Читаем без скачивания Герой должен быть один - Генри Олди

Проклиная нелепые случайности, грозившие разрушить столь тщательно продуманный план, Громовержец погрозил кулаком непонятно кому и двинулся сквозь грозу.

…Лихас никогда не мнил себя великим воином, и в других обстоятельствах уже давно предпочел бы спастись бегством или скромно погибнуть. Но сегодня пришла ночь, когда платят долги, когда жизнь берет тебя за шиворот и без спросу швыряет в огонь, заставляя чудом уворачиваться от смертельного удара копьем и бросаться вперед, рубить, колоть, сбивать с ног – с тем, чтобы снова избегать бронзового жала и жить, когда это кажется невозможным. Напарник-арголидец погиб почти сразу, успев зарезать кого-то из островитян, и Лихас остался один… нет, конечно, рядом дрались и другие спрыгнувшие с корабля воины, но здесь, на крохотном пятачке чужой земли, у Лихаса была своя битва, один на один со всем миром, потому что позади лежал бесчувственный Геракл, некогда спасший десятилетнего оборвыша от кровожадных кобыл Диомеда, и сегодня оборвыш платил долги, не имея права бежать или умереть.

Косцы шарахались в стороны, не решаясь приближаться к верткому пирату, к яростному демону с безумно горящими глазами, который, казалось, мог находиться сразу в нескольких местах, всякий раз избегая направленных в него ударов, даже не отражая их.

«Аластор![70] – кричали солдаты Эврипила, промахиваясь в очередной раз. – Дурной глаз!»

А Лихас метался вокруг Геракла уже из последних сил, соленый пот тек по лицу вперемешку со струями дождя, туманя зрение, хотя и без того в этой кромешной тьме было трудно что-либо разглядеть; небо раскололось над самой головой – парню некогда было понимать, что это просто очередная молния, только какая-то очень уж долгая – и рядом с Лихасом неожиданно возник пожилой, но крепкий еще мужчина с косматыми бровями и изрядно поседевшей бородой.

Незнакомец взмахнул жилистой рукой, ураганный порыв ветра отшвырнул несколько летящих копий, как сухие тростинки; вокруг образовалась гулкая пустота, как иногда бывает в самой сердцевине шторма, и Лихас догадался, что перед ним – бог.

Более того, парень даже знал – какой; и бог этот только что спас ему жизнь.

– Ты хорошо сражался, мальчик, – бог положил тяжелую ладонь на плечо Лихаса, и тому отчего-то не пришло в голову, что надо бы пасть на колени и вознести хвалу. – Спасибо – за него.

Бог ободряюще кивнул парню и, легко подхватив оглушенного Алкида на руки, ступил во тьму и исчез во вспыхнувшей серебряным огнем воронке.

Лихас не знал, что никто, кроме него, этого не видел.

Он все стоял, опустив меч, и в голове его эхом отдавались слова бога: «Ты хорошо сражался, мальчик. Спасибо – за него».

И крепкая мозолистая ладонь на плече.

Алкид теперь находился в безопасности.

Можно было умирать.

И Лихас расхохотался в лицо опешившим косцам, шагнув на копья – но тут чья-то рука, не менее крепкая, чем рука бога, ухватила его за шиворот и оттащила назад.

– Где Алкид? – выкрикнул невесть откуда взявшийся Ификл, и Лихас сперва различил рядом с ним звериный оскал Иолая, а уж потом, за их спинами – силуэт второго, только что причалившего корабля, за которым уже проступали из размытого дождем мрака контуры третьего.

– Его оглушили. Камнем. А потом… потом явился Зевс, сказал мне, что я хорошо сражался, и унес Алкида.

Лихас понимал, что ему не поверят.

Особенно про «хорошо сражался».

Но в глазах Ификла не было недоверия.

– Как они ушли? – вмешался Иолай, озираясь по сторонам и жестами отдавая какие-то команды бегущим от кораблей воинам. – Куда?!

– Не знаю! Они в такое… в светящееся… ну, на воронку похоже!

– Дромос… – пробормотал Ификл, окончательно убеждаясь, что Лихас не врет. – Ну что ж, мальчик, ты и впрямь хорошо сражался! А теперь – не научить ли нам этих драных козопасов, как положено встречать дорогих гостей?!

– Научить! – счастливо завопил Лихас и – откуда и силы взялись! – устремился вслед за Ификлом.

Рядом, по щиколотку увязая в песке, уже бежали мирмидонцы Теламона и седые тиринфские ветераны; при вспышке молнии на вершине утеса Лихасу померещилась какая-то высокая фигура, похожая на женскую, но в шлеме и с копьем в руке – только задумываться над этим не было времени, потому что надо было не отстать от машущего дубиной Ификла, облаченного в изрядно потрепанную и мокрую львиную шкуру, которую он так и не успел вернуть брату; и тут на Лихаса снизошло вдохновение.

– Геракл с нами! – взметнулся над побережьем пронзительный клич. – Вперед, герои! Геракл с нами!

– Геракл с нами! – подхватила сразу дюжина глоток, и с этим кличем невиданная волна, пенясь остриями мечей и копий, хлынула на дрогнувший остров Кос.

Не ждавшие такого натиска и прибывшего к «пиратам» подкрепления, островитяне начали отступать. Кое-кто успел вскарабкаться обратно на утесы, но большинство оказалось прижато к скалам и было вынуждено принять бой. Рубились вслепую, на слух, ориентируясь лишь во время коротких вспышек молний – но когда дубина Ификла с тупым хрустом размозжила череп немолодого бородача в потрепанном дедовском доспехе, кто-то из сражавшихся рядом косцев воскликнул, не сумев сдержаться:

– Эврипил… басилея убили!

– Геракл убил басилея Эврипила! – немедленно поддержал оказавшийся как всегда в нужном месте Лихас – и исход ночной битвы был решен.

Клянясь, что не знали о том, что имеют дело с самим Гераклом (это, в сущности, было чистой правдой), косцы начали сдаваться, моля о пощаде.

И первым бросил копье рыжий Халкодонт, сын рыжего Антисфена – хвастовство решив оставить на потом, когда Геракл и его люди покинут остров.

Главный козопас твердо знал, что мертвым слава ни к чему.

Может быть, Халкодонт и не был настоящим героем, но уж дураком он не был ни в коем случае.

Ификл ни секунды не сомневался, что его брат – жив.

Мелкие ракушки, похожие на распростерших крылья хищных птиц, хрустели под ногами; из бухты по ту сторону мыса раздавались возбужденные возгласы – Иолай со мирмидонцами приводил в порядок потрепанные бурей корабли; море ластилось к побережью Коса, как напроказивший щенок, вылизывая песчаные отмели, и вчерашняя битва под проливным дождем казалась дурным сном.

А Алкид был жив.

Не здесь; но – жив.

Из-за береговых скал тянулись к небу робкие дымки: жители Коса мало-помалу приходили в себя, возвращались к повседневной жизни, поминая лживую кровавую ночь недобрым словом и готовясь к огненной тризне по убитым, и в первую очередь – по своему басилею Эврипилу.

А Алкид был жив.

Ификл знал это.

Он только не знал, что будет, если один из близнецов – неважно, который – умрет первым, не дождавшись брата.