи на востоке — в провинцию Османской империи.

Но для всех христиан — и особенно для народа Венеции, — которые ликуют в эти торжественные октябрьские дни, истинная важность Лепанто заключалась не в стратегии или тактике; победа имела моральное значение. Тяжелая черная туча, которая нависала над ними в течение двух веков и которая с 1453 года неуклонно становилась все более угрожающей, до тех пор, пока они не почувствовали, что их дни сочтены, — эта туча вдруг исчезла. За совсем недолгое время возродилась надежда. Возможно, венецианский историк Паоло Парута лучше всех выразил общественное мнение во время надгробной речи в соборе Сан Марко, посвященной тем, кто пал в битве:

Они показали нам своим примером, что турки не столь непобедимы, как мы думали раньше… Таким образом, можно сказать, что, хотя начало этой войны было для нас временем заката, оставившим нас в бесконечной ночи, теперь смелость этих людей, как истинное, животворное солнце, даровала нам самый прекрасный и самый радостный день, который когда-либо видел этот город за всю свою историю.

Глава 38

СУМЕРКИ ВЕКА

(1571–1595)

Объединение с союзниками нанесло величайший ущерб республике, из этого опыта мы можем извлечь определенные полезные выводы. Во время войны расторопность и готовность поймать случай крайне важны, а для морской войны крайне необходимо выходить в море в начале апреля… Ошибка — заключать союз с правителями настолько могущественными, что мы обязаны считаться с их желаниями… мы должны рассчитывать больше на свои собственные силы, чем на силы союзников, поскольку союзники пекутся о своих собственных интересах, а не об интересах всей лиги. Также главнокомандующий не должен быть государем, он должен быть человеком, которого можно наградить или наказать… Наконец, тому, кто не имеет хорошей перспективы полностью или в достаточной степени уничтожить врага, лучше посоветовать искать с ним мира; но если война неизбежна, лучше перенести войну во вражеский стан, чем отсиживаться в обороне.

«Расторопность и готовность поймать случай»: для Венеции после Лепанто это могло означать только одно. Их славная победа должна быть немедленно доведена до конца. Нельзя давать туркам ни отдыха, ни времени перевести дух; их нужно преследовать и снова навязать им битву, прежде чем у них будет возможность восстановить свои подорванные силы, и пока союзники все еще имеют стимул двигаться вперед. Это было обращение, которое Венеция предложила на обсуждение своим испанским и папским союзникам; но ее доводы те пропустили мимо ушей. Предположительно дон Хуан Австрийский тайно согласился и был бы только рад поспешить, чтобы успеть до зимы; но у него были приказы Филиппа, которым он не мог не повиноваться. По условиям лиги, союзные силы должны были снова собраться весной; до тех пор дон Хуан должен был распрощаться с союзниками. Он вернулся со своим флотом в Мессину, куда они прибыли 1 ноября.

К весне 1572 года венецианцам стало ясно, что интуиция их не подвела. Испания, как обычно, увиливала и мешкала, выдвигая одно возражение за другим. Папа делал все возможное, чтобы побудить испанцев к действиям, но он уже был болен и 1 мая скончался. С его смертью лигу покинул боевой дух. Наконец, потеряв надежду на помощь испанцев, Венеция решила самостоятельно предпринять экспедицию, к которой добровольно присоединился Маркантонио Колонна с эскадрой папских галер. Только тогда испанцы были вынуждены действовать. Они не желали остаться в стороне, если будет одержана еще одна победа. Филипп больше не возражал, и в июне дон Хуан Австрийский наконец получил позволение присоединиться к своим союзникам.

Флот соединился у Корфу и направился на юг в поисках врага. С некоторым беспокойством союзники узнали, что за восемь месяцев, прошедших после Лепанто, Селим сумел построить новый флот из 150 галер и восьми галеасов — эти последние были новшеством для турок, на которых, очевидно, произвело сильное впечатление, насколько блестящее применение этим кораблям нашел дон Хуан Австрийский при Лепанто. Однако прошел слух, что корабельные плотники, осознававшие участь, которая их ожидала, если им не удалось бы завершить работу в установленный султаном срок, были вынуждены использовать сырую древесину; что пушки были отлиты поспешно и многие из них непригодны для использования; и что насильно завербованные на службу после ужасных потерь при Лепанто команды почти не обучены. Было маловероятно, что они доставили бы союзникам большие трудности. Главной задачей было навязать туркам сражение.

Так в действительности и оказалось. Флоты встретились у Модоны — в течение 250 лет это была одна из основных венецианских факторий в Пелопоннесе, пока ее не отнял султан в 1500 году, — и сразу же турки укрылись в гавани. Союзники погнались за ними, заняли позицию прямо у входа в гавань, у Наварино (современный Пилос) и стали ждать. Модона, как им было известно, не могла долго обеспечивать флот таких размеров. Гористая местность была бесплодна, дороги отсутствовали; все снабжение могло осуществляться лишь с моря. Казалось, нужно просто подождать и враг будет вынужден выйти из укрытия, а затем последовало бы повторение битвы при Лепанто.