Читаем без скачивания Колесо Фортуны - Николай Дубов

- Кого еще нелегкая принесла в эту пору?.. Кто там?

- К капитану Орлову из дворца.

- Нету его. Дома нету.

- Велено проверить самолично.

- Нашел время. Днем приходи, а не ночью.

- Приказано немедля. Отвори дверь. Или позови главного из слуг.

- А я и есть главная. И не отворю, хоть из пушки стреляй.

- Ты пойми - я по высочайшему повелению!

- А почем я знаю? Может, ты лихой человек, грабитель какой?

- Вот дура-баба! Ты погляди в окошко - увидишь, какой я грабитель...

В мерцающем свете шандала появилась бравая фигура гвардейца.

- Погоди малость! - крикнула ему Домна.

Вояки в кирасах и касках нередко посещали Орлова, она понимала, что в такую форму грабитель не обрядится, и порадовалась, что успела укрыть Григория. Опаски ради Домна растолкала храпевшего на всю кухню Антипу. Орлов мелкую стать любил только в женщинах, и Антипа - кухонный мужик и слуга на все случаи - был рослым и дюжим, почти как Трофим, только молод и безус.

- Вставай, Антипушка! Ломится там какой-то человек, говорит, из дворца...

С трудом разодрав белесые ресницы, Антипа посмотрел на нее:

- Так чо? Прогнать, что ли?

- Со мной пойдем. Только на всякий случай возьми баринову саблю, что ли...

- Не, я лучше это... Способнее! - сказал Антипа и взял в углу увесистую кованую кочергу.

- Где Орлов? - крикнул обозленный вахмистр.

- Не ведаю. Барин слугам не сказывает, куда едет.

- Все равно - показывай покои. Приказано самолично проверить.

И они пошли по всем комнатам - впереди Домна с двусвечником, следом вахмистр, а за ним, не выпуская кочерги, шлепал босыми пятками Антипа. Он был на голову выше вахмистра, и, когда Антипово сопение слишком приближалось к его затылку, вахмистр опасливо косился на него через плечо. Обойдя дом, они вернулись в прихожую.

- Кладовки да кухни тоже проверять станешь, аи нет? - спросила Домна.

- Поговори еще, ведьма старая! - прокричал вахмистр. - Набаловали вас тут, чертей...

Он рванул входную дверь и с громом захлопнул ее за собой.

- Слава тебе господи! - перекрестилась Домна. - Иди досыпай, Антипушка.

Антипа зашлепал в кухню, а Домна заперла входную дверь и поднялась к Орлову. Григорий спокойно спал, не подозревая, что когда-то показавшийся ему смешным тайник господина Кнутсена во второй раз спас его от беды.

Выслушав рапорт вахмистра, императрица кивком отпустила его. Она этого жда-ла. Так и думала. Все - вранье, ложь, шарлатанство... Но что ему было нужно?

Зачем он приходил?

С тех пор как она начала думать о себе и своей судьбе, Екатерина не сказала и не сделала ничего, что не было бы ей приятно, полезно, выгодно, пусть и не сразу, непосредственно, а хотя бы косвенно и когда-то потом, и ей просто не приходило в голову, что у людей могут быть другие мотивы, поведение их может иметь иное объяснение. Теперь она терялась в догадках и не могла разгадать, какую цель преследовал этот человек, кто бы он ни был - настоящий граф или самозванец. Кто он - сторонник Петра? Но Петр мертв, никакие сторонники ему теперь не помогут. Чего же он хотел - отомстить? Он мог убить ее, но не тронул и пальцем. Однако кем бы он ни был, это враг. Коварный и опасный. Умный враг, и потому вдвойне опасный... Если он посмел так говорить с самой императрицей, то что же он будет говорить там?! Очернит, оклевещет ее на всю Европу... Нужно немедля...

А что - немедля? Кому сказать, кому поручить? Орловым нельзя: чем-то они обязаны этому проходимцу, да Григорий неведомо и где... А вдруг!.. Вдруг он Григория сам и погубил, а для отвода глаз явился, чтобы рассказать сказку о каком-то нападении? Боже, как может быть коварна человеческая натура!.. Нет, его нужно немедленно догнать, схватить и до всего допытаться!.. Кому же? Панину? Вельможный чистоплюй, сочинитель вздорных прожектов, бумажная душа... Разумовскому? Лукав и ленив. Князю Волконскому? Непроходимый болван - пока он что-то сообразит, того и след простынет... Барон Корф - шумная балаболка... А даже если бы кто-то из них годился - им нужно объяснить, значит, рассказать о том, как какой-то проходимец оскорблял, унижал императрицу. Немыслимо! Невозможно никому рассказать о том, что произошло, тот мерзавец прекрасно это понимал и даже бравировал...

Императрица с ужасом поняла, что, в сущности, ей не на кого опереться, она беззащитна. Верный Шкурин позволил себя чем-то отравить... А знать? Придворные болтуны, не способные действовать... Нужны не знатные бездельники, а пусть никому не известные, но готовые на все, безгранично преданные люди, которым не нужно ничего объяснять, достаточно приказать, чтобы они слепо повиновались. Только где их взять?.. А ведь были! Пустоголовому Петру они были не нужны - разогнал... Всего за полгода сколько вреда нанес державе и трону проклятый голштинский выродок!

Сменился караул во дворце, наступило утро, и беспробудно спавший Шкурин вдруг потянулся, застонал от боли и открыл глаза.

- Батюшки! - спохватился он. - Кажись, задремал?

- Задремал? Да ты дрых всю ночь! - сказала Шарогородская. - Теперь не знай, что и будет! Матушка-государыня просто ужас до чего осерчала!

- Господи! Как же это? Что ж ты меня не разбудила? - ужаснулся Шкурин.

- Добудишься, когда ты - как полено.

- Пропал... Совсем пропал! - прошептал побелевший Шкурин.

Из кабинета донесся звон колокольчика. Шарогородская скользнула в кабинет и тотчас вернулась.

- Иди на расправу...

Крестясь и прихрамывая, Шкурин пошел в кабинет.

Стоявшая у окна императрица обернулась. После бессонной ночи лицо ее пожелтело, под глазами были круги.

- Ну, скотьина... - процедила она сквозь зубы. - Что скажешь?

Шкурин грохнулся на колени.

- Прости, матушка-государыня! Сам не знаю... Не иначе, как сомлел с устатку...

- Сомлел?

Она подошла к нему, наотмашь ударила по щеке, по другой.

- Бей, матушка-государыня, бей, только смени гнев на милость! Сам не знаю, как это случилось.

- Ты напился, как последний свинья!

- Матушка! Да я в рот этого зелья не беру!.. Разве бы я посмел?

- А что тебе дал выпить этот граф?

Руки Шкурина опали.

- Какой граф, ваше величество?

- Которого ты ночью привел ко мне, сказал, что он от Орлова...

Глаза Шкурина округлились от удивления и страха. - Помилосердствуй, матушка-государыня, я никого не приводил... Не было никакого графа, ваше величество!

Екатерина отшатнулась.

- Ты еще хочешь лгать в свой оправданий?

- Матушка-государыня, как бы я посмел?! Может, на меня затмение какое нашло?.. Может, разумом помутился, только... Вот хоть руку на отсечение!

- - Плохой слуга отрубывают голова, а не рук!

По лицу Шкурина побежали слезы, он стукнулся лбом об пол, распластался, как перед иконой.