Читаем без скачивания Сидящие у рва - Сергей Смирнов

— Откуда ты знаешь аххумскую речь?

— Хм! Я знаю и хуссарабскую речь!

Лицо Карраха потемнело. Он кивнул ординарцу:

— Приведи сюда киаттских пленников.

Пленников привели — четверых знатных жителей Гинды, захваченных в качестве заложников. Они были закованы в ошейники, как рабы, и скованы одной цепью.

— Вы знаете этого человека? — спросил у них Каррах. — Кто он?

Пожилой киаттец сказал:

— Не вижу смысла скрывать. Это Ибрисс. Старший сын короля Эрисса. Непутевый, как говорят, сын. Бродяга, и помешанный к тому же. Он еще в детстве убежал из дома и вроде бы обошел весь мир. Возвращался ненадолго, отъедался и отсыпался, и снова уходил. Дромоман.

— Ясно, — Каррах поднялся. — Покажите мне этот стилет.

Ему подали стилет. Каррах повертел его в руках и внезапно спросил у Ибрисса:

— Так тебя подослал Фрисс?

Ибрисс промолчал. Каррах, не дождавшись ответа, сказал:

— Хорошо. Можешь спеть нам напоследок.

Ибрисс исподлобья глянул на него.

— Я не буду петь варварам.

— Дело твое, — сказал Каррах, садясь в седло. — Повесить его на этом дубе!

Пока не слишком привычные к ремеслу палача воины прилаживали веревку к ветке дуба, завязывали петлю и искали, на что бы поставить Ибрисса, тот пребывал в полуобморочном состоянии.

Бормотал нечленораздельно, глядел прямо перед собой, втягивал голову в плечи. Но как только дело дошло до петли, он вдруг словно проснулся.

— Фрисс запер меня в темнице, — сказал он осмысленным голосом. — Меня и королеву-мать…

Один из воинов остановился, другой сказал:

— Не слушай его. Он сумасшедший.

— Да, я сумасшедший, — так сказал Фрисс. Но он обещал мне свободу, если я задержу войско… Скажи, — обратился он вдруг к державшему его солдату, — Скажи, ты не знаешь, где сейчас мой брат Крисс?

Солдат оглянулся на десятника, командовавшего казнью. Десятник хотел отмахнуться, но передумал. Поставил ногу на положенное на землю запасное седло, предназначенное для казни:

— Какое тебе дело до Крисса? Он верно служил нашему царю…

Ибрисс сделал хитрое лицо:

— Да, Крисс очень умный. Самый умный из нас троих. Гораздо, гораздо умнее Фрисса!

Десятник неопределенно хмыкнул и сказал молодому солдату:

— Что стоишь? Позови-ка сотника, а еще лучше — кого-нибудь из штабных.

Каррах вскоре вернулся — для этого ему пришлось вновь остановить колонну и он был очень недоволен задержкой.

— Ну, так что же ты знаешь про Крисса? — спросил Каррах, удерживая разгоряченного скачкой коня.

— Крисс? Крисс — мой младший брат. Каласса сказала, вот придет Крисс, и прогонит Фрисса, и выпустит нас из темницы.

Каррах молча смотрел сверху вниз на Ибрисса. Наконец медленно проговорил:

— Колодку ему на шею — и на одну цепь с киаттцами!.. Кто-то очень хочет, чтобы мы штурмовали Оро.

Повернулся к ординарцу:

— И, кажется, мы его будем штурмовать… Объявить привал.

Тысячников ко мне!

ДОЛИНА ТОБАРРЫ

Тишина висела над тысячами шатров, раскинутых у слияния Тобарры и Алаамбы. Стада отвели дальше по долине, чтобы блеянье и мычание не нарушали великого молчания.

Ибо Богда умер.

Об этом сообщил военачальникам Ар-Угай, который просидел всю ночь у изголовья каана, пытаясь понять и расслышать последнюю волю Богды.

Ар-Угай вышел из шатра перед самым рассветом. Подошел к костру, вокруг которого сидели военачальники. Они ничего не спросили, и он ничего не сказал.

Посидел у огня, глядя в язычки пламени, прыгавшие вверх, и исчезавшие в черном небе, на котором тускло сияла Горсть Алмазов.

А потом он велел рабам отнести его за пределы лагеря, в поле — туда, где ночами великий каан говорил с Сидящими у Рва.

Ар-Угай тоже велел выкопать ров, и сжечь в нем жертвенных ягнят.

Когда он вернулся, горная цепь на востоке проступила во тьме, а вершины на западе стали розовыми. Он сел в круг и сказал:

— У великого каана не было сыновей. Все время рождались дочери. Как поступали с ними?

— Их убивали! — проблеял младший брат Богды Угда, счастливо хлопая глазами. Он только что выпил перебродившего кумыса и был счастлив. Как обычно в счастливые моменты, он пустил слюну, и подбородок блестел; впрочем, все лицо его лоснилось и было красным — от света костра.

— Да, их убивали, — сказал Ар-Угай, покосившись на Угду. — Сажали на диких кобылиц. Бросали в Тобарру. Или под ноги мчавшимся коням. Но одну из них украли те белые люди, что живут на острове в устье Тобарры.

— Те, что молятся двум перекрещенным палкам, — сказал Шаат-туур. — Говорят, они приплыли когда-то с запада, и поселились на острове. Сначала они ходили по стойбищам, обращая в свою веру хуссарабов. Но потом великий Богда решил, что вера их вредна. Монахов стали ловить и сажать на кол — и они спрятались в своем каменном доме на острове.

— Ты многое помнишь, Шаат-туур, — кивнул Ар-Угай. — Ты самый старый из нас. А не помнишь ли ты, что было дальше с дочерью великого каана?

— Нет, Ар-Угай. Туда был послан отряд Урзы-шара. Он осадил монастырь и держал осаду много дней и ночей. А потом направил воды Тобарры на остров. Вода подмыла стену, стена рухнула.

Воины ворвались в монастырь и многих убили. А почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа Ар-Угай обернулся к шатру каана и крикнул:

— Аиз!

Старая Аиз будто ждала: сейчас же выбежала из шатра, вытирая покрасневшие от слез впалые глаза.

— Подойди сюда, Аиз. Расскажи нам о своей дочке, которую украли белые монахи.

Аиз вошла в круг, сложила руки под обвислой грудью и сказала:

— Наша дочь Айгуз уплыла. Так мне сказал потом Урза, когда вернулся из похода. Перед тем, как наши воины ворвались в монастырь, кто-то из них взял нашу крошку и бежал с острова на плоту. Плот унесло далеко в море, и с тех пор никто не видел его.

— Ты слышал об этом, Шаат-туур? — спросил Ар-Угай.

Шаат-туур погладил длинную редкую бороду.

— Я кое-что слышал, да.

— Что ты хочешь сказать, Ар-Угай? — набычился Камда. — Что Айгуз жива?

Темники, как по команде, зацокали языками и закачали головами.

Лишь Кангур-Орел не двинулся:

— Ар-Угай прав. Айгуз жива. Давным-давно в Аххуме служит нам человек по имени Хуар-Раго. Он рассказал мне, что двадцать четыре года назад в городе Кей-ту выловили плот. На нем нашли умирающего монаха и девочку-сосунка.

Темники заволновались.

— Эту девочку аххумский царь взял себе в дочери. Она выросла и стала женой Аххага-царя — того, который завоевал Равнину.