Читаем без скачивания Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

— Я запретил им это.

— Но это не заставило их полюбить друг друга. Они сдерживаются, потому что боятся тебя.

Он мог бы уладить все, назначив наследника, но этого она сказать ему не могла. Наверно, в своем отказе признать, что он смертный, хан черпал свою силу.

Через несколько дней после возвращения Махмуда в стан прибыл погонщик верблюдов из монгольского каравана и был спешно приведен к Тэмуджину. В хорезмийском пограничном городе Отрар товары были захвачены городским наместником Иналчиком, а все купцы и сопровождавшие караван люди были перебиты. Бежать удалось лишь одному погонщику верблюдов.

Хану удалось как-то сдержать гнев, но Бортэ знала, как глубоко уязвила его эта новость, поскольку он отправился на Бурхан Халдун. Он часто молился на горе, когда был не совсем уверен в себе, когда воля Неба казалась неясной. Ее беспокойство усилилось, когда она узнала, что хан направил к шаху двух послов-монголов и мусульманина Бохру ибн-Кафрая с требованием выдать Иналчика. Если бы Мухаммад выдал его, мир сохранился бы, но Бортэ помнила, что говорил муж о шахе. Мухаммад мог увидеть в предложении Тэмуджина признак слабости, и это толкнуло бы его на войну.

Когда стали завывать северные ветры, хан с главным станом откочевал на бывшие найманские земли, и Бортэ поняла, что он готовится к войне на западе. Осенью мужчины затеяли большую охоту, и люди говорили, что хан убивал зверей, которых гнали на него, с необычной яростью, убивал, убивал, пока туши не стали громоздиться курганами.

Вскоре после охоты прибыли два посла-монгола с отрезанными бородами и известием, что шах предал Бохру ибн-Кафрая смерти. Бортэ не пришлось спрашивать, что сказал Тэмуджин, услышав об этом оскорблении. Убили посла и унизили двух других — на это преступление ответ был один. Окончательное покорение Китая подождет, пока шах не заплатит за свои деяния.

103

Сестра села, а Есуй снова взялась за шитье.

— Чего ж ты не спросишь про своих детей? — спросила Есуген.

— Видимо, с ними все в порядке, — ответила Есуй. — Ты бы мне сообщила, если бы что-нибудь случилось, они же тут недалеко, не на краю земли.

— Они должны быть с тобой, — сказала Есуген. — Ты плохая мать, Есуй.

— К счастью, ты хорошая.

Тэмуджин скоро придет к ней в шатер. Есуй скажет ему, как она часто делала, что она скучает по детям, но не хочет, чтобы они расставались с детьми Есуген, с которыми они дружат. Он, видимо, подозревает, что она не слишком тоскует по их обществу, но, кажется, согласен с тем, чтобы они были на попечении сестры.

Она посмотрела на длинные черные глаза Есуген и скуластое лицо, до сих пор похожее на ее собственное: некоторые новые наложницы часто путали сестер. Но связь между сестрами немного ослабла. Большая часть времени Есуген уходила на хлопоты по хозяйству, как и у Есуй, и они виделись не часто.

Они ощущали близость больше всего, когда спали с мужем. Тогда они были единодушны и чувствовали, как радуется каждая из них.

— Ты могла бы проводить больше времени со своим старшим, — сказала Есуген, — а то он скоро уедет.

— В таком возрасте его оставят в тылу — ему ничто не грозит. — Тэмуджин посылал старших сыновей ее и Есуген на войну в Китай к Мухали. Беспокоиться из-за детей было бесполезно. Ее сыновья уедут на войну, а дочери уедут из орды, когда выйдут замуж. — Я больше беспокоюсь о том, что может произойти, если Тэмуджин не вернется из Хорезма.

Есуген сделала знак, отвращающий беду.

— Не говори об этом.

Она посмотрела на рабынь Есуй, словно бы испугавшись, что они подслушивают. Две девушки вылавливали творог из котла, а остальные три раскладывали ковры, выбив их. Ни одна из этих китайских рабынь не могла услышать их разговора: умно делают китайцы, выжигая раскаленным железом барабанные перепонки, лишая рабынь слуха и дара речи. Есуй тотчас поняла пользу этого и попросила хана отдать их ей. Теперь некоторые другие жены хотели бы тоже иметь таких рабынь.

— Дорогая сестра, — сказала Есуй, — я молюсь, чтобы наш муж жил тысячу лет, но подумай, что будет в противном случае. Он ничего не говорит относительно того, какой из сыновей будет его наследником. Есть сторонники и у Джучи, и у Чагадая. Ни один из них не склонится перед другим, и наша судьба окажется в руках того, кто будет ханом. Возможно, он решит не держать нас в женах, особенно если захочет вознаградить поддержавших его людей. Нам скорее всего придется доживать в разлуке, развезут нас по разным станам.

Есуген прикрыла рукой рот.

— Невыносимо думать об этом.

— Но лучше подумать и изо всех сил постараться предотвратить это. Тэмуджин должен решить, кому быть наследником, до того, как пойдет на войну.

— Он не станет слушать. Даже Борчу и Джэлмэ не осмелятся заговорить об этом, особенно сейчас.

Это было правдой. Хана беспокоила не только война с Хорезмом, вот и его тангутские любимцы отказались послать к нему свое войско.

— Если ты не можешь воевать один, — сказал их посол, — то какой же ты хан?

Такой ответ разгневал Тэмуджина, но он не мог наказать тангутов за их наглость, не нарушив свои планы. Наверно, люди в Си Ся предчувствовали, что он не вернется из Хорезма, что хан долго не проживет и не накажет их.

Есуй сказала:

— Я поговорю с нашим мужем об этом.

Есуген наклонилась к ней.

— Не смей.

— У меня нет выбора.

Она укололась булавкой, выступила кровь. Есуй сунула палец в рот. Она вспомнила то время, когда пререкалась с ним при людях. Как близка она была тогда к смерти. Она вспомнила, как он посмотрел на нее, когда она осмелилась протестовать. Ей придется высказаться в присутствии других, надеясь, что некоторые из них найдут в себе мужество поддержать ее.

Хан решил задать пир в честь Мухали, который скоро вернется в Китай, где киданьцы Ляо Вэна помогут монголам в войне против цзиньцев. Это была последняя передышка, которой мог насладиться Тэмуджин перед тем, как молиться, приносить жертвы и слушать гадания шаманов по костям и предсказания своего советника киданьца. Его шпионы и разведчики уже работали в Хорезме.

Двор угощался бараниной и пил крепчайшие вина, которые выставляли на мороз, чтобы вода превращалась в лед и оставался чистый спирт. Слух услаждали флейтисты, рабы — китайцы и китаянки танцевали и жонглировали, но Есуй заметила, что веселья было не больше, чем на тризне. Рассказы Мухали о боевых действиях с трудом выводили хана из состояния мрачной задумчивости. Смех Борчу и Джэлмэ был натянутым, а Угэдэй и Тулуй пили даже больше обычного.

Тэмуджин пригласил на пир четырех своих ханш. Есуй прихлебывала вино. Наверно, кто-нибудь еще заговорит первым. Она заметила взгляды, которые многие переводили с хана на его сыновей, словно бы безмолвно задавая ему тот же вопрос. Тэмуджин может выслушать Угэдэя и Тулуя, он всегда относился к ним более тепло, чем к другим сыновьям. Хулан могла бы сказать, не вызвав обиды. Субэдэй и Джэбэ вскоре примутся за воспоминания, и тогда слова не вставишь. Хан наклонился к Мухали с трона. Есуй сделала глубокий вдох.

— Позволь сказать, мой муж, — сказала она.

Хан повернулся к ней.

— Говори.

— Хан будет одолевать высокие горы и широкие реки, — сказала она. — Оскорбители его будут утоплены в крови, и рыданья их жен и дочерей будут музыкой для его ушей.

Она могла не продолжать. Он улыбался, но глаза его сощурились.

— И все же любой человек, — продолжала она, — даже величайший из людей, смертен.

Гул голосов смолк. Флейтисты прекратили играть. У Есуй теперь не было пути назад.

— Мне трудно говорить об этом, — сказала она, — но если большое дерево падает, что случается с птицами, свившими гнезда на его ветвях? Куда они полетят, если некому указать им путь? У тебя четыре благородных и храбрых сына, но который из них будет твоим наследником? Я задаю этот вопрос не одна, а от имени всех твоих подданных. Мы хотим знать твою волю.

Его глаза сверкали, как драгоценные камни. Он накажет ее за упоминание о его возможной смерти, за то, что она бросила тень на предстоящий поход.

— Мне не нравятся эти слова, — тихо сказал он.

Кровь отлила у нее от лица. Он не накажет ее прямо здесь, а заставит ее ждать, трепеща перед тем, что может случиться.

— Но ты высказалась смело, Есуй, — продолжал он. — Мои братья, сыновья, даже Борчу с Мухали не осмелились бы задать мне этот вопрос.

Есуй монотонно раскачивалась. Ее пощадят.

— Моя Яса предусматривает, что следующего хана изберет курултай, — сказал Тэмуджин, — но нойоны должны знать мою волю. — Джучи и Чагадай напряженно следили за ним. — Ты мой старший сын, Джучи. Что скажешь ты?

Джучи открыл было рот, но тут вскочил Чагадай.

— Почему ты обращаешься к нему?