Читаем без скачивания Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев

2. Обязать Конструкторское бюро № 11 (тт. Зернова, Харитона, Щёлкина) обеспечить в 1949 г. изготовление 5 комплектов всех остальных узлов и деталей РДС, в том числе к 1 декабря 1949 г. 2 комплектов, к 25 декабря 1949 г. 3 комплектов…

4. Обязать КБ № 11(тт. Зернова, Харитона и Щёлкина.) обеспечить надлежащее хранение изделий, узлов и деталей РДС».

Немного забегая вперёд, скажем, что постановление Спецкомитета по количеству сделанных «изделий» было выполнено — на опытном заводе КБ-11 их было изготовлено ровно столько, сколько требовалось: пять. Об их дальнейшей судьбе в книге «Апостолы атомного века» сказано:

«На вооружение их не передавали, они хранились, на всякий случай в разобранном виде, на складе в КБ-11. Почему не организовали серийное производство РДС-1? Потому, что в процессе работы над РДС-1 были «нащупаны» пути, как сделать бомбу, содержащую меньше плутония и имеющую существенно меньший диаметр, в два раза меньший вес и в два раза больший тротиловый эквивалент. Все силы были брошены на создание РДС-2 и РДС-3».

Но вернёмся на выездное заседание Спецкомитета.

Последний — третий — пункт повестки дня:

«3. О мероприятиях по увеличению выхода и снижению потерь плутония и урана на заводах "А", "Б" и "В"».

Обсуждения не было. Выступил только один Берия.

И заседание завершилось.

У рядовых членов Спецкомитета возник вопрос: зачем надо было ехать так далеко от столицы? Вопросы ведь рассматривались самые обычные. Десятки, если не сотни подобных «вопросов» были обсуждены за минувшие четыре года в Москве. Зачем же теперь понадобилось срываться с места?

Ответ на этот вопрос был получен немного позднее.

Случилось беспрецедентное!

В тот же день (22 октября) Берия вновь собрал членов Спецкомитета на заседание. Для того чтобы поговорить «О жалобах на недостатки в торговле, медицинском и культурно-бытовом обслуживании рабочих и служащих комбината № 817».

И всем сразу стало ясно, для чего столько занятых людей сорвали с их ответственных постов и заставили приехать на Урал.

О той неудовлетворительной ситуации, что сложилась на комбинате, рассказал сам Лаврентий Павлович.

Были выслушаны оправдания местных руководителей.

Затем генерал Махнёв зачитал проект постановления, который тотчас утвердили:

«… в 5-дневный срок проверить имеющиеся сигналы о фактах неудовлетворительного состояния торговли, медицинского и культурно-бытового обслуживания рабочих и служащих комбината № 817…

Предложения о мерах по решительному улучшению. представить в Совет Министров Союза ССР в 7-дневный срок.

… в месячный срок вновь проверить состояние торговли и культурно-бытового обслуживания рабочих и служащих комбината и о результатах доложить».

Так записали в протокол. А на словах Берия посоветовал местным начальникам срочно выправлять положение или… сушить сухари.

Отчёт товарищу Сталину

27 октября, вернувшись в Москву, члены Специального комитета вновь собрались на заседание. В повестке дня стояло два вопроса. Их предстояло обсудить и отправить на утверждение Сталину.

Первый вопрос — «О плане развития в 1950–1954 гг. атомной промышленности». Второй имел название чуть более длинное: «О награждении и премировании за выдающиеся научные и технические достижения по использованию атомной энергии».

Список кандидатов на награждение готовили по указанию Берии его люди. Сохранилось любопытное свидетельство о том, как разрешались возникавшие сомнения или вопросы. Если было неясно, какую именно награду следует дать тому или иному учёному, Берия спрашивал:

— Что ему грозило? (В случае неудачи.)

Чекистский генерал заглядывал в особый список и говорил:

— Расстрел.

— Значит, дадим звезду Героя! — распоряжался Лаврентий Павлович.

Если претендента на награду ожидали (в случае неудачного испытания) 25 лет тюремного заключения, его представляли к ордену Ленина. Если 20 лет — к ордену Трудового Красного знамени, 15 — к ордену «Знак Почёта».

Относительно своей собственной судьбы Берия располагал, как ему казалось, самыми точными данными — он не раз говорил в семье, что как только Атомный проект завершится, Сталин его убьёт. Это означало, что Лаврентий Павлович вполне заслужил золотую звезду. Потому он поставил себя во главе списка кандидатов на получение звания Героя Социалистического труда.

Ванникова среди претендентов на эту высокую награду не было. Во-первых, он, как считал Берия, прикинулся больным специально, чтобы уклониться от участия в испытаниях атомной бомбы. А во-вторых, Лаврентий Павлович просто терпеть не мог своего заместителя.

Ещё одно воспоминание, которое оставил нам генерал МГБ А.С.Александров. Берия назначил его заместителем Ванникова в Первом главном управлении. Анатолий Сергеевич, стоявший третьим в списке представленных к награждению золотой звездой Героя за первый атомный взрыв, рассказывал:

«Однажды Берия поручил мне подготовить проект постановления Совета Министров СССР о мерах поощрения за разработку вопросов атомной энергии… При подготовке проекта мне пришла мысль: а что же эти товарищи будут делать с деньгами — ведь на них ничего не купишь в наших условиях. Пошёл с этим вопросом к Берии. Он выслушал и говорит:

— Запиши: дачи им построить за счёт государства с полной обстановкой. Построить коттеджи или предоставить квартиры, по желанию награждённых. Выдать им машины!

В общем, то, что предполагал разрешить им купить, всё это теперь предоставлялось за счёт государства».

27 октября 1949 года наградной список был одобрен на заседании Спецкомитета и отправлен Сталину на «утверждение».

В тот же день произошло событие, которому тоже следовало бы войти в историю советского Атомного проекта. А случилось 27 числа следующее: был арестован бывший член политбюро, бывший член правительства и бывший член Специального комитета Николай Алексеевич Вознесенский. Его поместили в одну из лубянских камер. Начались пытки и истязания — Берия и Маленков выбивали из своего недавнего соратника показания, необходимые следствию, а точнее, им самим.

Всего по «Ленинградскому делу» было репрессировано более двух тысяч партийных функционеров самого высокого ранга. Как потом (уже после смерти Сталина и Берии) признает специальная комиссия партийного контроля:

«С целью получения вымышленных показаний о существовании в Ленинграде антипартийной группы Маленков лично руководил ходом следствия и принимал в допроса, х непосредственное участие. Ко всем арестованным применялись пытки.»

В этот напряжённый момент советской атомной (и не только) истории к Сталину и поступили бумаги из Специального комитета. Кроме наградных документов там был и «Заключительный доклад о результатах испытания атомной бомбы». В нём, в частности, говорилось: «Товарищу Сталину И.В.

В дополнение к нашему предварительному сообщению от 30 августа 1949 года об испытании атомной бомбы докладываем Вам, что к настоящему времени специалистами закончен анализ измерений и исследований атомного взрыва и в Специальный комитет представлен детальный отчёт о результатах исследований и измерений.

На основании указанного отчёта сообщаем Вам, товарищ Сталин, следующие окончательные данные о результатах испытания атомной бомбы».

Далее следовал подробный отчёт, который начинался с предоставления неоспоримых доказательств того, что на полигоне под Семипалатинском была взорвана именно атомная бомба. Таковыми

доказательствами являлись: «физические измерения», «исследования» и «научные наблюдения», которые и зарегистрировали «полную физическую картину» всех «специфических явлений, присущих атомному взрыву»: «а) образование свойственных только атомному взрыву световых, тепловых и проникающих радиоактивных излучений;

б) образование необычной (огромной мощности) ударной волны». Сталину докладывали, что объективность научных наблюдений достигалась «… при помощи специально сконструированных сверхскоростных фотокамер, дающих 600 000, 100 000 и 25 000 кадров в секунду, обычных кино— и аэрофотокамер, специальных спектрографов и других измерительных приборов, заранее установленных на дистанциях 1 800, 3 000 и 5 000 метров от центра взрыва». Вся эта техника и зафиксировала, что через «несколько миллионных долей секунды» после взрыва возникли две «необычайной яркости последовательные световые вспышки». По поводу природы этого необычного явления в докладе говорилось: «Природа и скорость распространения светового излучения первой вспышки соответствует разработанной нашими учёными в 1946 году теории атомного взрыва. Причина возникновения не одной, а двух последовательных световых вспышек атомного взрыва подлежит дополнительному выяснению».