Читаем без скачивания 1941. «Сталинские соколы» против Люфтваффе - Дмитрий Хазанов

— Здесь нам оставаться придется недолго. Заканчивается отделка специального здания. Там же будет и новый командный пункт, который полностью отвечает всем современным требованиям.

С Громадиным у нас сразу установились хорошие, деловые отношения. Он держался просто, ни в коей мере не старался подчеркнуть свое положение. Мы часто беседовали с ним о структуре Московской противовоздушной обороны, ее задачах и принципах организации боевой работы.

В первый же день М.С. Громадин познакомил меня с полковым комиссаром Николаем Федоровичем Гритчиным — начальником отдела политической пропаганды корпуса (секретарь Фрунзенского райкома партии Москвы был мобилизован в конце 1939 г. и получил высокое воинское звание. — Прим. авт. ). С ним бок о бок мне довелось работать всю войну. И я должен сказать, что в лице Николая Федоровича всегда находил деятельного помощника и хорошего товарища.

Уравновешенный, рассудительный, немногословный, он не терял присутствия духа в самой сложной обстановке. В трудные дни напряженных боев с воздушным противником было приятно чувствовать рядом с собой такого надежного помощника и советчика.

Вместе с Громадиным и Гритчиным я познакомился с работниками управления корпуса, командирами частей, политработниками. М.С. Громадин очень хорошо знал людей, отзывался о большинстве из них весьма доброжелательно (по воспоминаниям ветеранов, и у Громадина, и самого ДА Журавлева сразу сложились напряженные и даже неприязненные отношения с генералом А.А. Осиповым, которого назначили заместителем начальника ГУ ПВО. — Прим. авт.). Отлично разбирался он и в вопросах боевого применения войск ПВО, ясно представлял себе характер боевых действий при обороне крупного пункта от нападения воздушного противника. Словом, передо мною был зрелый военачальник, а не тот командир-пулеметчик, с которым довелось познакомиться в 1926 г. в Каменевке.

Беседы с Громадиным помогли мне быстрее войти в курс дела. Я и не подозревал, что наша военная наука столь детально разработала вопросы противовоздушной обороны крупных административных и промышленных центров. Да это и не удивительно — войска ПВО страны в то время были несколько обособлены. Видимо, в значительной степени это обусловливалось требованиями секретности. Правда, в период предвоенного бурного развития войск ПВО в них направлялось много командиров, инженеров, политработников из полевой артиллерии, пехоты, специальных войск. Среди них у меня было немало знакомых. Но как-то так получалось, что с уходом этих людей в ПВО я терял их из виду.

Мне пришлось взяться за учебники, усердно знакомиться с директивными документами. До поздней ночи засиживался я над книгами и все больше убеждался, что войска, в которых приходится мне служить, имеют свои, присущие только им особенности, оснащены новейшей по тому времени боевой техникой.

В начале июня в сопровождении начальника штаба корпуса полковника Михаила Григорьевича Гиршовича я отправился в новое здание, предназначенное для управления корпуса. К тому времени строительство большого, хорошо спроектированного дома в центре города было уже закончено. Шли внутренние отделочные работы. Осматривая многочисленные помещения, я мысленно благодарил проектировщиков, строителей. С признательностью подумал я и о Маршале Советского Союза СМ. Буденном, который очень много внимания уделил этой стройке, будучи командующим Московским военным округом, а затем — заместителем наркома обороны СССР.

Большое впечатление на меня произвел командный пункт.

Находился он здесь же, под домом, на глубине 50 м.

По левую сторону длинного, ярко освещенного коридора — многочисленные двери. Гиршович открыл одну из них:

— Здесь пункт управления командира корпуса.

Стены обиты бархатом, чтобы приглушить звук, мягкая мебель, отлично продуманное освещение, хорошая вентиляция. Все это вначале показалось мне излишней роскошью. Однако очень скоро я убедился, как облегчили нам выполнение трудных обязанностей созданные здесь удобства.

В середине зала, куда мы с Гиршовичем вошли, помещался большой стол с пультом управления. Пользуясь им, можно было связаться с любой частью, с каждым из начальников родов войск, с городскими организациями и правительственными учреждениями.

Рассказывая мне о назначении различной аппаратуры, М.Г. Гиршович с какой-то таинственностью показал на один из телефонов:

— Этим аппаратом пользоваться запрещено. Он запломбирован. По нему можно говорить только в крайнем случае…

— Ладно, — ответил я, — тут и без него достаточно различных средств связи.

Проектировщики нашего «подземного замка» предусмотрели все до мелочей. Не выходя на поверхность земли, мы могли принять горячий душ, отдохнуть, поесть. В случае недостатка воздуха можно было включить кислородное оборудование.

Как не походил наш КП на тесные казематы руководителей ПВО Берлина, которые мне довелось осматривать в 1945 г., сразу после разгрома гарнизона немецкой столицы. Пункты управления противовоздушной обороны Берлина находились в тесных помещениях, не обеспечивающих дежурным расчетам элементарных удобств. Признаться, мы были удивлены. Ведь в гитлеровских войсках штабы и командные пункты всегда оборудовались добротно. Но оказалось, что противовоздушной обороне Германии вообще не повезло. Хвастливое заявление Геринга о том, что на рейх не упадет ни одной бомбы, принималось всерьез. (Любопытно отметить, что генерал Д.А. Журавлев изъявил желание лично участвовать в допросах руководителей ПВО Берлина, неизменно спрашивая их в мае 1945 г. о налетах люфтваффе на Москву летом 1941 г., но, естественно, никаких ответов не получал, поскольку обращался не по адресу. — Прим. авт.)

…Мы долго ходили по комнатам нашего КП. Слева от зала, где размещался пункт управления командира корпуса, находилась комната оперативной группы начальника зенитной артиллерии, справа — командира 6-го авиационного корпуса. В этом было нечто символическое: старший авиационный начальник являлся правой рукой командира корпуса ПВО, а начальник зенитной артиллерии — его левой рукой.

Верхний этаж КП занимал главный пост ВНОС. Там хозяйничал со своими подчиненными начальник службы воздушного наблюдения, оповещения и связи полковник А.Н. Глазер. Рядом находилась оперативная группа прожектористов, возглавляемая начальником прожекторной службы полковником Б.В. Сабурновым, и некоторые другие службы.

А потом свое огромное заведение показывал мне начальник командного пункта инженер-полковник Н.А. Захаров, человек обширнейших знаний и предельной добросовестности. Он рассказал, что в специальном помещении смонтирована достаточно мощная электростанция для обеспечения нужд командного пункта на случай аварии городской сети. Замечу кстати, что на протяжении всей войны включать ее приходилось только для проверки. Московская энергосистема работала бесперебойно, также как водопровод и канализация — словом, все коммунальное хозяйство большого города.

Возвращаясь в старое помещение штаба, я чувствовал огромное удовлетворение: Московской противовоздушной обороне придается действительно большое значение, если с такой заботой относятся к ее нуждам.

…Я снова в своем кабинете. Передо мной карта. По ней изучаю боевой порядок Московской зоны ПВО и 1-го корпуса противовоздушной обороны, район действия их средств. Москва на карте очерчена двумя красными окружностями. Радиус большей из них 120 км. На таком удалении от столицы должны встречать воздушного противника самолеты-истребители Московской зоны ПВО. Вторая окружность — на расстоянии 30–40 км от центра Москвы. Внутри ее — зона действия наземных средств ПВО: зенитной артиллерии среднего и малого калибра и зенитных пулеметов.

Советская военная наука достаточно детально разработала вопросы защиты тыловых объектов от налетов вражеской авиации. В соответствии с ее выводами противовоздушная оборона строилась на совместном использовании родов войск ПВО и единстве управления ими в бою.

Вечером 21 июня, когда мы с семьей были на выставке, около одного из павильонов меня нашел адъютант.

— Товарищ генерал, — торопливо доложил он, — вам приказано немедленно явиться на командный пункт.

Я посмотрел на часы: 18 ч 35 мин. «Что бы это могло быть? Очевидно, что-то, связанное с учениями». На душе было как-то тревожно — уж не война ли это? Такой же вопрос я читал в глазах своих подчиненных. Но, разумеется, вслух его никто не задавал.

На командном пункте собрались все, кому положено там быть во время боевой работы. В помещении стало шумно: высказывались предположения о том, как сложится предстоящее учение, звонили командиры частей, докладывая о ходе развертывания подразделений, отдавались различные распоряжения.